— Теперь, когда все решено, покорно прошу всех присутствующих отведать лучших блюд, что приготовили повара прекрасной графини, — провозгласил герольд. Во двор вынесли столы, скамьи, и начался веселый пир, который продлился несколько часов, до самого вечера. Гости ели и пили, и только Эдуар оставался в своей башне, не желая ни видеть никого, ни с кем разговаривать. Он смотрел в окно на Эстель, которая сидела между графом дОвернь и графом де Патье, и по щекам его текли слезы. Глава 16 Ночью Эдуар ходил кругами в башне, то бросаясь к двери, чтобы поговорить с лицемеркой и высказать ей все, что накопилось в его душе, то к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. Наверное, он ждал, что она сама придет к нему, но она не пришла. Утром голова его раскалывалась, он стал нервным, а глаза были красными от слез и бессонной ночи. На рассвете в башне появились слуги, притащили бочку с водой, чистую одежду и начищенные доспехи. Молодой парень по имени Огюстен представился ему, как оруженосец, и пока Эдуар приходил в себя, рассказывал байки о том, что творилось в замке вечером, в то время, как Эдуар “отдыхал” в башне. Эдуар слушал в пол уха. В горячей воде он расслабился и ему наконец-то захотелось спать, а речь Огюстена казалась долгой убаюкивающей песней. В церковь он решил не идти, выделив себе три часа на сон. Впрочем, возможно лучше было бы побеспокоиться о душе, чем о теле. Но Эдуар не хотел видеть ни Эстель, ни Марселя, ни кого-то еще, не хотел слышать насмешек за спиной. Если он хочет победить, он должен следовать своим же правилам. После сна, от которого он пробудился с огромным трудом, Эдуар приказал принести доспехи, облачился в кольчугу, в синий сюрко с гербом, пристегнул меч. Скорее всего потребуется турнирный меч, ведь граф де Патье вряд ли желает рисковать жизнью сына, но на всякий случай Эдуар взял боевой. Шлем, щит и турнирный меч Огюстен нес за ним. Марселя де Сен-Жен Эдуар увидел мельком в галерее и махнул ему рукой. Марсель стоял в окружении своих людей, и тоже махнул Эдуару, показывая, что им есть, что обсудить после боя. Эдуар на секунду замешкался, но продолжил путь. Ему безумно хотелось поговорить с Марселем, рассказать о лицемерии графини де Шательро, но правила запрещали общение противников перед боем, и беседу пришлось отложить на потом. Идя по галерее, он больше не слышал насмешливых песенок. Куда-то подевались все горе-поэты, ему кланялись, кто-то желал удачи. Эдуар воспрял духом, вдруг ощутив себя прежним Эдуаром де Бризе, лучшим из лучших, победителем и любимцем дам. Он уже и забыл, как это, принимая как должное унижения и обиды. Как мог он скатиться до такого? Что сделала с ним обманщица, которой отдал свое сердце и которую он должен теперь защищать? Он разозлился, и злился до тех пор, как спустился во двор под звуки горнов и приветственные крики. Он закрыл глаза, сдерживая рвавшееся из груди торжество. Щеки его вспыхнули. Он был в своей среде, в своей стихии. Рука сама легла на рукоятку меча. А потом он оказался в центре за ночь сооруженного ристалища. Все вокруг смотрели на него. В одной ложе, прямо перед ним, сидел граф де Патье со старшим сыном, а с другого конца трибун — граф де Овернэ и графиня де Шательро. Глаза его остановились на графине. Сердце замерло, а радостное настроение мгновенно сменилось смесью злости и нежности. Эстель встала, приветствуя его. Она снова была в белом. В белом бархате, отделанном золотом, в шикарном ожерелье с белыми агатами, и тонкой графской короне. На плечах ее был прозрачный белый шарф, расшитый алыми розами. Эстель сняла его, и, держа в руках, спустилась вниз по ступеням. Глаза их встретились, и Эдуар забыл, как надо