Спать Эдуар лег со спокойной душой. Теперь уже не важно, думал он, любит его Эстель или нет. Обманула она его, изменила ли... Важно то, что Эстель открыла ему тайну истиной любви, направила его на верный путь, была его путеводной звездой. И он должен быть ей благодарен. Закрывая глаза, Эдуар думал о том, что завтра Адриан будет стоять у борта ристалища и смотреть, как он сражается. Адриана он не подведет. Последние дни сражений выдались солнечными и яркими. Эдуар утром прогулялся до озера в полном одиночестве, чтобы иметь возможность побыть наедине с собой. В последнее время он не нуждался в компании, все больше замыкаясь в себе, и даже радуясь такому раскладу. Тамплиеру положено быть одному, говорить как можно меньше, быть скромным и отстраненным. И если раньше его привлекали развлечения, то теперь он сторонился их. Он не ответил ни одной из своих поклонниц, что кидали ему записки в кошелях или обмотанными вокруг стеблей цветов. Он не пришел ни на одно из назначенных ему свиданий. Он сторонился женщин, потому что мог думать только об одной из них, той самой, что никогда не будет принадлежать ему. Сегодня день его мести, день торжества. Он чувствовал в себе силы побеждать. Вдохновение, источником которого была злость Матильды, не покинуло его, и он решил посвятить и ей часть своей победы. Да, баллада об Эстель и Эдуаре станет интереснее. Тем более, что вскоре он накинет простой белый плащ с красным крестом и исчезнет навсегда. Народ любит печальные и романтичные концы. Покинутая ради служения Господу дама заслужит сочувствие, а он сам — восхищение. Завершающий тур растянулся на два дня, хотя фаворит определился уже с первых боев. Каждую победу Эдуар посвящал Эстель, наблюдая, как то краснеет, то бледнеет Симон де Шатильон. Адриан и его спутники стояли у заграждений, как и обещали, и Эдуар мысленно благодарил Адриана за поддержку и молитвы. Эстель же с каждой его победой становилась все тише, будто терялась под его взглядом и под ненавидящим взглядом Симона, под звуки знакомой баллады и рев толпы. На следующее утро Эдуар увидел ее уже в ложе с Матильдой, Симон же сидел отдельно, бледный и расстроенный. Это было маленькой, но победой. Жених заслужил немилость, а Эдуар торжествовал, ожидая того часа, когда красавица графиня спустится к нему на песок. И вот, вечером, когда объявили его победителем, когда Адриан вскинул руку в знак одобрения, граф де Тур предложил самой прекрасной даме Эстель де Шательро наградить победителя. Эстель резко поднялась. Щеки ее вспыхнули. На ней было платье из зеленого блестящего шелка, струящееся по изгибам фигуры, и расшитое золотыми листьями по корсажу. Эдуар поднял на нее глаза, взгляды их встретились, и Эстель вспыхнула, как девчонка. Она спустилась по лестнице, взяла золотой поднос с золотым венцом, и вышла на песок под звуки баллады, которую наигрывали со всех сторон. Ничего подобного люди еще не видели. Как будто Тристан и Изольда вдруг спустились к ним со страниц романа. Как будто Гиневра поднесла венец Ланселоту. Эстель боялась сделать лишнее движение, сжала зубы так, что стало больно. Она сама попалась в собственную ловушку с этой балладой. Черт бы побрал Жульена, который так мастерски воплотил в жизнь ее причуду. Ей никогда не оправдаться перед сходящим с ума от ревности Симоном. Ей никогда не смыть с себя славу. Эдуар опустился на одно колено, склонил голову, и Эстель надела на него золотой венец. Тогда он встал, и глаза их снова встретились. Она должна была его поцеловать. Все чувства разом обрушились на него вместе с прикосновением к груди ее руки. Он забыл, как нужно дышать, когда Эстель поднялась на цыпочки, и губы ее приблизились к его губам. А потом она его поцеловала. Весь мир померк, и осталась только Эстель. Ее мягкие губы и робкое прикосновение, будто обжегшее его огнем. Он весь вспыхнул, забыв, что находится в центре ристалища, что вокруг толпа народу, положил руку ей на затылок, и прижался к ее губам, будто боясь, что она растворится в воздухе. — Нет, — прошептала она, отстраняясь, упираясь в его грудь руками, и он вдруг пришел в себя и понял, что натворил. Страстный поцелуй посреди ристалища будет описан сегодня же ночью и преподнесен в балладе. Он не сдержал страсти, и