— Эстель, — он, казалось, задохнулся, и имя ее звучало в его устах, как жаркий ветер, — я вам все простил. И этот чертов шлем, и ваши игры, — он опустился на колени, — Эстель, я ничего не могу поделать с собой. Я вас люблю. Она молчала. Глаза ее были широко распахнуты, а грудь вздымалась от волнения. А потом она развернулась и ушла, оставив Эдуара одного, и платье ее, сияющее серебром в свете луны, мелькнуло среди деревьев. Эдуар закрыл лицо руками. Никогда ему еще не было так больно. Он понимал всю абсурдность ситуации, но останься она с ним в эту ночь перед его отъездом, он... ...Руки ее тряслись, когда она пыталась успокоиться, заломив их, и прислонившись к дереву недалеко от своей палатки. Мысли метались, а сердце стучало в груди, пропуская удары тогда, когда она вспоминала его слова. Просила ли она его? Господь видит, что простила. Зачем же она убежала, оставив его одного у озера? Она так мечтала остаться с ним наедине... — Симон, вы нравитесь мне все больше и больше, — услышала на голос Матильды и резко обернулась. Матильда шла рядом с Симоном, который обнимал ее тонкий стан. Судя по всему, он был здорово пьян, и удивительно, что его не прогнали с пира. — Вы тоже лучшая из дам, — ответил Симон заплетающимся языком, — вы исцеляете мое сердце своими губами... И он и правда приник к ее губам, и Матильда ничуточки не сопротивлялась. Эстель замерла, боясь потревожить их своим присутствием. Матильда, как всегда, на высоте! Она спасла ее от скандала, и оставила ей свободу на целую ночь! Подождав, когда парочка скроется в шатре Симона, Эстель бросилась бежать к себе, боясь, что ее кто-нибудь заметит. У нее есть целая ночь! И она не упустит ее! ... Лежа на своем ложе, Эдуар никак не мог успокоиться. Когда Эстель ушла, он сбросил одежду и долго плавал в озере, надеясь, что холодная вода отрезвит его. Но этого не произошло. Он пришел в шатер мокрый и печальный. Утро принесет ему расставание с Эстель навсегда, и, теперь, когда он столько времени провел рядом с ней, все его существо протестовало против этого. Как он может покинуть ее, если сердце рвется к ней одной? Эдуар надеялся, что ему хватит выдержки сесть на коня и гнать как можно дальше от прекрасной графини, что он не свернет с выбранного пути, не вернется с позором, не падет к ее ногам, умоляя ее о самой малости — позволить ему иногда видеть ее. Как жить ему, если он больше никогда ее не увидит? Боль рвала сердце на части, и он уткнулся в подушку, боясь разрыдаться в голос. Пытаясь уснуть, он услышал звук откидываемого полога и решил, что пришел Огюстен. Кто-то на самом деле вошел в шатер. Эдуар сделал вид, что спит, не желая разговаривать даже с оруженосцем. Легкие шаги приблизились к его ложу, замерли, и вошедший опустился рядом с ним. Нежная рука легко коснулась его плеча. Эдуар вздрогнул всем телом, вдруг ощутив, чья это рука. Тонкие пальцы сжали его плечо, заставляя его перевернуться. Эдуар резко поднялся на руках, еще не веря, что это может оказаться правдой. В темноте он различил бледное лицо Эстель. В глазах ее стояли слезы. — Эстель, — выдохнул он, пытаясь отстраниться, но все его существо рвалось к ней, и противостоять соблазну он не мог. Эстель приложила палец к губам. — Не говорите ничего, — прошептала она, и подалась вперед, ища губами его губы. Весь мир закружился, вспыхивая в темноте яркими красками. Эдуар никогда не был влюблен в женщин, с которыми проводил ночи, и не был готов к тому, что каждое движение Эстель будет вызывать в его теле бурный отклик. Губы ее были нежны и настойчивы, а руки вызывали огонь в его крови. Он задыхался от страсти, целуя ее губы, потом спустившись ниже, лаская ее шею и грудь. Вдруг