Он закрыл глаза. Сердце стучало где-то в горле. Его все еще мутило, а в голове не было ни одной мысли. Предательство. Вот что это было. Предательство. Она дала ему надежду, просто чтобы поиграть им. Правы те поэты, что слагают о нем унизительные песни. Со стороны все так и смотрится. Графиня де Шательро забрала с собой побитого пса, и теперь он ест из ее рук. Неужели Эстель настолько жестока? Это был не акт милосердия, ей просто хотелось поиграть с признанным героем, может быть, он внешне ей приглянулся? Поиграть, унизить так, что ему одна дорога — в петлю, и выбросить. Эдуар размахнулся и ударился головой о стену. Из глаз брызнули непрошенные слезы. Он должен тотчас же покинуть замок. Куда ему идти? Явись он к отцу, тот не задумываясь выпорет его кнутом за то, что опозорил славное имя старого крестоносца. Приятно ли на старости лет слышать подобные песни о собственном сыне? Да и не кнута Эдуар боялся. Он готов был принять любое наказание. Только не презрение в глазах отца, не насмешку в глазах братьев. Не жалость в глазах невесток. Он знал, что обе невестки, Камилла и Жанна, пожалеют его. А старший брат будет жесток, и напишет еще пару десятков песен о его подвигах. Эдуар закрыл лицо руками, размазывая слезы по щекам. Потом руки его вцепились в волосы, и он снова со всей силы ударился головой о стену. — Эдуар, прекратите! — услышал он испуганный голос. Матильда стояла рядом с ним. Она схватила его за руку и попыталась увести. — Тут много народу ходит, давайте я вас спрячу. Идемте. Башня его была далеко, и было очевидно, что в таком состоянии до башни он не дойдет. Матильда тянула его куда-то в узкие коридоры, и вот распахнула дверь в довольно большую комнату, усланную персидскими коврами. В комнате была кровать, и Эдуар с трудом дотащив ноги, упал на нее, и разрыдался, как ребенок. — Эдуар, как вы могли поверить Шатильону? — Матильда присела на край кровати. Рука ее дрожала, когда она протянула ее и провела по его растрепавшимся волосам. В волосах была кровь, и она отпрянула, но тут же успокоилась, поняв, что он просто разодрал кожу о камень, — Эдуар, послушайте меня... Он не слушал, он вообще никак не реагировал, и только рыдания сотрясали его тело. Матильда встала, подошла к двери и заперла ее на засов. Не хватало еще, чтобы его обнаружили в ее комнате. Вот будет весело всем насмешникам! Эдуар де Бризе и так попал на язык самым злым и отчаянным стихоплетам, и вряд ли в ближайшее время удастся их унять. Впрочем, он достаточно быстро затих, и замер, а потом резко сел, уставившись на Матильду. — Мне нельзя здесь находиться, — сказал он, испуганно глядя на нее. Матильда подошла ближе. Все же до чего же он красив. Повезло же Эстель вызвать любовь такого красавчика. Матильде было тридцать лет, и она, овдовев в шестнадцать, больше замуж не выходила, и могла позволить себе красивую любовь с красивыми мужчинами. Она бы с радостью перетянула Эдуара к себе, но знала, что Эстель к нему неравнодушна. Питая слабость к племяннице, она не стала садиться рядом с ним, а осталась стоять, как благоразумная женщина, в трех шагах от него. — Можно или нельзя, но вы уже здесь, — сказала она, — и я бы на вашем месте постаралась взять себя в руки. На бледном его лице вспыхнул румянец. — Простите меня, мадам. Он на самом деле взял себя в руки, обхватив торс руками, и пытаясь унять дрожь. — А теперь послушайте, — Матильда все же подошла к нему вплотную и положила руку на плечо, ощутив, как он дрожит всем телом, — Симон сказал не всю правду. А вы легко поверили в самое худшее об Эстель. Эдуар внимательно смотрел на нее. Глаза у него были, как у ребенка, испуганные и огромные, будто ему не за двадцать лет, а всего два. — Эстель призвала всех знатных мужей графства и соседних графов не для того, чтобы устроить свадьбу, — сказала она, — Эстель хочет, чтобы все видели, как она графу откажет. Повисло молчание. Эдуар снова закрыл лицо руками. Но теперь от того, что в голове помутилось, а мысли разбежались, будто их не было совсем. Всплыла только одна мысль. Если все эти люди покинут замок к лету, то он сможет снова играть в шахматы с графиней, сопровождать ее в ее деревни, и больше ему ничего не надо. Пусть она будет недостижима. Он только сейчас понял, как много он может потерять, и вдруг оценил то, что имел. Пусть они все смеются над ним. Графиня не смеется. Они уедут, а он — останется. — Госпожа откажет графу де Пуатье? — уточнил он на всякий случай. Матильда кивнула. Вот почему ей всегда достается вся черная работа, а награду в виде этого юноши получит Эстель? Он поднялся. — Госпожа де Сорельи, я приношу вас свои извинения. Простите меня. Матильда заулыбалась. — Всегда рада помочь. Он взял ее руку и поднес к губам: — Я в неоплатном долгу перед вами, — он сверкнул глазами. Лицо его уже приняло здоровый оттенок, и Матильда была уверена, что может отпустить его на все четыре стороны. — Думаю, что в оплатном. Но я подумаю, что можно с вас взять. Эдуар заулыбался. — С великим удовольствием услужу вам, госпожа де Сорельи.