дышать. — Благодарю вас, шевалье де Бризе, за великодушное согласие защищать мою честь, — проговорила она, и протянула ему шарф. Он опустил глаза, рассматривая алые розы. Розы. Розы, как и лилии, были в ее гербе. Она выбрала шарф с розами потому... Щеки его снова вспыхнули, он хотел отступить, но во-время вспомнил, что должен делать. Он встал на колени, изо всех сил сдерживая готовые сорваться с губ грубые слова. Эстель повязала шарф ему на руку, и внимательно посмотрела на него. Обычно холодные, глаза ее, казалось, обжигали обещанием страсти. Он склонил голову, пряча взгляд. Равновесие было нарушено, его всего трясло от сдерживаемых эмоций. Он поднялся, поклонился публике, и перевел глаза на бледного графа не Патье. Если он проиграет, то сегодня же Эстель будет принадлежать графу. Если победит — то она обещала ночь ему самому. Ненавидя ее за лицемерие, а себя за малодушие, он отошел в сторону, позволяя Марселю занять его место в центре ристалища и приветствовать графиню и отца. Нет никакого позора проиграть Марселю де Сен-Жен. Эдуар перевел глаза с Марселя на Эстель, которая белым пятном выделялась на фоне разноцветной толпы. Ее прекрасное лицо было напряжено. Глаза смотрели только на него, и, казалось, она читала его, как раскрытую книгу. Перед глазами снова встала Эстель, выходящая из бочки, с мокрыми черными волосами, облепившими ее до самой талии. Его бросило в жар. Граф де Патье не получит ее. Никогда. Потому что, став законным супругом, он сможет обидеть его возлюбленную, ударить ее. Вдруг она станет сопротивляться? Образы один страшнее другого представали перед его внутренним взором. Послышался удар гонга, потом еще один, затрубили герольды. Эдуар глубоко вдохнул, пытаясь избавиться от видений и вернуть себе душевное равновесие. Сражаться в таком состоянии — это путь к поражению. Черт бы побрал Эстель, она все правильно рассчитала. Ревность не позволит ему отступить. Он будет биться до последнего. Эдуар замер, ожидая, когда оруженосец принесет ему шлем и турнирный меч. Напротив стоял Марсель, улыбавшийся ему, в красном сюрко, с собранными в пучок черными волосами. Тут снова затрубили герольды, и Эдуар услышал, как старший герольд сообщил, что по решению судей бой будет вестись на обычных мечах, без щита и до полного поражения. Он посмотрел на Марселя, а Марсель на него. Первым порывом было отказаться. Но потом Эдуар взглянул на Эстель, глаза которой стали огромными от страха, и склонил голову в знак согласия. Достаточно оглушить соперника, чтобы было засчитано поражение, не обязательно его убивать. Можно снова проделать трюк, выбив руку из сустава, а потом ранить в другую руку, лишив противника возможности сопротивляться. Оруженосцы надели на рыцарей шлемы, закрепив все застежки, и забрали плащи. Оба достали оружие. Хорошо, что в шлеме не видно лица. Можно думать, что перед ним кто-то другой, не Марсель. Например, граф де Патье. Поединок начался. Сначала они примерялись друг к другу, двигаясь по кругу и изредка обмениваясь ударами. Эдуар столько раз бился с Марселем де Сен-Жен, что знал каждое его движение, каждый ответ на его выпад. Потом Марсель стал наступать, видимо так же желая выбить сустав, примеряясь к удару, и повернув меч плашмя. Эдуар отбился, развернулся, и рубанул по плечу, но Марсель уклонился, попытавшись ударить его по шлему, но меч прошел мимо, задев руку. Чертыхнувшись, Эдуар отступил, перехватив меч двумя руками. Боль придала ему злости, и теперь он уже не думал, кто перед ним. Он снова развернулся, мечи скрестились, и оба замерли, пытаясь повалить соперника. Эдуар отскочил, а Марсель чуть не упал, пробежав вперед. Эдуар не стал нападать сзади, позволив ему