Я еще больше растерялся. – Как это? – Любой человек, который занимается музыкой, умеет читать с листа и в уме. Так что это такое? Он кивнул на тетрадь, которую все еще держал в руках. – Это я сочинил. Хотел узнать ваше мнение. – Я понимаю, что это ты сочинил. Но что это? Песня? Романс? Свадебный марш? Или, может, похоронный? Каково предназначение этой мелодии? – Вы просто скажите мне, это хорошая музыка или плохая. – Друг мой, я не оцениваю музыку в категориях «хорошо» или «плохо», я оцениваю в категориях «годится» или «не годится». Как мелодия для примитивной песенки в жанре дешевого шансона – вполне пойдет. Включи телевизор, там такое на каждом канале. Как ария из оперы – не пойдет, не годится. Как главная тема для сонаты – не годится тем более. Эта музыка – уровень детского сада. Поэтому я повторю свой вопрос: что это? Я молча забрал тетрадь и ушел. Больше я к дедку не приходил, хотя мне еще было много чему у него поучиться. Но он не понял ни меня, ни мою музыку. Он назвал результат моего творчества примитивной песенкой для дешевого шансона. Старый дурак, свихнувшийся от одиночества. Да, моя музыка пока еще не совершенна, в ней нет той великой гармонии, которую я сам почувствовал бы. Но она УЖЕ прекрасна, в этом я не сомневался. И ждал, что дедок, сыграв мою музыку, восхитится и подскажет, где и что нужно чуть-чуть доделать, чтобы прекрасное стало совершенным. А он… Даже играть не стал. И никакого восхищения. И никаких дельных советов. Дзюба Роману было неловко: Анне из-за него так и не удалось поспать сегодня. Сначала она работала, потом вроде бы легла, но, судя по тому, что разбила лампу, так и не заснула, а когда заклеила ногу – встала и пошла готовить завтрак. – Бессмысленно затеваться со сном, – сказала она. – Шесть утра уже. Я, конечно, засну, но потом буду разбитая и никуда не годная. Лучше уж перетерпеть до вечера и лечь пораньше. – Ну, если удастся, – усмехнулся Дзюба. – Неизвестно, как день сложится. Я-то привычный, давно натренировался по двое суток работать без сна: сутки отбарабанишь в дежурной группе, потом еще до поздней ночи домой не уйдешь. А тебе, наверное, тяжело будет. – Нормально. Ты свою работу сделал, которую Аркадий поручил? – Частично, – вздохнул он. – Мозгов не хватает. Для такой работы нужен коллектив человек в пять и времени побольше, хотя бы трое суток. А тут я один, дурак дураком, и сроки поджимают. При этих словах Анна, стоявшая в длинном, до пола, махровом васильково-синем халате перед открытым холодильником, резко обернулась. И снова на Романа плеснуло недоверием и подозрительностью. – Слушай, Гудвин, а тебе не бывает стыдно признаваться в том, что ты дурак? Не боишься, что над тобой будут смеяться? – Так надо мной всю жизнь смеются. Потому что рыжий и потому что вечно лезу куда надо и куда не надо со всякими безумными идеями. Я же тебе рассказывал, что меня называют фантазером и сказочником. – И как оно тебе? Не обидно? – Давай по порядку. – Дзюба отодвинул Анну от холодильника и закрыл дверцу. – Признаваться в том, что ты недостаточно умен и чего-то не понимаешь или не можешь сообразить, не стыдно. Никогда и никому. Это если объективно. А если субъективно, то, конечно, масса людей страдает проблемами с самооценкой, и им признавать себя дураками просто невыносимо. Дальше: надо мной всю жизнь смеются, но мне это безразлично. То есть никак меня не задевает. – Почему? – Не знаю. Наверное, меня так воспитали. Когда я был совсем маленьким, еще в детский сад ходил, меня никто не трогал. А как пошел в школу, так и началось. Рыжий-рыжий-конопатый-стукнул-дедушку-лопатой и все в таком духе. Я к маме жаловаться побежал, а она сказала: «Если люди рядом с тобой смеются, значит, им весело и у них хорошее настроение. А когда у людей хорошее настроение – это же замечательно!» Не дословно, конечно, но приблизительно так. И как-то мне эти слова в душу запали. Видимо, мама сумела так сформулировать свою мысль, что мне, шестилетнему