Эстель отстранилась, и он испугался, что сделал что-то не так и она уйдет, но она скинула платье, и приникла к нему обнаженным телом, заставив его выгнуться ей на встречу. Ему казалось, что он — часть ее, а она — часть него, и никакая сила не сможет более разъединить их. Он забыл обо всем на свете, и для него существовала только Эстель, с ее ласковыми руками, нежной кожей, и горячим податливым лоном. Они встречались несколько раз за ночь, то засыпая в объятьях друг друга, то просыпаясь и снова возбуждаясь, сплетаясь телами и желая доставить удовольствие возлюбленному. А утром, проснувшись и по привычке потянувшись к Эстель, Эдуар понял, что находится в шатре один. Ему стало холодно. Сердце замерло от осознания, что волшебная ночь больше никогда не повторится. Он сел в постели, сжимая голову руками. Он не мог так просто покинуть ее. Его пробила дрожь, во рту пересохло. Вспоминая ее ласки, он вспыхивал, а потом понимал, что это был подарок Эстель на одну ночь. Возможно, она сразу же забудет его, удовлетворив свой каприз. Он обхватил себя руками, поджал ноги, и сидел так, раскачиваясь из стороны в сторону, не зная, что ему делать и как поступить. Он должен уехать с тамплиерами, которым дал слово, и которым клялся, что Эстель не сможет удержать его. Но сердце и тело рвались к Эстель. Даже если он будет знать, что эта ночь повторится через год, он будет ждать, будет верен ей, потому что никакая другая женщина не сможет никогда дать ему то, что дала Эстель. Ощущение полноты жизни, и счастья слияния с возлюбленной. С трудом встав и приведя себя в порядок, Эдуар сел на пол, и молча сидел, не шевелясь и стараясь не думать. Он хорошо понимал, что боится выйти из шатра, столкнуться с тамплиерами или с Эстель, боится принять решение. Да и что ему это решение? Эстель никогда не будет принадлежать ему. Каждую ночь Симон будет уводить ее на супружеское ложе, а Эдуару изредка она позволит поцеловать край одежды. Слезы брызнули из глаз, но он сдержал рыдания. У него нет другого пути, кроме как путь в Иерусалим. ... — Эдуар? — маркиз де Клюси заглянул в шатер и обнаружил, что Эдуар сидит посередине на подушках и рассматривает меч, — Эдуар, составь нам партию в мяч. Эдуар отвлекся от созерцания меча, поднялся и отправился следом за маркизом. Он выигрывал сет за сетом, выплескивая всю свою ненависть на несчастный мяч. Ему было некогда остановиться и подумать, и он был благодарен маркизу за заботу. Вскоре оказалось, что он в чистую разгромил всех самых именитых соперников. Маркиз преподнес ему кошель золота, но если раньше деньги порадовали бы Эдуара, то теперь ему было не до них. Поблагодарив и отклонив приглашение на обед, он привел себя в порядок, и решил прокатиться по окрестностям. Сначала Эдуар ехал рысью. Но, постепенно, по мере того, как настроение его ухудшалось, он давал шпоры коню, и вскоре уже летел галопом. Гнал коня он до тех пор, пока не показалась знакомая часовня в небольшой деревне, прятавшаяся на прогалине леса. Дверь была распахнута, Эдуар вошел, бросился на колени перед алтарем, и разрыдался, как ребенок. Он вспомнил, как молился, когда покинул Шательро, умоляя указать ему путь. Теперь же слов и желаний у него не было, ему было плохо, и он понимал, что ничего нельзя с этим поделать. — Господи, за какие грехи ты наказал меня? — шептал он, взирая на знакомую статую Христа. Христос, казалось, смотрел на него с сочувствием, и его золотой нимб снова сиял на солнце. Слезы лились рекой. Эдуар вспоминал ночные бурные ласки, податливое тело, горячее лоно, мягкие пухлые губы... Вчера он познал истинное блаженство обладания любимой женщиной, а утром был сброшен с небес на землю, где Эстель