«Только тебя не хватало. Ты ошибаешься, если думаешь, что сейчас я вскочу и начну отбивать поклоны. Это неофициальный прием, и никто не обязан расшаркиваться». — Ваша светлость? — гацонец умело разыграл удивление и остановился подле хозяина дома, созерцавшего звезды, развалившись на мраморных ступенях. — Какая неожиданность, право слово! — Отличный вечер, не правда ли? — не глядя на короля, произнес Демос. — Такое чистое небо, кажется, еще немного — и можно разглядеть Хрустальный чертог. «Тонкий намек на то, что ты сейчас некстати. Соизволит ли ваше напыщенное величество его понять?» — Прелестная погода, — согласился гацонец. — Раз уж мы столкнулись, я хотел представить вам мою дочь Витторию. «А вот это нечестно, хитрый ты лис. Я не могу не проявить учтивости к даме». Зажав мундштук дымящейся трубки в зубах, Демос нашарил рукой трость и с трудом поднялся на ноги. Виттория присела в безукоризненном реверансе. Деватон поклонился в ответ и поцеловал руку молодой женщины. Она, несомненно, была хороша собой. Довольно высокая для гацонки, грациозная и, вопреки имперской моде, не стремилась достичь мертвенной бледности лица. Темные волосы молодой женщины скрывались под громоздким головным убором в виде двух рогов. На лицо Виттории спадала полупрозрачная вуаль, но Демос помнил, что оно было красиво редкой при столичном дворе яркой южной красотой. Многослойное платье с длинным шлейфом усыпали бесчисленные переливающиеся жемчужины — знаменитое сокровище Гацоны. Однако всю картину портил полный холодной надменности взгляд. Ни один мускул на лице Виттории не дрогнул, когда Горелый лорд улыбнулся ей мерзейшей из улыбок. «Это отвратительно, но, проклятье, мне нравится. Несгибаемая спесь! Нерушимая уверенность в собственном превосходстве над всем миром. Либо это защита, либо безрассудная смелость». — Леди Виттория, — церемонно поклонился Демос. — Я поражен. «Зато теперь она рассмотрела поближе все мои ожоги и шрамы. Девчонка молодец — не выказала ни испуга, ни отвращения. Прекрасное воспитание». — Вы очень добры, ваша светлость, — Виттория исполнила еще один безупречный реверанс и замолчала. Деватон учтиво улыбнулся и обратился к ее отцу: — Признаюсь, ваше появление застало меня врасплох. — Такова уж моя дочь. Слишком хороша, чтобы не помутить мужской рассудок, — усмехнулся Энриге, поглаживая напомаженную бородку. — Берегитесь, лорд Демос. Пред чарами Виттории никто не может устоять. «Как знать». — Надеюсь, вам передали мое приглашение? — сменил тему казначей. Энриге кивнул: — Разумеется, но о делах будем говорить позже. Сегодня я лишь воздал должное уважение хозяину дома. И, разумеется, хотел показать Виттории знаменитый сад вашей матери. «И совершенно случайно отыскал меня на задворках этого великолепия? Ну-ну, как же». Демос скривил губы в перекошенной улыбке. — Чувствуйте себя свободно, ваше величество. С удовольствием сопроводил бы вас на этой прогулке, но, к сожалению, вынужден вернуться в зал. — Благодарю, ваша светлость, — улыбнулся гацонец и поманил к себе Витторию. — С нетерпением жду встречи. Энриге взял дочь под руку и помог ей спуститься с лестницы. Деватон смотрел им вслед. Они чинно шествовали по главной аллее, переговариваясь по-гацонски и активно жестикулируя. Ветер чуть не унес тонкую вуаль с головного убора Виттории, и король, поймав норовившую улететь ткань, со смехом водрузил ее на место. Девушка расхохоталась приятным низким голосом. За членами королевской семьи на почтительном расстоянии следовала разноцветная свита, возникшая неведомо откуда. Только сейчас Демос вспомнил о погасшей трубке и тряхнул головой, приводя мысли в порядок. Эта Виттория и правда сбила его с толку. * * * На входе в парадный зал, где знать вовсю кружилась в танце, Демоса перехватил Ихраз. — Канцлер прибыл. — Пусть Лахель проводит его в синий кабинет. А ты еще раз убедись, что нам никто не помешает. — Как прикажете, господин, — слуга растворился в цветастой толпе. «Как у него это получается? Только что был здесь, а моргнешь — уже исчез». Хотя формально резиденция принадлежала Демосу, всем в доме заправляла мать, и потому эта каменная громадина была нашпигована всевозможными слуховыми окошками и потайными ходами, использованием которых леди Эльтиния не пренебрегала. Мать, следовало воздать должное ее талантам, действительно