пацану, она стала понятна и близка. И с тех пор как отрезало! Все ржут – и я вместе со всеми. Или внимания не обращаю. А уж как только надо мной не издевались! И в школе, и на службе… Особенно мой первый наставник надо мной изгалялся, не будь он тем помянут. Роман вспомнил погибшего Гену Колосенцева, и голос его дрогнул. – Почему «помянут»? – настороженно уточнила Анна. – Он умер? – Убит, – коротко ответил он. – А почему ты сказал «первый наставник»? Был еще и второй? – Был. И есть. Антон. С Геной я работал в округе, а с Антоном – уже на Петровке, он меня туда и перетянул с «земли». Он совсем другой. Он меня учит, натаскивает, на все мои вопросы отвечает. А вопросы, сама понимаешь, далеко не всегда бывают умными. Иногда такую глупость спрошу – хоть стой, хоть падай. Но у Тохи терпения – море, у него двое детей, так что он хорошо натренировался на любые вопросы отвечать и не раздражаться. – А у тебя самого дети есть? – Нету. Я и женат-то еще не был. Мышонок, ты что-то такое говорила насчет завтрака, или мне показалось? – Да, завтрак… – рассеянно кивнула Анна, снова открывая холодильник. – Творог со сметаной будешь? – Буду, если с сахарным песком. Или вареньица какого-нибудь добавить, а то кисло. И с хлебом. – Наш Гудвин любит сладкое? В ее голосе отчетливо прозвучала ирония. «Наверное, ей внушили, что мужчина, который любит сладкое, совсем не мужчина. Настоящий мужик должен любить мясо и водку и закусывать ее чесноком или селедкой с луком», – подумал Дзюба. – Твой Гудвин обожает сладкое. И совершенно не стыдится в этом признаваться, – ответил он. – Потому что в этом нет ровно ничего постыдного. Постыдными могут быть только поступки, совершенные по низменным, некрасивым мотивам. А быть рыжим, глупым или сладкоежкой – не стыдно. Анна смешала в пластиковой миске творог, сметану и мед, нарезала хлеб, поставила на стол тарелки, положила приборы. Роман быстро смел свою порцию, выпил две чашки крепкого кофе и отправился перечитывать материалы. Итак, что «дано в условии задачи»? Игорь Вадимович Песков, 1976 года рождения, москвич, привлеченный пару лет назад к работе по программе, пришел к выводу, что правила и принципы этой программы не дают нужного результата и действовать следует по-другому. Его идеи не нашли поддержки среди соратников, более того, были подвергнуты резкой критике. После чего, спустя некоторое время, господин Песков продал дачный участок за очень солидные деньги, уволился с работы, наврал тетке, что едет к другу-леснику, и отправился сначала в сторону Брянска, а далее – неизвестно куда. Случилось это в апреле 2016 года. А в мае, точнее – 17 мая 2016 года, в городе Сереброве обнаружен труп женщины средних лет. И никто не вспомнил, что ровно за год до этого, 17 мая 2015 года, точно в том же самом месте нашли тело двадцатипятилетнего мужчины. Похоже, обнаружение мертвых тел в этом месте никого не удивляло: неподалеку расположен вокзал и железнодорожный узел, на территории обитает огромное количество бомжей и алкашей, среди них и спрятаться может кто угодно – никогда не найдут, и пропасть может любой из них – никто не спохватится. Вторая жертва – женщина средних лет – была как раз из категории постоянных обитателей привокзальной местности, совершенно спившаяся, давно потерявшая человеческий облик. А вот первая жертва, некто Борискин, с бомжами ничего общего не имел, работал менеджером в логистической компании. Более чем приличный молодой человек, хотя в момент убийства и был изрядно нетрезв, но лишь потому, что побывал на дне рождения у приятеля. И первое, и второе убийства остались нераскрытыми. Прошло меньше месяца, и в городе Шолохове, расположенном в 60 километрах от Сереброва, 10 июня находят тело двадцатилетнего юноши. И опять никто не вспоминает о том, что за год до этого, 10 июня 2015 года, в том же самом месте, на небольшом городском пляже на берегу водохранилища, уже находили труп. И тоже мужской. Правда, в прошлом году потерпевший был чуть постарше, но не значительно. Пляж летом – место особое, на нем устраивают пикники, занимаются любовью, ссорятся, дерутся, выпивают и закусывают, знакомятся, играют в карты… Кого удивит убийство летом возле воды? Никого. Кто вспомнит точную дату прошлогоднего убийства? Никто. 