— Не знаю. Мужчина какой-то. Он не представился. Но явно не из курьерской службы. Быстро вручил и так же быстро ушел. Чувствую, как сердце неприятно сжимается. Может, я такая уязвимая из-за пережитого во время родов потрясения? — Если не затруднит, оставьте цветы на подоконнике, а конверт передайте мне. Когда злосчастный конверт оказывается у меня в руках, я его ощупываю зачем-то, а потом только вскрываю. Внутри лежит плотная пачка глянцевых фотографий. Я высыпаю их на одеяло и чувствую, как у меня словно леденеют все конечности. Дыхание перехватывает. Сердце будто бы делает в грудной клетке кульбит. Медлю, не касаюсь фотографий, только смотрю. Смотрю-смотрю-смотрю и… не верю. То, что изображено на них, выглядит слишком бредово, сюрреалистично. Я вижу Макара. На одних фото четко видно его профиль. На других — широкую спину. Где-то он просто улыбается, а где-то… Целуется и обнимает другую женщину. Всё еще надеясь на то, что это глупый розыгрыш, хватаю ту часть фотографий, которую не успела рассмотреть. Лучше бы я этого не делала. Лучше бы выбросила. Потому что… Потому что на тех фотографиях мой Макар занимается любовью с другой. Глава 2 Сердце бьет в рёбра. Дышу через раз. Стараюсь сохранить спокойствие, но оно тут же рассыпается мелким острым крошевом. Я не должна нервничать. Не должна растрачивать остатки сил на негативные эмоции, чтобы в последствии не лишить дочку грудного молока. А учитывая, что нам с ней пришлось преодолеть самое настоящее испытание, добавлять еще проблем совсем не хочется. Затаив дыхание, я быстро возвращаю фотографии обратно в конверт. Хочу верить, что это ошибка или жестокий розыгрыш. Но одновременно с этим — борюсь с приливом тошноты. Какая-то совершенно глупая и наивная часть меня убеждена, что стоит спрятать эти фотографии и всё снова станет как прежде. Я буду тихо радоваться тому, что мы наконец-то стали родителями. Буду осторожно наблюдать за тем, как трогательно и с бережностью Макар впервые возьмет на руки нашу крошечную дочку. Буду делать всё, чтобы в нашей семье царили любовь, понимание и радость. — Боже. За что? Не знаю, какой бы была моя реакция, если бы эта информация открылась мне при совершенно других обстоятельствах. Но сейчас я всё еще ощущаю себя страшно, болезненно уязвимой. Я хочу услышать объяснения и одновременно с этим хочу остаться в полнейшей тишине. Нужна ли мне правда прямо сейчас? Аккуратно опускаю голову на подушки и натягиваю тонкое одеяло до подбородка. Все поздравительные открытки тут же соскальзывают на пол, но меня это ни капли не заботит. Закрываю глаза и снова вижу эти проклятые фотографии. Они будто жгут внутреннюю сторону моих век. Ввинчиваются ржавым раскалённым гвоздем в сознание. В голове роится сотня вопросов: кто это прислал? зачем? правда ли то, что изображено на фотографиях? Я толком не разглядела девушку. Кто она такая? Откуда вообще взялась в близком круге моего мужа? Я на ощупь тянусь за смартфоном и ныряю вместе с ним под одеяло. Это смешно и нелепо, но мне кажется, что здесь сейчас безопасней всего. Тем не менее сердце всё равно стучит слишком быстро и сильно. Я ощущаю его эхо в висках, затылке и даже кончиках пальцев. — Айя, ты должна успокоиться, — шепчу самой себе и провожу пальцем по экрану, чтобы разблокировать смарт. Тишина. Пустота. Забавно, что еще каких-то десять минут назад всё это лишь усиливало мое нетерпение. Так хотелось поскорей увидеть Макара. Теперь я даже рада, что он задерживается. Всё будто бы сложилось так как должно. На смену гадким фотографиям в мыслях приходят моменты из нашей счастливой жизни с Макаром. Я лишь крепче зажмуриваюсь, надеюсь, что и они исчезнут, но нет. Становятся только ярче. Эти моменты тоже похожи на кадры, которые я бережно откладывала в отдельный фотоальбом своей памяти, чтобы сохранить их на долгие-долгие годы. Вот Макар лично контролирует работу по обустройству будущей детской. Мы сразу решили, что хотим знать пол нашего ребенка. Делать из этого интригу или сюрприз как-то даже и в голову не пришло. Настолько сильно хотелось поскорей убедиться в реальности происходящего. Вот под плотно сомкнутыми веками возникает другая сцена. Макар часто-часто массирует пальцами свои закрытые веки и смеется. Мы знаем, что у нас будет дочь. Я плачу и одновременно смеюсь. Руки дрожат, в груди уже цветет невероятно сильная, нежная и теплая любовь к нашей еще не родившейся малышке. Макар крепко обнимает меня, целует и шепчет