Ричард слегка опешил. Любая женщина, оказавшаяся в такой ситуации, постаралась бы вцепиться в него. Эта же… Она ничего не хотела. Не ждала. И не требовала. Она просто была. Мало это или много? – Стоит, – вздохнул Рик. – Иначе это на всю жизнь останется между нами. – И будет ее сильно портить, так? – Лиля смотрела принцу в глаза. – Ваше высочество, не бойтесь меня обидеть, хорошо? Я понимаю, мы, женщины, тонкие натуры… но мне сейчас и так плохо. – Мне тоже плохо, – рубанул Рик. – Прошлой ночью… я вообще не соображал, что делаю. – Я тоже. – Лиля вздохнула. – Слишком много всего наложилось. Смерть мужа, вино, да и последний год выдался тяжелым… я себя не контролировала. – Я тоже. Мужчина и женщина смотрели друг на друга уже чуть спокойнее. Рик престал ждать слез и шантажа. Лиля облегченно выдохнула, понимая, что эпизод не будет иметь продолжения. – Это было… крайне некрасиво. Рик фыркнул. Кажется, у графини талант к преуменьшению? Некрасиво? Еще бы на трупе устроились. Никогда бы он себе такого не позволил. Но сорвало. Да и… если бы Лилиан была любимой женой, обожаемой, подругой жизни, настоящей половинкой Джеса. Так нет ведь. Розовой коровой Джес ее не называл только последний месяц и то потому, что Эдоард запретил. Они даже друзьями стать не успели. – Согласен. Думаю, такое больше не повторится. Лиля кивнула, проглотив привычную просьбу не зарекаться. Сейчас присказку явно будет воспринята неадекватно, видно же – принц мучается. Ей было неприятно, да, и даже очень. Но… В свое оправдание Лиля могла сказать только одно. Вино, усталость, гормоны… страшное сочетание. Вот и снесло крышу. И потянуло к первому, кто оказался рядом, лишь бы живой и настоящий. А так… увольте. – Да. Мне, наверное, надо уехать? В Иртон, пока длится траур? Рик покачал головой: – Нет, графиня. Достаточно, если вы просто перестанете бывать при дворе на официальных мероприятиях. Да и как же ваши проекты? Лиля вздохнула. Действительно, если она сейчас уедет – многое заглохнет без нее. Да и ее люди здесь не останутся. Не все, но многие последуют за ней. – Ричард… я останусь и доведу все до ума. Но потом вы позволите мне уехать в Иртон? – Вас так туда тянет, графиня? – Мне было там спокойно. – Несмотря на все покушения на вашу жизнь? Но что еще могла сказать Лиля. Что еще? «Если бы меня сюда не понесло, люди были бы живы. А я? Не знаю. Могла бы и выжить. Но мне хотелось не просто выжить, но и жить хорошо. А потом я заигралась. Я забыла, что тут платят кровью. И чем еще предстоит заплатить мне?» – Мы подумаем об этом – через пару лет. Хорошо? – Хорошо. – И называйте меня Ричард. Мужчина и женщина смотрели друг на друга. Не было между ними пока ни особой любви, ни привязанности, ни чего-то еще… Не было. Была просто одна ночь, в которую сошлись два одурманенных горем и вином человека, уставших, потерявших над собой контроль и ищущих тепла рядом. И чужими друг для друга они уже не будут. Общая тайна, общая неловкость, понимание и прощение. Да, бывает и так… Кажется, это входит в привычку у королей Ативерны – иметь общие тайны с графинями Иртон? Ричард вышел, поцеловав на прощанье руку графини. Лиля устало помассировала виски. Голова гудела как колокол. «Буду жить дальше? Во всяком случае, попробую. Всем и вся назло! Буду жить, воспитывать детей, радоваться жизни, думать о хорошем, мечтать, любить, заниматься делом, там, глядишь, и замуж выйду – только надо подобрать подходящего мужа». Идеальным вариантом было бы партнерство двух умных личностей. Но где найти вторую половинку? Средние века, не Средние, а женская проблема неизменна. Все лучшие мужчины уже заняты подругами. Вот и Фалион… «Эх, Александр. Ты никогда ни о чем не узнаешь, а вот я понимаю, что тебя не стою». Лиля еще долго сидела, глядя в огонь, а потом махнула рукой и отправилась наверх. Дом, дочь, дела… Кто хочет – может плакать. А она предпочитает двигаться вперед. Ричард с плохо скрытой тревогой смотрел на отца. М-да, племянника тот любил. Эдоард был болезненно серым. Лицо осунулось, глаза запали… – Все закончилось. Эдоард кивнул. – Завтра поедешь к Гардвейгу. Расскажешь ему обо всем. Договоришься о приезде его дочери. Полагаю, он нам сильно должен. Рик вздохнул: – Еще как. – Возьми на столике черновик договора. Прочитай, обсудишь. Рик только головой покачал. Весь серый, на ногах не стоит, но это ведь не повод отлынивать? Работал. Прикидывал, что нужно государству… Альдонай, неужели все короли становятся такими? Как будто внутри все перегорает, и остается серый пепел. Потом на этом пепле вырастает нечто полезное для государства, вот только как жить со сгоревшей душой? Страшно это… – Прочитаю. – И не злись на Гардвейга. Нельзя нам… Рик прекрасно понял, что хотел сказать отец. Нельзя. Короли не то что обычные люди, не могут они мстить, радоваться, любить, ненавидеть… Эдоард тяжело вздохнул. – Иногда я думаю, что зря позволил себе полюбить. Девочки – моя радость. Но остальное… знаешь, за грехи родителей платят дети, но и родители тоже платят, если не успевают вовремя умереть. – Не говори так. – Я стар, Рик. И мне не так много осталось. Знаешь, я хотел бы сам оплатить свой счет и закрыть. Рик покачал головой. Сейчас он не понимал отца. А Эдоард смотрел на сына и думал, что никогда не откроет ему правды. Когда-то он позволил себе полюбить. Не отпустил Джесси, не дал ей быть счастливой или хотя бы спокойной с кем-то другим, и вот результат. Он видел, как его дочь превратилась в чудовище, пожирающее все вокруг. Его сын погиб – из-за безмозглой дряни. Или из-за того, что недооценил, не подстраховался… Или потому, что он, Эдоард, не уделял внимания Джерисону? Ребенка ведь воспитывают до пяти лет, а потом он развивается уже сам, во многом сообразуясь с тем, что было вложено. А кто тогда занимался детьми? Джайс? Джесси? Он сам? Увы – нет. И вот результат. Стоило всего лишь раз проявить слабость – и столько погубленных жизней. Имоджин, Джайс, Джесси (может, она жила бы и сейчас, не стань королевой? А он мог бы хотя бы видеть ее), Эдмон, Амалия, Джерисон, дети Амалии… Корона – тяжелая ноша. И требует она от короля такого… страшно это. Безумно страшно и больно. «Альдонай, не прощай меня. Пойми. А простить – я себя и сам не прощу». Ричард поехал к Гардвейгу утром. Король Уэльстера уже ждал его. Выгнал докторуса, посмотрел внимательно и кивнул на кресло.