3 августа 2016 года – труп во Дворецке, юная наркоманка, в крови которой было столько героина, что если бы ее не задушили, она, скорее всего, умерла бы сама если не через два-три часа, то уж через два-три дня – наверняка. Тело нашли в городском лесопарке. За год до этого в том же месте, рядом с той же скамейкой и под тем же самым деревом, нашли мертвого наркомана, причина смерти – передозировка, заключение судмедэкспертизы ни у кого сомнений не вызвало, признаков насильственной смерти не выявлено. Опять же место такое… Что ни рейд – с десяток задержанных, так кого удивит мертвый наркоман? 28 сентября 2016 года – Елогорск, территория замороженной давным-давно стройки, где начали и бросили возводить многоквартирный жилой дом. Год назад на втором этаже обнаружили висящее в петле тело молодой женщины. Следствие очень быстро пришло к выводу о том, что это суицид, и дело прекратили. В этом году на том же втором этаже нашли повешенного пожилого мужчину. Признаки насилия были явными, так что ни о каком самоповешении речь не шла. Но поскольку за год до этого было совершено не умышленное убийство, а самоубийство, то о нем, само собой, никто не вспомнил. Вернее, кто-то что-то вспомнил, ровно столько, чтобы назвать замороженную стройку «проˊклятым местом», но явно недостаточно, чтобы связать оба трупа. И, наконец, Тавридин. 1 ноября 2015 года в промзоне совершено убийство из ревности, 1 ноября 2016 года – убийство Георгия Петропавловского. 5 ноября появляется статья тавридинского журналиста. Выходит, Песков не уехал сразу после совершения преступления, а подзадержался в Тавридине как минимум еще на 4—5 дней. Либо сразу уехал, а потом вернулся. Интересно, почему он из всех городов выбрал именно Тавридин, чтобы «слить» в средства массовой информации свой материал? Он с таким же успехом мог проделать это и в Сереброве, и в Шолохове, и в Елогорске, и в Дворецке. Итог – десять трупов, из них восемь – криминальные, один суицид и одна смерть от передоза. Из пяти эпизодов прошлого года одно убийство раскрыто (в Тавридине), два – во Дворецке и в Елогорске – не являются криминальными, и еще два (Серебров и Шолохов) – «висяки», которыми, похоже, никто уже и не собирается заниматься. Из пяти эпизодов года нынешнего криминальные все пять. И перед Романом Дзюбой вовсе не стоит задача раскрыть эти последние убийства, ибо преступник отлично известен: Игорь Вадимович Песков. Ему нужно (всего-то навсего!) выяснить внутренний механизм, согласно которому Песков принимает решения, и вычислить место его следующего удара. Конечно, хорошо бы найти Пескова там, где он сейчас находится, но это, скорее всего, нереально, поэтому надо постараться хотя бы перехватить его в том месте, куда он потом направится. Вся проблема в том, чтобы понять куда. Если вообще это Песков, а не кто-то совсем другой… Но раскрывать убийства на чужой территории Дзюбе в любом случае не нужно, никто ему этого и не позволит. Роман открыл в компьютере карту и взял листок бумаги: надо первым делом попытаться составить схему движения Пескова по расстояниям и по срокам. На карте он прочерчивал траекторию, на бумаге записывал даты. – Роман… – послышался осторожный голос Анны. – Гудвин, – строго поправил он, не отрывая глаз от экрана. – Ну да, Гудвин… Тебе не будет мешать, если я на кухне включу аудиокнигу? – Конечно, включай, – рассеянно кивнул Дзюба. Анна скрылась в кухне, притворив дверь. Смешная она… Никогда в жизни у капитана Дзюбы не было отдельного кабинета, в котором можно было бы предаваться размышлениям в тишине и покое. Он привык думать на ходу, на бегу, в помещении, где все время кто-то разговаривал и что-то