Все потом… – Что у тебя тут? Рассказывай. Ганц вздохнул. – Вот тут письма: что, как, к кому… в принципе мы все просчитали верно, ваше величество. – Авестер? – Увы… – А… Амалия? Ганц вздохнул вторично. Понурился. И вытащил из-за пазухи бумаги, которые не доверил никому. И которые даже не стал класть в общую кучку. – Посмотрите, ваше величество. Эдоард протянул руку – и Ганц обратил внимание, что королевские пальцы чуть подрагивают. М-да… никому такого не пожелаешь. Чтобы родная дочь… Вообще, эта история нравилась Ганцу все меньше и меньше. Инцест, убийство, заговор, отцеубийство, одним словом – хорошего мало. И все – на таком уровне, что голову бы сохранить. Эдоард быстро проглядывал пергаменты. – Этот патер еще жив? – Жив. – Ганц это знал точно. Пастор Воплер последнее время пользовался популярностью, и к нему стекалась куча церковного народу. В том числе и этот… редкая дрянь, потому и запомнился. – Его тоже в Стоунбаг. – Уже распорядился, ваше величество. Эдоард посмотрел поверх пергамента. – Вы раньше знали, что тут написано? – Догадывался, – признался Ганц. – Они здесь? – Да, ваше величество. Какие будут приказания? – Какие тут приказания? Допросить, вытряхнуть все – и казнить. – Э… – Ивельенов обоих. Амалию… мне надо с ней поговорить. – А дети? – Смотря что они знают. Если ничего о своем происхождении – пусть живут, но в монастырях и под присмотром. – А близнецы? – Кто-то же должен стать следующими герцогами. Хотя я еще подумаю… Ганц кивнул. Эдоард машинально потер грудь. – Проводи меня к Амалии… Женщина сидела на грубой соломенной подстилке. Но допросная была достаточно чистая. Платье порвано, есть кровоподтеки, но следов изнасилования или серьезных пыток пока не видно. Эдоард распахнул дверь и вошел. Ганц, не спрашивая, вошел вслед за королем. Отослал палачей и писца. И, когда его величество сверкнул на него глазами, объяснил: – Ваше величество, если ее прикуют – я выйду. А так… я ведь и так все знаю. Эдоард махнул рукой. Проклятая боль… да пропади оно пропадом… это лицо. Амалия… глаза Джесси, ее волосы, улыбка – и его черты. Дитя их любви. Его старшая дочь… – Почему? Глаза Амалии сверкнули. Она не собиралась бросаться на короля, но держалась гордо. – За Эдмона. Вы убили его! – Не я. – Мой отец ничего не делал без королевского приказа. Я знаю! – Я не отдавал ему такого приказа. Клянусь. Женщина выпрямилась. Опустила глаза. Поверила. – Я любила его. Мы были женаты. А вы… вы никогда бы не разрешили… – Вы даже не спрашивали почему. Амалия вздохнула. Почему? И перед взором поплыли картины прошлого. Вот она, совсем маленькая девочка, приглашена во дворец. Королева – еще Имоджин – бросает что-то резкое. И Амалия убегает плакать в коридор. – Ты чего ревешь? – Рядом стоит серьезный сероглазый мальчик. – Не твое дело, – огрызается Амалия. Но Эдмон, а это был именно он, не уходит. – Не плачь. Хочешь конфету? Амалия робко кивает, и ей в ладонь ложится большой полосатый леденец. И серые глаза впервые встречаются с синими. – Спасибо… Вот ей двенадцать лет. Теперь королева уже Джессимин. И Амалию довольно часто приглашают во дворец. Сейчас пригласили просто так… она удрала от всех и ходит, разглядывая залы, коридоры. – Ты что тут делаешь? – Опять сероглазый мальчик. – Гуляю. А что, нельзя? – Тебе – нельзя. – Это еще почему? – Потому что ты – Иртон. – И что? Зато я красивая! – Кто тебе сказал такую глупость? – Папа. И мама. – Алисия вообще-то не говорила, но ведь и соврать можно, правильно? – Разве я некрасивая? – Ты – Иртон? – Я – Амалия Иртон. А что? – Ненавижу вас всех! – бросает мальчик и уходит. А Амалия остается с чувством потери чего-то важного. Вот ей пятнадцать лет. Сейчас она одна из девочек, подающих ноты, нитки, разные мелочи королеве, и может часто бывать при дворе. Тем более что ее мать, Алисия, приближена к королеве. Эдмон проходит по коридору мимо нее. Амалия тоже его «не замечает», хотя паренек с карими глазами, следующий за принцем, смотрит восхищенно. Но тоже молчит. Это происходит совершенно случайно. Амалия поскальзывается – и падает. Она ничего не планировала, не кокетничала… Она просто поскользнулась. Кто-то неудачно бросил огрызок.