Ириталь подняла бокал: — Рада, что смогла угодить. Должна признать, меня восхитила ваша забота о беженцах. Не ожидала, что замку будет до них дело. Вы, Альдор ден Граувер, находите слова утешения, кров и миску супа для каждого пострадавшего. Это — благородство, достойное одобрения самого Хранителя. — Уверен, лорд Грегор поступил бы так же. — Не сомневаюсь, — кивнула посол. — Теперь я начинаю понимать, почему вы так дружны. Ответным жестом Альдор приподнял бокал и сделал небольшой глоток. Пряная жидкость обожгла горло и прочертила огненную тропу до живота. — Беженцев становится слишком много, — стараясь не морщиться от ожога, проговорил барон. — Совсем скоро Эллисдор не сможет их принимать. Эккехард полон, Урст забит до отказа. Им придется спускаться южнее. — Есть Граувер, Мирвир, Кельбу, Ульцфельд, наконец. — Ириталь принялась аккуратно разделывать свою куропатку. — И порт Горфа для тех, кто желает попытать счастья в империи или Эннии. Альдор подцепил крошечной вилочкой небольшой кусок лепешки, в которую было завернуто нечто, напоминавшее паштет. — Как раз насчет беженцев я и хотела с вами посоветоваться, друг мой, — добавила посол. Барон удивленно приподнял брови. Как быстро они стали друзьями. — Чем же я могу помочь? — Я хочу предложить Грегору рассмотреть возможность создания хайлигландского поселения в Латан Уфаре. У моего народа довольно обширные владения на юге материка, земли хватит и для беженцев. — Но Латан Уфар находится очень далеко отсюда, ваше превосходительство. И он не имеет границ с Хайлигландом. — Почти. Есть Агаран. Альдор покачал головой: — Агаран — лишь точка, в которой сходится граница трех государств. Священный город, не принадлежащий никому. — Но именно там начинаются владения моего народа. Туда ведут все дороги. Уверена, мой дядя король Эйсваль не откажет союзникам в помощи. Нас связывает Криасморский договор, и мы все еще его свято чтим. Не имея оснований для возражений, барон лишь пожал плечами. Принесли его горячее. Аромат жареного мяса и пряных заморских трав моментально заполнил всю комнату. Служанка аккуратно поставила блюдо с сочной грудинкой перед бароном. Ириталь проследила за ней строгим взглядом и, убедившись, что подача была безукоризненной, удовлетворенно кивнула. Бокалы снова наполнились — Альдор даже не заметил, когда. Он не ел с самого завтрака, и сейчас рот барона предательски наполнился слюной. Посол с ловкостью отделила ножку от птичьего тельца и с наслаждением вонзила зубы в белую плоть. Альдор без отлагательств последовал ее примеру. — Кажется, сегодня немного переборщили с пряностями, — виновато улыбнулась латанийка. — Иногда мой повар чрезмерно ими увлекается. — Вам не о чем волноваться, — поспешил успокоить Альдор. — Это лучшее, что я ел со времен отъезда лорда Грегора. — Тогда, вероятно, вам стоит ужинать у меня почаще. Клянусь, в следующий раз вы пальчики оближете. Альдор пригубил вино и отрезал сочный кусок мяса. — Что касается вашего предложения, полагаю, лорд Грегор его оценит. Как бы то ни было, сейчас в Спорных землях этим бедолагам делать нечего. Однако для начала нужно дождаться герцога. Я понятия не имею, какие вести он привезет из столицы. Ириталь с отвращением отложила недоеденную ножку и залпом допила остывающее вино. — Воды, — хрипло приказала она. — Как можно было испортить такую нежную птицу? — Странно, мое мясо не очень пряное, — удивленно проговорил барон. Он заметил, что с лица латанийки даже исчез румянец. — И с какими же травами нужно переборщить, чтобы сделать куропатку совершенно несъедобной? Служанка-латанийка, безмолвно наполнила небольшой кубок и протянула его госпоже. Ириталь жадно осушила весь сосуд в несколько глотков, но продолжала стремительно бледнеть. — Постойте… — Альдор посмотрел на дрожащие руки женщины. Посол смертельно побледнела и начала задыхаться, хрупкие плечи затряслись. Испуганная служанка застыла и лишь беспомощно хлопала ресницами. Бокал выпал из скрюченных от спазма пальцев латанийки и с глухим звоном стукнулся о покрытый ковром пол. — Помогите… Барон вскочил, уронив стул, и подбежал к оседавшей на под Ириталь. Ее глаза закатились, в уголке рта показалась пена. — Яд! — взревел Альдор. — Лекаря, живо! Служанка завизжала и ринулась вон из покоев. Мгновением позже в комнату ворвался гвардеец, встревоженный криками. Альдор зло рявкнул: — Закрыть ворота! Никого не выпускать. Повара и слуг — под стражу. Солдат попятился, увидев распластавшуюся на полу латанийку. — Ты меня понял? — Так… Так точно! — заикаясь, проговорил страж. — Выполнять! Ириталь билась в конвульсиях и хрипела. Барон продолжал держать ее на руках, судорожно пытаясь сообразить, чем мог помочь. Он бросил взгляд на стол — на свою