происходило. Разве может ему помешать какая-то аудиокнига? Звукоизоляция в доме, разумеется, не идеальная, и при определенном напряжении слуха можно даже различить отдельные слова, произносимые актером-чтецом, но если не акцентироваться на этом, то и не мешает вовсе. Интересно, почему Анна не пользуется плеером с наушниками? «Спрошу при случае», – решил Роман, возвращаясь к схеме. Картина получалась странноватой. От Шолохова до Дворецка – приблизительно 1700 километров, временной интервал между убийствами – почти два месяца. От Дворецка до Елогорска 990 километров, и интервал снова почти два месяца. От Елогорска до Тавридина – 1450 километров, и чуть больше месяца. А вот в самом начале схемы – что-то странное. Первое убийство в Сереброве, и уже меньше чем через месяц – второе, в Шолохове, расположенном совсем рядом, всего в 60 километрах. Что это? Неудачная попытка, показавшая необходимость готовиться к совершению преступления более тщательно и выбирать место подальше от предыдущего? Вполне возможно. Но тогда в чем «неудачность»? Чем Игоря Пескова не устроил результат убийства в Шолохове? Его что-то испугало или насторожило? Но что? Пришлось вернуться к материалам об обнаружении трупов на пляже у водохранилища. Прошлогодняя жертва, Егор Анисимов, двадцати семи лет, погиб от ножевых ранений. Потерпевший нынешнего года, двадцатилетний Виктор Юрьев, тоже убит ударами ножа. Ни в первом, ни во втором случаях оперативно-розыскные мероприятия результата не дали: недоброжелатели у убитых, само собой, нашлись, но ни у одного из них не выявлено достаточно убедительного мотива для убийства, зато алиби, твердые и доказанные, оказались у всех до единого. Вопрос о том, для чего и с кем Анисимов пришел ночью на пляж, остался открытым, что же касается Юрьева, то юноша, по свидетельству тех, кто его знал, был, что называется, «со странностями»: общению со сверстниками предпочитал одиночество, в холодное время года мог часами, до поздней ночи, сидеть на скамейке в сквере, в теплый же сезон частенько вечера проводил на пляже, глядя на воду и о чем-то думая. Буйно гуляющие на берегу компании давно перестали замечать невысокого худенького Виктора, познакомиться с ним не пытались, между собой называли «блаженненьким». В тот вечер, когда Юрьева убили, одна компания, вдоволь навеселившись, ушла с пляжа около полуночи, и «блаженненький», по показаниям всех участников загула, в тот момент был жив и здоров, сидел на своем обычном месте, на краю пирса, а примерно в половине второго туда заявились две парочки, надеявшиеся приятно провести остаток теплой июньской ночи. Они-то и обнаружили труп Виктора. Дзюба сломал глаза, разглядывая карту, оценивая возможности добраться из одного города в другой разными видами транспорта, в попытках поймать какую-то закономерность. Ничего не получалось. Со сроками не получилось тоже. Между убийствами в Шолохове и Дворецке – два месяца без одной недели, между Дворецком и Елогорском – столько же, однако все остальные интервалы либо больше, либо меньше. Никаких закономерностей. До встречи с Аркадием Михайловичем оставалось полтора часа, а никаких идей у капитана пока не появилось. «Буду танцевать от печки», – сказал себе Дзюба. Он попытался представить себя Игорем Вадимовичем Песковым, 40 лет, инженером-радиотехником, разведенным, не имеющим ни детей, ни родителей. Получилось плохо. А вернее сказать – не получилось никак. Хорошо было отцу Брауну, герою Честертона, он умел влезть в душу преступника, терзаться его страстями и думать его головой. А ему, Ромке, такая способность природой не дана. Ладно, он будет оперировать теми инструментами, которые доступны. Какова конечная цель Пескова? Поднять панику в населении, которое придет в отчаяние от беспомощности правоохранительных органов, в результате чего начнется открытый бунт. Какими средствами он пытается достичь своей цели? Он хочет создать видимость того, что по стране разъезжает маньяк, свернутый