Послышались шаги, и Эстель очнулась от воспоминаний, осознав, что сидит с закрытыми глазами и дурацкой улыбкой на губах. Она резко обернулась как раз в тот момент, когда полог был откинут и пропустил в шатер темную фигуру. Ах да, Симон. Эстель встала. Она совсем забыла о нем. О самом его существовании. Симон был пьян. Он и вчера ночью был пьян, когда целовался с Матильдой, и сейчас тоже явно успел где-то набраться. Эстель поморщилась. Она терпеть не могла пьяных, тем более пьяных мужчин. И никогда не могла представить Симона в подобном состоянии. — Прекрасная Эстель, — он поклонился так низко, что она подумала, что он ударится головой о землю, — вы не представляете, как я скучал по вашей улыбке! Эстель не улыбаясь смотрела на него. — Я не очень понимаю, почему вы смеете являться ко мне в подобном виде, — сказала она холодно. Симон рассмеялся, откинув голову: — В том-то и дело, прекрасная Эстель, что мое состояние ничего не значит. Во всем виноваты только вы. — Я? — удивилась она. — Только вы, — повторил он, — я долго держался, честное слово, долго. Вы ежедневно..., — он осекся, и вдруг ей показалось, что он вполне контролирует себя, просто играет на публику, — да что там говорить. Ваша любовь с господином де Бризе стала легендой. Каждый только и говорит об этой великой любви! — Чего вы хотите от меня? — спросила она. Симон помолчал, и Эстель еще раз убедилась, что он вполне трезв, хотя зачем-то изображает пьяного. — Соизвольте пройтись со мной, развейте мою печаль, красавица-невеста... — Я не закончила прическу, — сказала она. — Вы прекрасны в любом виде. Накиньте накидку. Я умоляю вас просто о небольшой прогулке. Не откажите мне в разговоре. Эстель пожала плечами. Все равно ей придется с ним разговаривать. И лучше сделать это подальше от посторонних ушей. Они медленно шли вдоль перелеска. Солнце освещало яркие пятна шатров, расположившихся на большой поляне, и городские башни вдали. Эстель даже залюбовалась разноцветием шатров, стягов, одежд на фоне зелени травы и синевы неба. — Признайтесь, что изменили мне, Эстель. Симон остановился и смотрел ей прямо в глаза. Эстель молчала. Он сжал ее локоть, притянул к себе. — Отвечайте же! Эстель высвободила руку, отступила на шаг. — Вы не имеете права требовать у меня отчет, — сказала она сквозь зубы, — мы не женаты, и я не собираюсь вам ни в чем отчитываться! — Мы помолвлены, — напомнил он, — и я все эти дни терпел ваши чертовы баллады с Эдуаром! Лицо его исказилось, и Эстель отступила еще на шаг. — Я как раз хотела вам сказать, — она усмехнулась, — я хотела сообщить вам, что желаю расторгнуть помолвку. Симон замер и краски сползли с его лица. А потом он вспыхнул, схватил ее за плечи и начал трясти, как тряпичную куклу: — Я много дней терпел унижения для того, чтобы сейчас услышать вот это? Вы издевались надо мной, все издевались надо мной, и теперь вы так просто говорите, что уходите? Никуда я вас не отпущу! С трудом вырвавшись, Эстель размахнулась, и влепила ему звонкую пощечину. Симон замер, приложив руку к лицу. Потом глаза его вспыхнули, он размахнулся и хотел ответить тем же, но Эстель увернулась и бросилась бежать через высокую траву в сторону шатров. Он бросился за ней, Эстель запуталась в платье и упала. Симон упал рядом, перевернул ее на спину, и приник к ее губам, сдерживая ее руки и прижимая к земле весом своего тела. — Я никому тебя не отдам! — почти прорычал он, задохнувшись и заглядывая в перепуганные серые глаза, — я люблю тебя! Эстель вдруг перестала сопротивляться. Он тут же выпустил ее, сам испугавшись того, что натворил. Она села, оправляя платье. Пухлые губы ее алели от его поцелуя, и Симон с огромным трудом сдержал желание снова приникнуть к ним. Он поднялся на колени, и смотрел, как Эстель поправляет прическу. — Я никому тебя не отдам. Тем более этому... Эстель вдруг рассмеялась. — Можете сразиться за меня с Эдуаром де Бризе, — она вскинула брови, — думаю, что он быстро и с удовольствием отправит вас на встречу с Марселем де Сен-Жен. Но, в