о том, как сильно любит и никогда никому не отдаст. Кадр снова меняется, и я отчетливо слышу в своей голове голос Макара. Он убеждает меня в том, что не видит ничего плохого и серьезного в запрете врачей на интимную жизнь. Я волновалась из-за этого. Волновалась за состояние дочери. Волновалась за наши с Макаром отношения. Хотела, чтобы всем было хорошо. Дура. Господи. Какой же наивной и по уши влюбленной дурой я оказалась! Волновалась обо всех, но не о себе. Боль разрывает мою грудную клетку. Хочется выть, но я держусь. Упрямо. Будто это еще что-то может изменить. Макар у меня первый и единственный мужчина. А я? Сколько женщин побывали в его постели, когда мы только начали встречаться? Сколько, когда мы поженились? Мне жутко, потому что мужчина, которого я люблю, вмиг превратился для меня в мерзкого и подлого предателя. О том, что мы вот-вот встретимся и заглянем друг другу в глаза даже думать не хочу. Слишком больно. Слышу тихий стук в дверь. Внутри всё тут же леденеет. «Господи, неужели он уже здесь?», — проноситься в голове паническая мысль. Выглядываю из-под одеяла и вижу свою медсестру. Она принесла мою малышку. Макар очень хочет назвать ее Боженой. В честь своей бабушки. Я ее не застала, но для Макара эта женщина значила очень многое. Она фактически его воспитала, пока мать пыталась безуспешно устроить свою личную жизнь. Я сразу же согласилась, хотя это имя мне совсем не близко и я не считаю его красивым. Теперь вдруг хочется всё переиграть и в ответственный момент внести в графу имени дочери не Божена, а Анжелика. Лика. Мне нравится, как звучит и полная форма, и сокращенная. Я аккуратно сажусь и чувствую, как боль, грусть и непередаваемая нежность к дочери переполняют меня. На глаза наворачиваются слезы. — И почему мы плачем? — с добротой в голосе спрашивает медсестра. — Радоваться нужно. Радоваться. Девочка у нас настоящий боец и мама — тоже. Вес быстро наберет, и никто не поверит, что раньше срока родилась. Аккуратно беру дочку на руки. Она такая маленькая, что я боюсь ей случайно навредить. На душе немного теплеет, когда дочка оказывается так близко ко мне. — Вот так. Молодец, — тихонько нахваливает меня медсестра, пока мы с дочерью смотрим друг на друга. Экран смартфона, который всё это время лежит на подушке, вспыхивает. Приходит сообщение от Макара. Такое долгожданное и теперь такое необъяснимо болезненное. «Уже на месте, родная». Я перечитываю эти несколько слов. Понимаю, что не могу и не хочу сейчас видеть Макара, иначе… Иначе мы страшно поссоримся. Я не смогу остановиться. Не смогу спокойно спросить о том, что означают те фотографии. Потрачу остаток сил на то, что не следует тратить. Не сейчас. Особенно, когда у меня на руках новорожденный ребенок. Жмурюсь и слышу уже привычный стук в дверь. Мы с медсестрой переглядываемся. — Там наш папочка приехал, — с улыбкой предупреждают нас. — Не нужно, — шепчу и снова опускаю взгляд на дочь. — Плохо себя чувствуете? Что-то беспокоит? — начинает забрасывать меня вопросы моя медсестра, пока поправляет одеяло. — Всё хорошо. Просто не нужно сейчас впускать моего мужа сюда. Медсестра на несколько секунд выходит из палаты. Я аккуратно покачиваю дочь и рассматриваю ее личико. Она и впрямь очень сильно похожа на Макара. — Он уже здесь, — заявляет моя медсестра, когда возвращается. — Весь взволнованный ждет. Еще немного и двери с петель снесет, чтобы к вам попасть. Настоящий ураган, а не мужчина. За рёбрами снова начинает ныть. Остро. Горячо. Но глупое упрямство напополам с испугом всё равно берет вверх, и я стою на своем: — Попросите его прийти завтра. Я сильно устала. Медсестра ничего не говорит, снова уходит. Проходит не меньше минуты, когда мой смарт оживает. Он стоит на беззвучном. Работает только вибрация. И стоит мне ее ощутить, как я едва не упускаю его на пол. Дочери это тоже явно не нравится. Она начинает капризничать. Звонит Макар. Между нами разница в возрасте десять лет. И никогда прежде я не ощущала ее так ярко и веско, как сейчас. Веду себя как маленькая испуганная девчонка, хотя совсем недавно напоминала себе, что таковой не являюсь. Похоже, сама себе наврала. Макар продолжает звонить. До последнего гудка. Снова и снова. Волнение внутри меня поднимается настоящим цунами, отчего сердцебиение просто зашкаливает. Что я творю? Когда смартфон наконец-то затихает, я позволяю себе сделать один маленький короткий выдох и поцеловать дочку в лобик. Приходит сообщение.