на всю голову, и методично совершает убийства с интервалом ровно в год. Маньяк начал свою деятельность полтора года назад, убил невесть сколько людей в самых разных городах, а теперь пошел по второму кругу, кладя новые трупы в тех же местах и в точности соблюдая даты. Какие из всех совершенных в прошлом году убийств – дело его рук? Какие из них он намерен «скопировать»? Где и когда он убьет в следующий раз? Никто ничего не знает, и чем больше становится этих «парных» убийств, тем сильнее должна, по замыслу Пескова, становиться паника, которая, в конце концов, заставит людей сначала выходить на митинги, а потом громить здания полиции, прокуратуры и судов. Никаким иным способом, по мнению автора идеи, невозможно заставить власть понять, что правоохранительная система прогнила до основания и ее нужно не просто менять – перестраивать коренным образом. Ну ладно, предположим, цель Пескова они определили более или менее верно. Как он будет ее реализовывать? Что ему для этого нужно? Правильно, ему нужна информация об убийствах, совершенных в прошлом году. Он каким-то образом эту информацию добывает, изучает, обдумывает и прикидывает: какое преступление он реально может скопировать? Годится ему далеко не все, ибо Игорь Песков – самый обычный человек, не имеющий ни подготовки, ни навыков киллера, ни нужных связей, при помощи которых можно достать ствол или яд и при этом не спалиться. Из пяти совершенных им убийств – ни одного огнестрела, ни одного отравления. Он использует только подручные средства: шарф для удушения, кулаки и веревку для повешения, нож, камень. Дальше: он отбирает объект для копирования с учетом места и времени. Квартиры, офисы и прочие подобные места отбрасывает, равно как и убийства, совершенные белым днем. Ему нужно безлюдное место и темное время суток. Ему нужна ситуация, когда он может просто стоять и ждать. Кто пройдет мимо – тот и станет жертвой. Если не пройдет никто – значит, дата упущена, и нужно искать следующий вариант. Песков – ни разу не Рэмбо, поэтому ему необходим одинокий прохожий, без выдающихся физических кондиций, в идеале – нетрезвый. Да, он не Рэмбо и не киллер… Может быть, в этом и есть причина того, что первый временной интервал оказался короче последующих? Игорь просто не знал изначально, как это трудно: ни с того ни с сего взять и убить человека, без всяких чувств к нему, без злости, без ненависти. Убить просто так. Он переоценил свои силы и взялся за второе убийство слишком быстро, едва совершив первое. И понял, что не «тянет». Ему нужно время, чтобы восстановиться. Возможно, ему требуется пить несколько дней, чтобы прийти в себя… Да, это хорошее объяснение. По крайней мере, не противоречивое. Но, с другой стороны, бывшая жена назвала Пескова фанатиком. А станет ли фанатик испытывать какие-то душевные муки, совершив убийство во имя своей великой идеи, которой он преданно и безоглядно служит? Сомнительно. «Надо будет обсудить это с Аркадием Михайловичем», – подумал Роман, и в этот момент из-за стены, отделяющей комнату от кухни, раздался громкий голос чтеца: – Ай, не он!… Не он!… Потом голос снова стал тише и почти сливался с доносящимся из-за окна уличным шумом. Дзюба посмотрел на часы: через 15 минут нужно идти на восьмой этаж, докладывать Аркадию. Можно успеть перехватить бутербродик. И о чем это так истошно верещал чтец? Впрочем, сами слова показались Роману смутно знакомыми. То ли слышал он их уже где-то, то ли читал… Почему-то услышанное только что тревожило его. На кухне Анна жарила оладьи, на подоконнике стоял старенький аудиоплеер, такие Дзюба видел лет десять назад, а то и больше. – Мышонок, а что ты слушаешь? – Пушкин, «Метель», – ответила Анна без улыбки. – Оладьи будешь? – Буду, спасибо, – он тут же подхватил вилкой оладушек и засунул в рот. – Зачем тебе Пушкин? – Вчера заказ пришел, просят курсовик по прозе Пушкина, вот я и решила в памяти освежить. Пока готовлю – слушаю, время экономлю.