развернуться и принять удар лицом. Мечи снова лязгнули, еще и еще, а потом Эдуар пропустил удар, обрушившийся ему на шлем. Оглушенный, он отступил, стараясь удержаться на ногах, отбил последовавший удар, и со всей злости рубанул противника в соединение кольчуги и шлема. По лбу текло что-то липкое и теплое, а глаза застилала ярость. Убить того, кто пытался только что убить его! Покачиваясь, Эдуар пошел в наступление, нанося один удар за другим. Марсель тоже был немного оглушён, шлем держался плохо, и он поправил его рукой. Тем не менее, отбивался он весьма успешно, примеряясь к последнему удару, который уложит Эдуара на песок. Но Эдуар не мог ему этого позволить. Фигурка в белом, мелькнувшая перед его помутившимся взором, придала ему сил. Он не оставит ее другому. Эдуар отбил удар, развернулся, и хотел сбить с соперника шлем, державшийся на честном слове, но меч его прошел другой траекторией, и снова попал в соединение шлема и кольчуги. Шлем Марселя упал, глухо ударившись о песок и покатившись, а вместе с ним в сторону отлетело что-то черное, разбрызгивая алые брызги. Тело постояло и рухнуло, а Эдуар смотрел и не понимал, что же произошло, почему песок становится алым, и где голова Марселя, которая должна венчать его тело. Вокруг раздались крики ужаса, кто-то визжал, кто-то плакал, а он, покачиваясь, обвел ристалище мутным взором, и наконец-то нашел голову Марселя. Она лежала достаточно далеко от тела, рядом со шлемом. Эдуар вдохнул, но выдохнуть уже не смог. В глазах потемнело, он выронил меч, и упал на песок рядом с телом друга. Кровь пропитала его рубаху, заливала лицо, но он уже ничего не чувствовал. Не чувствовал, как с него снимали шлем, как дрожащие женские руки гладили его по щеке, и как капали ему на губы соленые слезы. Не видел, как белое платье перепачкалось в крови, а серые глаза в ужасе искали защиты у доктора. — Ничего серьезного, — говорил доктор, поднимаясь на ноги, — обычное рассечение, сотрясение. Рука ранена, но кость не перебита. Он обязательно очнется, госпожа. Эстель закрыла лицо перепачканными в крови руками. Поднялась. Перед ней возник граф де Патье, бледный, несчастный и разбитый. Казалось, он стал меньше ростом. — Убирайтесь, — сказала она ему, не подбирая слов, — убирайтесь из моего замка! Я вас ненавижу! Глава 17 Рассказать Марселю... Эдуар очнулся с этой мыслью и долго слушал пение птиц в раскрытое окно. Голова болела, а солнечный свет резал глаза. — Очнулся, очнулся! — раздался шепот, и над ним склонилась юная девушка в белом чепце. — Закройте окно, — прошептал он непослушными губами. Тут же солнце перестало бить в глаза. Он резко сел, но голова закружилась, и Эдуар снова потерял сознание. Когда же очнулся, глаза его встретились с испуганными и заплаканными серыми глазами. — Господь сохранил вас, — прошептала Эстель, целуя его руку, — я так молилась! Я буду всегда молиться за вас! Я, недостойная его милостей, буду молить Спасителя о вашей душе! Эдуар отнял руку. Рассказать Марселю... Он, видимо, беседовал с ним, будучи в беспамятстве, потому что все еще видел перед собой его улыбку. Марсель хлопнул его по плечу, и Эдуар как раз собирался рассказать ему про Эстель. Но тот ушел, обернувшись и махнув ему рукой. И он не успел рассказать. А теперь вспомнил, что голова Марселя лежала далеко от тела, рядом с шлемом. Ему стало дурно, к горлу подступила тошнота, и его начало неудержимо рвать. Эстель держала его голову над тазом, и гладила по волосам, как ребенка. — Уходите, — он откинулся на подушки, и образ Эстель стал мутным, будто... будто он смотрел на нее сквозь слезы. — За что вы гоните меня, Эдуар? — она вытирала его лицо платком, смоченном в уксусе. — Уходите.