умела добывать информацию, когда того требовали обстоятельства. Тому же она научила и Демоса, и он бы слукавил, попытавшись утверждать, что ему не пригодились эти навыки. «В этом и проблема: обучив меня тому, в чем сама так хороша, ты была уверена, что я перейму и твое мировоззрение. Но я лишь наполовину энниец, мама, и взгляды на жизнь у меня иные. Я знаю все твои пути и методы, открываю замки и тайники, могу предугадать почти все твои шаги и действия. Теперь ты раздражаешься, ибо я взял лучшее из твоей любви к интригам, но продвинулся дальше, следуя новым правилам в новом месте. А ты так и продолжаешь играть старыми картами из столичной эннийской колоды, словно все еще живешь в Сифаресе. Очнись, мама. Эта игра слишком опасна даже для таких, как мы». Лахель ожидала господина возле дверей кабинета. Эту комнату он облюбил еще с детства: прохладное помещение без окон служило хранилищем для старых карт и свитков, которые по одному ему известным причинам отец не хранил в библиотеке Амеллона. О, как же Демос любил изучать эти древности! Правда, всегда под бдительным наблюдением отца. «Я и забыл, как же здесь спокойно. Нужно наведываться сюда чаще». Ирвинг сидел в массивном кресле, рассматривая книжные полки. Он сильно сдал за это время: череп обтянут кожей, провалившиеся глаза, нездоровый оттенок лица. Однако взгляд канцлера все еще сохранял остроту. — Я знал, что вы образованный человек, лорд Демос, но такой страсти к истории Древней империи не ожидал даже от вас, — проговорил Аллантайн, когда дверь за Деватоном тихо захлопнулась. Демос зажег несколько высоких свечей и устроился в кресле напротив канцлера. — Наследство отца. Жаль, я не располагаю должным количеством времени, чтобы все изучить. — Возможно, и не стоит. Церковь не одобрит излишнего рвения к изучению Древней империи. — После того, что мы с вами натворили, наставники с удовольствием сожгут нас за измену и без этих книг, — напомнил Демос. Ирвинг хрипло усмехнулся. — Ой ли? После того, как мы оказали им услугу и не допустили смуты в государстве? — Вопрос в том, каким образом мы это провернули. На нас могут обидеться за то, что мы не поделились информацией. — Как бы то ни было, дело сделано, а кроме нас и вашей матери о произошедшем никто не знает. — Я не был бы в этом так уверен. Вдруг мы что-то упускаем? — Если кто-то и осведомлен, то почему молчит? — Выжидает? — Чего? — прокаркал канцлер. — Если кто-то хочет устроить дворцовый переворот, мой ему совет — пусть делает это сейчас, пока новый император не избран, а страна управляется силами Малого совета. Как только появится новый правитель, разыгрывать козыри с завещанием его предшественника станет сложнее. Опять же, самого документа больше нет, и я не помню, чтобы покойный делал копии. — Но как же Изара? Ведь мы все еще ее не нашли. Увы, пока что я не могу добраться до церковников, чтобы поверить наши соображения, — Деватон виновато развел руки в стороны. — Слишком велик риск. Но вскоре я надеюсь пролить свет на эту тайну. Ирвинг молчал, массируя разнывшиеся суставы. — Опасно, Деомс, — наконец изрек он. — Очень опасно. — Мой младший брат состоит в Ордене. Ренар слишком молод, чтобы обладать достаточным влиянием, но все же помог мне ухватиться за ниточку. — Надеюсь, вы справитесь, Демос. В интересах государства. «Или же в твоих?» — Разумеется, — кивнул Деватон. — Что еще у вас на уме, лорд Ирвинг? Аллантайн устремил на казначея бесцветные глаза. — Все еще сомневаюсь, что вас следует в это посвящать. — Ну вот, вы уже меня заинтриговали, — рот Деватона разрезала кривая улыбка. — Впрочем, настаивать не буду. Я и без того храню множество тайн. — Большой соблазн унести это с собой в могилу и не будоражить молодые умы. Ведь я последний, оставшийся в живых, кто может предать это огласке. Демос нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. «Зачем тогда заикаться об этом?» — Вам виднее, лорд Ирвинг. — Вы мудрый человек, Демос, и сами решите, давать этому впоследствии ход или нет, — прошелестел канцлер. — Мы с вами считали себя заговорщиками, но, поверьте, сотворенное нами — лишь невинная шалость по сравнению с тем, что мне довелось повидать на своем веку. И все, кто в этом участвовал, заплатили жизнями. Остался лишь я. Деватон стер с лица улыбку и подался вперед. — Продолжайте.