— Впечатляющие познания. Но я понятия не имею, откуда могла взяться такая отрава в Эллисдоре, — нахмурился Альдор. — Существует ли противоядие? — Главное при спасении — успеть до того момента, как отравленный заснет. После разбудить уже невозможно. Тот, кто задумал это богопротивное дело, хотел, чтобы жертва ушла с наименьшими мучениями и в покое. Внезапно Ириталь захрипела, в горле латанийки что-то булькнуло. — Быстро переверните ее набок! — крикнул монах. — Иначе она захлебнется рвотой. Посла отчаянно выворачивало наизнанку. Ее худое тело, придерживаемое руками служанки и лекаря, сотрясали спазмы. Бурая жидкость, исторгнутая желудком женщины, залила часть роскошной кровати и пол. Между приступами Ириталь стонала и, казалось, совершенно не осознавала происходящего. Альдор молился, чтобы лечение монаха оказалось действенным. Барон предпочитал не рисовать в воображении картины последствий герцогского гнева. Если возлюбленная Грегора не выживет, Альдор знал, что первым лишится за это головы. Волдхард расправится с ближайшим другом, как с государственным изменником — лишит дворянского титула, приравняет к простолюдину, четвертует и разошлет его презренные останки по разным концам страны. Таков был печально знаменитый гнев правителей Хайлигланда. И Альдор очень не хотел испытывать его на себе. Наконец хрипы Ириталь стихли. Латанийка снова лишилась чувств и обмякла в руках лекаря. Служанка аккуратно вытаскивала из-под нее грязное покрывало. — Что теперь? — спросил барон. — Еще один кувшин, — брат Аристид потянулся за мешочком. — Еще одна трубка. Еще один приступ рвоты. — Она выдержит? — Латанийцы покрепче нас с вами будут, даже женщины, — усмехнулся монах. — Хотя, признаюсь, мне еще не доводилось лечить от яда представителей этого народа. Я не знаю, какими особенностями обладают их тела. Адьдор кивнул. — Справитесь здесь без меня? — Разумеется. Собственно, вы уже сделали все, что смогли, ваша милость. Теперь оставьте несчастную женщину врачам. — Согласен, от меня здесь толку мало. — Альдор застегнул шерстяную накидку. — Тогда я пойду искать труп. Помешивая новый раствор, монах вскинул бровь в немом вопросе. — Когда посол приглашала меня на ужин, она велела приготовить двух куропаток, — пояснил барон. — Однако в последний момент учтивые слуги донесли ей, что я не люблю птицу. Госпожа распорядилась приготовить для меня другое блюдо, а вторую птицу — отдать слугам. Теперь мне нужно выяснить, успела ли эта Дринна благословить кого-нибудь еще. — Я буду молиться, — коротко кивнул брат Аристид. — Молитесь за ее превосходительство. Если она не выживет… Исцелите ее — и спасете всех нас. * * * Замок оцепенел. Ворота закрыли, невзирая на протесты горожан, не успевших вернуться в город. Мрачных стражников стало вдвое больше, в дозор встали даже некоторые из вернувшихся утром воинов. Оставшиеся на свободе слуги передвигались на цыпочках, стараясь ничем не прогневать сенешаля. Спускаясь на кухню, Альдор в очередной раз задумался о своем удивительном везении. Учтивость, повлекшая за собой замену блюда, спасла ему жизнь. — Нужно завести дегустатора, — пробормотал он себе под нос. Кухонную прислугу заперли в темнице. Отправляли в камеры всех без разбора — поваров, служанок, мальчишек-помощников. Барон сосредоточился на поисках второй куропатки — или ее жертвы. Из-за обилия беженцев нынче каждая горсть зерна была на счету, и на источающую дивный аромат жареную птицу уж точно кто-то должен был позариться, однако кухонная челядь хором клялась, что не притрагивалась к птице. Судя по тому, что все они пребывали в добром здравии, это было правдой. Оставалось искать вора среди беженцев или солдат. Ганс помогал как мог — перевернул на кухне все банки и корзины, сунул нос в ведра с объедками и отходами. Но ничего не нашел. Взяв передышку, барон вышел во внутренний двор. Ему срочно требовался свежий воздух или хотя бы несколько мгновений покоя. Помощник, нервно озираясь по сторонам, плелся следом. Во дворе, несмотря на опустившуюся темноту, было оживленно, как в полдень на рыночной площади. Сервы суетились и кричали, солдаты обеспокоенно поглядывали в сторону палаток беженцев, ютившихся возле стен. Альдор кивнул в сторону палаток и скорчил вопросительную гримасу. Гвардеец пожал плечами и развел руки в стороны. Шумно втянув ноздрями воздух, барон быстрым шагом направился к беженцам, но внезапно почувствовал, что кто-то схватил его за локоть. Раздраженно обернувшись, он увидел беженку, лицо которой казалось ему смутно знакомым. — Простите, ваша милость, — проговорила женщина. — Хейм и Уц, мои дети. Они