заслужил самого жестокого осуждения. Адриан будет недоволен им. Эстель ушла, а он стоял один на песке, пытаясь прийти в себя. Вдруг глаза его остановились на алом пятне. Матильда смотрела на него зло, щеки ее пылали. — Так же я хочу поблагодарить госпожу де Серелье за вдохновение, — сказал он, и отвесил ей поклон. Потом обернулся на Адриана. Тамплиеров нигде не было. Глава 6 Самым большим желанием Эдуара было исчезнуть. Он добился грандиозной победы, выиграв все поединки, в которых участвовал, он получил золотой венец и достаточно денег, чтобы хватило на поездку в Святую Землю. Он навеки покрыл имя свое славой. Он должен был быть на седьмом небе от счастья и гордости собой. Но желанием его было спрятаться, не видеть никого, и поговорить с Адрианом. Впрочем, Адриан ждал его у шатра. Лицо рыцаря было сурово. — Ваше поведение, шевалье де Бризе, достойно всяческого осуждения, сказал он, — но я не тот человек, кто может судить вас. Поэтому я прошу вас больше не совершать предосудительных поступков. Эдуар хотел оправдаться, но оправдания ему не было. Видя его нерешительность, Адриан откинул белую ткань, приглашая его войти в шатер. — Завтра мы покидаем эти места, — сказал он, когда Эдуар оказался внутри, — если вы не передумали, то я предлагаю вам ехать с нами. Мы можем сделать крюк, чтобы вы попрощались со своим отцом и взяли необходимые вам вещи. — Благодарю вас, брат Адриан. — Так вы поедете с нами? Эдуар поднял голову. — Да. Ничто не может изменить моего решения. — Даже прекрасная дама? Эдуар помолчал. — Тем более она. Вечером граф де Тур давал пир под открытым небом. На деревья повесили разноцветные фонарики, вокруг столов поставили огромные подсвечники, и ночь превратилась в день. Отвертеться от пира, данного в его честь, Эдуару не удалось бы, поэтому он решил не спорить с судьбой. Тем более, что дамой его была графиня де Шательро. Поцелуй взбудоражил его, и все чувства, которые он долгое время старался загнать как можно дальше, теперь овладели им с новой силой. Эдуар и Эстель сидели рядом на возвышении, и каждый молча смотрел прямо перед собой. Все взгляды были обращены на них двоих. Эстель хранила на лице вежливую улыбку, но глаза ее сияли, как две звезды. Эдуар старался не смотреть на нее, но все время поворачивал голову, или бросал взгляды тайком. Когда он передавал ей кубок с вином, руки их встретились, и его как обожгло ударом молнии. Он боялся на сдержаться, схватить ее в объятья и похитить прямо с пира, и даже ловил себя на том, что просчитывает в голове, как можно такое устроить. Симон и Матильда сидели парой за соседним столом, и постоянно говорили. Симон был сердит ни на шутку, а Матильда то и дело гладила его по руке, стреляла глазами, кокетливо улыбалась и всячески успокаивала. Эдуару даже казалось, что игра ее носит не совсем честный характер, будто она завлекает Симона в свои сети. Пир закончился глубокой ночью. Эдуар должен был проводить даму до палатки, и он подал ей руку. Ее рука легла на его, и Эстель молча пошла рядом, смотря себе под ноги. Служанок она отпустила, и вскоре Эдуар понял, что ведет ее совсем не туда, куда должен был бы вести. Ноги сами собой пошли по тропе к озеру, и вот уже они стоят на самом краю его серебряной глади, освещенной бледным светом луны. Сердце его билось, как безумное. Эстель была так близко, что, казалось, полностью принадлежала ему. Она была близко, но одновременно далеко. Она принадлежала другому, и Эдуар не мог пойти против ее выбора. Он мог оставить ее Симону, сбежав, как трус, в Святую Землю. Но он не мог заставить свое сердце молчать. Он не мог перестать любить ее, мечтать о ней, желать ее, как ни одну женщину прежде. Эстель молчала, глядя на луну. Ее прозрачной накидкой играл легкий ветерок. Каждое ее движение, каждый вдох, подъем груди, вызвали в Эдуаре страстный отклик. Адриан осудит его. Но он не мог больше молчать, стоя рядом с той, что была смыслом его жизни. — Эстель, — он хотел взять ее за плечи, но Эстель отступила, и Эдуар опустил руки, показывая, что не коснется ее, — Эстель, я не причиню вам вреда. Скажите хоть одно слово... Скажите, что вы простили меня... Она молча смотрела на него. Глаза ее совсем не были холодны, но он безумно боялся ее ответа.