недоеденную грудинку, на слишком пряную птицу посла… Яд могли скрыть за обилием приправ. — Птица, — осенило его. — Чертова птица. Посол упомянула, что приготовили две куропатки, но вторую она распорядилась отдать слугам, ибо слишком поздно разузнала о вкусах своего гостя. Значит, сегодня в этих стенах умрет кто-то еще. — Леди Ириталь, — барон легко тряс женщину за худые плечи. — Проклятье! Оставайтесь в сознании, молю вас. Дверь в покои распахнулась. В комнату влетел замковый лекарь — коренастый мужчина в длинном черном балахоне, черной же шапочке и с большой сумкой на плече. На лице врача застыло смятение, и барону было трудно его за это винить. За лекарем, к удивлению Альдора, в комнату ворвался брат Аристид. Но выяснять, что странствующий монах забыл в покоях посла, Альдору было недосуг. Служанка, причитая, топталась на пороге. — Положите ее на кровать! — скомандовал лекарь. — Кувшин воды и уголь! — Уголь ранит горло, — монах начал рыться в своем маленьком мешке. — Лучше растворить порошок. Это толченая трава тихрозания, вызывает сильную рвоту и прочищает желудок. Замковый врач потрясенно взирал на божьего человека. — Так вы лекарь? Слышал о тихрозании, восточное снадобье. Давайте сюда, — он вырвал из рук Аристида мешочек с порошком. Служанка уже держала кувшин с водой на вытянутых руках. — Сколько сыпать? — Три щепотки. И принесите сюда таз или ночной горшок. Если повезет, леди будет мучительно рвать. Лекарь засыпал в кувшин порошок и торопливо взболтал сосуд. — Нужна трубка, чтобы вставить в горло. — Брат Аристид изогнул руку, наглядно показывая форму инструмента. — У вас есть что-то подобное? — Да, была, — отозвался врач. — Да только в замке отродясь никого не травили. Это вам не Гацона или Энния какая. Здесь убивают железом. — Зато я много раз боролся с ядами. — Странствующий монах принялся копаться в лекарской сумке и выудил с самого дна искомую трубку. — Держите даму с запрокинутой головой и откройте ей рот. Альдор видал отрубленные конечности и страшные ранения. Он много раз был свидетелем тому, как полевые врачи отрезали пораженные гангреной ноги и руки. Его уже не пугали зияющие раны в животах и вид скользких внутренностей, вывалившихся наружу. Но то, как выглядела толстая трубка, разрывающая горло хрупкой и беспомощной девушки, отчего-то ввергло барона в ужас. Глядя на это, ему хотелось отвернуться и отправить обратно съеденный ужин. Усилием воли Альдор подавил спазм и заставил себя смотреть, как монах проталкивает странное приспособление в горло латанийки, а затем заливает через него воду с рвотным порошком. — Теперь ждем, — божий человек тяжело вздохнул и аккуратно вытащил страшную трубку изо рта Ириталь. — Надеюсь, Хранитель услышит мои молитвы. Златовласая служанка устроилась у изголовья кровати, аккуратно вытирая перепачканное пеной и слюной лицо своей госпожи. Замковый лекарь глядел на монаха с трепетом. — Не знал, что наставники умеют лечить чем-то, кроме молитвы. — Я не наставник, а странствующий брат церкви, — поправил его монах. — Приходится бывать в разных местах. Чем больше я знаю и умею, тем внушительнее мои шансы выжить. Далеко не везде последователям Пути оказывают радушный прием. Альдор отогнал оторопь и встрепенулся. — Брат Аристид, быть может, вы способны определить и яд? — спросил он. — Я сохранил пищу леди Ириталь. Божий человек неуверенно пожал плечами. — Зависит от яда. Некоторые вещества выявить невозможно. — Посол съела половину и жаловалась, что повар переборщил с приправами. — Барон взял со стола тарелку с ужином Ириталь и протянул монаху. Брат Аристид поднес кусок недоеденной куропатки к носу и закрыл глаза, принюхиваясь. А затем лизнул, покатал на языке с мгновение и тут же выплюнул на пол. — Благословение Дринны, — подумав, заключил он. — Чье? — не понял Альдор. — «Благословение Дринны» — так называется яд. Удивительно, что его добавили в птичье мясо. Впрочем, это объясняет, почему было так много приправ… — Но отчего же яд просто не подсыпали в вино? Было бы легче. Монах устало покачал головой: — Отнюдь. «Благословение Дринны» осветляет вина, дает осадок и становится заметным, что, как вы понимаете, непрактично. Очень странно… — Что вас смущает, святой брат? — В вашем замке есть эннийцы? Яд, которым отравили эту женщину, очень дорог, но весьма эффективен. Его также называют смертью аристократов, поскольку он действует мягко и нежно. Сначала жертве становится трудно говорить, затем начинается дрожь в конечностях, конвульсии, и в итоге жертва засыпает. После смерти тело не раздувается, на лице нет характерных для многих ядов пятен. Человек выглядит, словно ненадолго прилег отдохнуть. Отсюда и название, ведь Дринна — древнеэннийская богиня ночи.