— В Церматте? — Нет. В Гларусе. Её звали Анна Гёльди. Это было в восемнадцатом веке. А в двадцать первом, спустя двести двадцать шесть лет, швейцарцы признали её жертвой судебной ошибки. Кстати и начались массовые процессы по обвинению людей в колдовстве именно в этой стране в четырнадцатом веке. — Печальная история. Даже жестокая и мрачная, как и всё, что связано с инквизицией. Помнишь, музей пыток в Праге? Сейчас говорю, а у меня зубы сводит. — Не оправдываю. Однако скажу, что не всё ужасно в этом явлении. Историки рассказывают об инквизиционной революции, так в судебных процессах появились перекрёстные допросы или наблюдения за подозреваемыми. То есть нужно было доказать вину человека, а не наоборот. Ранее тот изначально оправдывался. — Но это не мешало им выносить обвинительные приговоры. — Очень многое зависело от региона и в Швейцарии тоже, где-то и вовсе не было инквизиционных судов. И были оправдательные решения. И да, ты права, сложно не признать свою вину, будучи посаженной на стул ведьмы. А признание — царица доказательств. — Это ты тоже всё читал от скуки? — Нет. Пытался понять тебя и Виту. — Получилось? — Нет. Инквизиция больше про борьбу с инакомыслием в вопросах веры, про политику и козлов отпущения, а не про волшебство. — Интересно, также было и в нашей вселенной? А знаешь, раз уж мы всё равно говорим о неприятном в таком приятном месте, то хочу извиниться за свой эмоциональный всплеск. — За что извинятся, Вик? — Я такого наговорила, что внутри до сих пор трясет. — Милая, я не злюсь. Больше переживаю за тебя, и за то, что ещё и трясёт. И теперь понятна твоя седина. В горе и отчаянии и не такое придёт в голову. А раз ты целомудренно сидела дома, значит, возникающим чувствам просто некуда было выйти. Теперь ты в безопасности, и тебя ими накрывает. И я даже уверен, что это не в последний раз. Не беспокойся, я понимаю, что с тобой происходит. — Откуда? — Я всё же дошёл до психолога, только в другой вселенной. Пару лет психотерапии не прошли даром и помогли принять текущее положение вещей. Тебе бы к нему походить. Интересно, в той вселенной этот человек тоже занимается психологией? — Даже если и занимается, он может быть совсем другим, ведь я и Вита, разные. — Да, лучше тогда к Фёдору. — Придётся объяснять про параллельные вселенные. — Он уже знает, что я из другого мира. Хватило одного показательного выступления Виты, чтоб Фёдор перестал подозревать у меня шизофрению. — Удобно. Там нет запретов на подобные фокусы? Типа и настигнет Виту кара за самовольное применение силы. — Она же никого не лечила. Только показала мироустройство. — Поняла. — Вита проще относится к своей силе. В её семье всегда можно было говорить о магии свободно. — Повезло, — натянула улыбку Вика, а поезд подъехал к платформе Церматта. — Мы дойдём до отеля пешком. Здесь близко, — сказал Виктор, спуская их чемоданчик по ступенькам на привокзальную площадь. Там туристов встречало одинокое солнце, без свиты из облаков. Вкусный воздух будоражил сознание, и хотелось улыбаться. — Я знал, что ты оценишь это место. — Ещё не успела, — усмехнулась Вика. — Не, тут либо любовь с первого вздоха либо просто очередное туристическое местечко с натертым до блеска сурком на фонтане. Я уже вижу блеск в твоих глазах. И рад, что ты сначала попала сюда вне туристических сезонов. — Звучит так обнадеживающе. Приедем ещё? — Без сомнений. — В какой вселенной? — Мне не важно. Лишь бы видеть, как сияют твои глаза. — Это не мои глаза. — Глаза как раз твои. Ни в чьих других я так не утопаю. Человек не набор качеств и частей тела. Он всегда больше того, из чего состоит. Мне нравится наблюдать, какой ты бываешь разной. Теперь я знаю, что и седина тебе к лицу. — Может лучше закрасить? — Хочешь, сделай. Я поддержу любой твой выбор. — Я скучала, милый, по твоим чётким комментариям. — Только по ним? — Ну, если ты меня всё же отведёшь в гостиницу, я инициируют ещё одну тему, по которой также скучала, будучи целомудренной. — Тогда в путь без промедлений! — широким жестом указал Виктор ей дорогу, ведущую влево. Солнце так расхрабрилось, что Вика и Виктор пошли гулять в толстовках, не надевая куртки. Однако прогулка не состоялась, закончившись через пять минут на веранде в пиццерии с итальянским названием. Витя так аппетитно хрустел пиццей пеперони, что Виктория отложила свою грибную и сказала: — Я тебя люблю. — Я тебя, — с набитым ртом поддержал он. — Прости, я так голоден, что не могу ни о чём думать и говорить. — Жуй, тебе идёт. — В тебе всегда сочеталось не сочетаемое, и сейчас это видится всё более отчётливо, — начал Поспелов, отхлёбывая пиво из только принесённого бокала. — Иногда я вижу, что ты всецело умеешь наслаждаться текущим моментом, а порой кажется, что ты излишне поглощена мыслями о прошлом. Ты так и не расслабилась сейчас со мной. Словно ждёшь, что вот-вот я исчезну как сон. А я реален. Как мне доказать тебе это? — Я и расслабилась и верю в твою реальность и боюсь, что ты снова исчезнешь. — А ещё? Чего ты боишься ещё? Вика потупила взгляд. — Милая… — Боюсь снова сорваться на тебя. — Знаешь в чём парадокс? Если ты перестанешь отключать свои чувства, тогда настоящее для тебя будет именно сейчас, где мы вместе. Всё остальное — коллекция воспоминаний из прошлого. А будущего ещё нет. И да, я готов к твоим вспышкам гнева. Прости, что повторяюсь. — Закажи мне тоже пива, — улыбнулась Вика. — Начнём расслабление с этого. — Это, конечно, костыли. Хотя пока не стоит их убирать, вдруг окажутся несущей конструкцией. Подумаю, как организовать твоё общение с Фёдором. Пусть он разбирается. — Не будет конфликта интересов? Ты к нему ходишь, и я пойду. — Права. Может быть. Я как раз сейчас пошёл к другому психологу, потому как с Федей мы вдруг подружилось. Какая ты у меня умная! Тогда найдём кого-то ещё по его совету. — Хорошо, что мы друг друга нашли. *** В окно их номера заглядывала убывающая луна, напуская в комнату голубоватый мрак. Пятницкая лежала в объятиях мужа, страшась закрыть глаза и уснуть, а после проснуться одной в Московской квартире, не понимая, какой сегодня день. — Ты не спишь, — тихо сказал Витя. — Нет, — грустно согласилась она. — Мне кажется, или я чувствую твой страх. — Не кажется. — Боишься проснуться в другом месте? — Да. — Что сейчас чувствует твоя кожа? — Дрожь. — А чувствует ли она мои объятия? — Да. — Ей тепло?