случае вашей победы, обещаю стать вашей женой, — она снова засмеялась и протянула ему руку, ожидая, что он поможет ей подняться. Он встал, потянул ее к себе. Лицо его было бледнее мела. — Вы пожалеете об этих словах, прекрасная Эстель, — сказал он, и поклонился, — я не прощаюсь, и скоро снова навещу вас. Симон развернулся, и ярко на солнце мелькнул его алый плащ. Она смотрела жениху в след и сжимала руки, как на молитве. О свадьбе даже речи не может быть. Она никогда не сможет отдаться ему после того, что испытала прошлой ночью в объятьях возлюбленного. Она не выйдет за Симона де Шатильон, как бы он ни настаивал на соблюдении ею обещаний. Она желает быть только с Эдуаром де Бризе. Или одна. — Ты сошла с ума! — такими словами встретила ее в шатре Матильда, вскочившая при виде Эстель. — Почему на этот раз? — Зачем ты обидела Симона? Боже мой, Эстель, мне кажется, что у тебя вместо мозгов в голове кисель! Ты хоть подумала о последствиях? Эстель пожала плечами. Ей было все равно, что скажет Матильда. Решение она приняла, и теперь оставалось только объявить о нем среди знатных сеньоров. Она не может выйти за Симона де Шатильон. Никогда. — Симон злой, как тридцать дьяволов! Что ты ему наговорила? — Это он руки распускал, — Эстель села на табурет и приказала налить себе вина. — Ты отказалась выходить за него! — Это он сам тебе поведал? — Да. — Значит, так и есть. Матильда всплеснула руками: — Ты ведешь себя, как ребенок. То даешь мужчине надежду, то ищешь причину отказать ему! Мужчины — опасные существа, Эстель, а ты так легкомысленно ведешь себя с ними! Эстель усмехнулась: — Мне не нужен предлог, чтобы отказать ему, — она смотрела на бокал с вином и, казалось, о чем-то размышляла, — я просто скажу “нет” и все. Собственно, это я уже и сказала. Матильда подошла к ней, взяла ее за руку. — Эстель, — она смотрела ей в глаза, — зачем ты играешь с огнем? Та пожала плечами. Потом вскинула глаза на подругу: — Матильда, я сегодня провела самую прекрасную ночь в моей жизни, — сказала она тихо, — и мне никто больше не нужен. Я не хочу терпеть ласки Симона. Я не хочу никого другого. Я хочу только одного мужчину, и не позволю больше никому прикоснуться к себе! — Зачем же ты давала Симону слово? — воскликнула Матильда, схватившись за голову, — Господь Всемогущий, Эстель, зачем? И она выбежала из шатра, оставив Эстель смеяться ей в след. Матильда прекрасно понимала, что Симон не позволит Эстель покинуть его. Это было для него делом чести, тем более, что весь турнир он исполнял роль ревнивого жениха. Матильда всю прошлую ночь слушала его жалобы, утирала ему слезы, и в конце концов позволила ему любить себя. Сейчас же Эстель снова нуждалась в ее защите. Если она не найдет Симона как можно скорее, то случится нечто страшное. Она не знала, что это будет, но просто ощущала, что Эстель грозит опасность. Симона нигде не было. Пометавшись по поляне между шатрами, она вернулась в шатер Эстель. Глазам ее предстал полный разгром. Перепуганные девушки прятались за занавесами. И только Эстель в шатре не было. Побледнев, она стала кричать на и так напуганных служанок, чтобы те рассказали ей, где госпожа. Девушки рыдали, сбивались, и боялись говорить, пока наконец Матильда не пообещала денег той, что нормально ей все расскажет. Тогда и стало ясно, что же произошло. Пока Матильда бегала по лагерю, Симон пришел в шатер Эстель с отрядом в несколько воинов, Эстель заткнули рот кляпом, скрутили руки и ноги, завернули ее в ковер, и кинули в крытую повозку. Симон приказал гнать, что есть мочи, лошади взвились на дыбы, и его отряд устремился следом за повозкой. — Я же говорила, что нельзя шутить с мужчинами, — проговорила Матильда, все еще споря с Эстель, хоть Эстель тут и не было. Матильда постояла, потом приказала служанкам навести порядок и медленно вышла из шатра. Она брела по тропинке опустив голову, и понимая, что обязана воплотить в жизнь задуманный план спасения Эстель, хоть ей этого совсем не хотелось. Другого выхода у нее нет. Глава 8