пропали. — Обратитесь за помощью к солдатам, они помогут. — Воины не хотят с нами разговаривать, иначе я не стала бы вас беспокоить. Барон попытался мягко отстранить беженку. — В замке случилось несчастье, — со всем спокойствием, на которое был способен, убеждал он. — Нам пришлось усилить охрану. Ворота закрыты, и ваши дети никуда не денутся. Поверьте, я бы с радостью пошел искать их лично, но сейчас я очень занят, — Альдор неуклюже освободил локоть из стальной хватки обеспокоенной матери. — Прошу меня извинить. Женщина что-то зло прошипела ему вслед. Барон устыдился — он действительно хотел ей помочь и непременно помог бы. Но не сейчас. Навстречу ему спешили двое солдат. По усталым лицам Альдор понял, что они были из отряда вернувшихся утром воинов. — Ваша милость, мы кое-что нашли. — Что? — Двое мальчишек, — один из солдат махнул в сторону большого дровяного сарая. — Прятались вон там. — Мать как раз их обыскалась. Сообщите ей, она обрадуется. Второй солдат нахмурил темные брови: — Дети мертвы. Ганс побледнел. Альдор оглянулся и, убедившись, что беженка осталась далеко и не слышала разговора, приказал: — Ведите. Они быстро пересекли внутренний двор и обошли сарай сбоку. Один из солдат подал Альдору факел. Увидев маленькие тельца, барон отшатнулся, но тут же взял себя в руки. Дети были поразительно похожи на обыскавшуюся мать. Один — светловолосый и чумазый, был на пару лет старше второго — совсем белобрысого. Альдор издал скорбный вздох. Глаза мальчишек оставались закрытыми, словно те мирно спали, капли жира блестели на приоткрытых ртах. Барон поднес факел ближе к безмятежным лицам мертвых детей и пальцем открыл рот одного из братьев. С его губ тонкой струйкой полилась белесая пена — такая же, какую он видел на губах Ириталь. — Вот и вторая куропатка, — прошептал Альдор. — Простите? — Не важно. Ганс, сообщи их матери и сразу же ступай ко мне в кабинет. — Как прикажете, — побледневший молодой слуга медленно поднялся и нетвердой походкой направился в сторону палаток. Барон Альдор ден Граувер тяжело выпрямился и на ватных ногах зашагал к господскому дому. Факел он оставил солдатам — в стенах замка мог знал каждый закоулок и не нуждался в освещении. Если верить словам брата Аристида, эти дети должны были умереть без страданий. Оставалось лишь надеяться на такой исход и молиться о спасении их душ. Барон не понимал, что говорили люди в главном зале, мимо которых проходил к лестнице, смутно припоминал, как поднялся в свои покои, снедаемый чувством вины. Альдору следовало сделать это раньше, едва Грегор выразил то странное пожелание. Но он отмахнулся, посчитав себя хозяином положения, поставив под угрозу возлюбленную своего друга. Вряд ли такая мера смогла бы помочь против отравителя, но тогда Альдор хотя бы мог с уверенностью сказать, что сделал для защиты леди Ириталь все возможное. Теперь было поздно. Но, быть может, не до конца? Ганс уже ждал в кабинете. Парень испуганно отшатнулся от шкафа и спрятал что-то за спиной, когда барон резко открыл дверь. — Покажи руки! — рявкнул Альдор. Юноша подчинился, и сенешаль увидел бутылку с травяной настойкой, прихваченную им еще из погребов Ордена. Альдор хранил ее как память о мрачных годах и редко прикладывался к ядреному пойлу, предпочитая гацонское вино. — Простите, господин, — тихо взмолился Ганс. — Меня напугало все, что произошло сегодня. А с кухни выпивку брать побоялся, вдруг там тоже отрава. Барон молча достал с полки два маленьких кубка, наполнил оба и протянул один из них Гансу. — Мог попросить, — укоризненно глядя на слугу, промолвил он. — Я бы не отказал. — Стыдно стало. Больше так не буду, ваша милость. — Пей первым. Ганс кисло улыбнулся, понимая опасения своего господина, затем залпом осушил свой кубок. На глазах парня выступили слезы. — Ох… Ну и крепкая же дрянь! — прохрипел он. Барон выждал некоторое время и, убедившись, что Ганс не собирался отдавать богу душу, выпил сам и пошатнулся: настойка была настолько крепкой, что могла свалить с ног даже рунда. Альдор уже и забыл ее вкус. — Полегчало? — отдышавшись, спросил он. — Угу. Выжгла все, паскуда такая. — Не уходи, скоро мне понадобишься, — барон сел за стол, зажег несколько толстых свечей, вытащил из кармана кольцо с печатью Волдхардов и принялся писать длинное письмо. Просушив чернила, Альдор протянул запечатанный сургучом сверток Гансу: — Бери самого быстрого коня и сегодня же отправляйся в Гивой. Доставь это Артанне нар Толл лично в руки. Настало время и ей исполнить обещание, данное отцу Грегора. Не возвращайся без «Сотни», Ганс. И, молю тебя, поторопись.