принадлежала совсем другому. Как жить дальше зная, что ее по праву ласкает другой? Бессилие что-либо изменить сводило с ума. Зачем ему жизнь, зачем ему меч, если он не может завоевать единственную женщину, которая ему нужна? — Господь всемогущий, — Эдуар поднял глаза на статую и встретил живой взгляд голубых глаз. Он смотрел на Христа, а Христос смотрел на него. Слезы еще лились по лицу, но Эдуар вдруг ощутил, что он совершенно спокоен. Солнце струилось в окна, расцвечивая мир яркими красками витражей. И Христос тоже был залит этим светом... — Господь, возьми у меня все, что я имею, — прошептал Эдуар, но эхо подхватило его слова, и разнесло их под сводами часовни, — только Ты способен творить чудеса... — Эдуар достал кошель с деньгами и положил его на алтарь, — только позволь назвать Эстель своей женой! Образ Христа расплылся перед глазами, сердце сжалось, но тут он совершенно явно увидел улыбку на казавшемся до этого строгим лице Спасителя. Эдуар начал читать молитву, вдруг ощутив совершенное спокойствие в груди. Впервые за долгое время сердце его билось ровно. Как будто Господь услышал его. Он поднялся. Снял кольца, цепочку, золотой обруч, положил рядом с алтарем, под вазу с цветами. Больше у него ничего не было. Он закрыл лицо руками, продолжая молиться так, как не молился сидя у ложа умирающей матери. Если молитва идет от чистого сердца, Господь слышит ее, вспомнил он слова Адриана. — Господь, ради всего святого, позволь мне назвать Эстель своей женой, — повторял он, как будто от его слов зависело будущее, — Господь, я готов отдать абсолютно все... Глава 7 Эстель сидела за столиком в своем шатре и следила за тем, как девушки собирают ее вещи. Пожилая служанка укладывала ее волосы в сложную прическу, приличествующую знатной даме, закалывая их золотыми шпильками. Сегодня последний день, когда будет дан большой прием в честь маркиза де Клюси, и уже завтра на рассвете гости потянутся по домам. Эстель хотела быть одной из первых, кто покинет гостеприимный город Тур. Эстель вполне отдавала себе отчет о том, что натворила. С тех пор, как умер ее муж, у нее не было любовников. Ни одного, как ни уговаривала ее Матильда позволить кому-нибудь из молодых рыцарей приблизиться к себе. Эстель была слишком серьезна, чтобы разманиваться на ничего не обязывающие интрижки, и никогда не стремилась к удовлетворению плоти за счет унижения духа. Она знала, что существует настоящая любовь, когда дух и плоть сливаются воедино, возносясь на небеса блаженства, и что подобное можно познать только в объятьях любящего и любимого человека. Что ж, она познала настоящую любовь. Ночью они трижды вместе возносились на небеса, а потом засыпали, прижавшись друг к другу, сжимая друг друга в объятьях до боли, желая раствориться друг в друге, и шепча слова любви. Эстель знала, что он любит ее. Она чувствовала его, чувствовала его восторг, тот же, что ощущала она сама. Чувствовала, как его тело отзывается на ее умелые ласки, как дрожат его руки, ласкающие ее, и как сбивается дыхание, когда она ласкала его. Эстель была весьма искусна в любви. Муж ее желал иметь хорошую любовницу, поэтому обучил ее разным секретам, которые использовали восточные женщины во время соития. Сам он был искушен в подобных вопросах и от своей юной жены требовал того же. Теперь Эстель была рада, что может доставить удовольствие своему молодому любовнику, и улыбалась, вспоминая, как он извивался в ее умелых руках, одновременно прося пощады и умоляя не останавливаться. Она мысленно поблагодарила мужа за подарок, который не ценила прежде. Наверняка Эдуар никогда не сталкивался с женщинами, которые умели нечто подобное и делали это без всякого стеснения.