— Мы не хотим на улицу, — заявляет Оливер. — А в Диснейленд хотите? — Да, — отвечает Оливер. — Тогда выметайтесь на улицу, черт вас дери, и ведите себя как нормальные дети! — досадует Шерил. Близнецы спускаются по лестнице, а Шерил бормочет: — Чудики хреновы! Поиграть с новоиспеченными соседями не получается. Местная заводила, девочка по имени Дженнифер Грант, живущая через дорогу, дразнит Маргарет и доводит ее до слез. Она обзывает Маргарет уродиной и смеется, что новенькая не знает считалок-скакалок. Оливер знает, что девочек бить нельзя, но все равно стукает Дженнифер. Та убегает домой, но выходит ее старший брат. Он хватает Оливера за горло, отрывает от земли, трясет и одновременно душит. Оливер не может ни дышать, ни кричать. Старший мальчишка бросает его на асфальт. Из дома выходит Дженнифер, скрещивает руки на груди и смеется. Вместе с ней смеются другие дети и даже маленький Энтони, только кто осудит его за то, что примкнул к большинству? На внеклассных занятиях такое сплошь и рядом. Не верится? Лучше поверить. Эпизод мимолетный, скучающие дети быстро отвлекаются на другое. Близнецы тихонько возвращаются домой, прячутся в гараже и ждут, когда вернется папа. Папа возвращается поздно. Он работает в Лос-Анджелесе, в региональном отделении ФБР на бульваре Уилшир, то есть добираться ему долго и муторно. В тот вечер за ужином близнецы молчат об инциденте, а маленький Энтони уже о нем забыл. Том болтает без умолку — говорит о новой работе, о новых перспективах. Шерил напоминает, что он хотел о чем-то сообщить детям. Том улыбается и спрашивает, хотят ли дети поехать в Диснейленд в ближайшую субботу. Дети хотят. Однако в ближайшую субботу Тому приходится ехать на службу, и поездка переносится на следующие выходные. — Небось вообще не поедем, — пророчествует Маргарет вечером, оставшись наедине с братом. — Да уж, — соглашается Оливер. — Шея до сих пор болит? — спрашивает Маргарет. — Нет, — отвечает Оливер, но девочка чувствует, что он врет. Сидя на кровати, Маргарет читает книжку из серии «Веселые няньки» — ту, в которой Мэри-Энн получает письмо-цепочку и сильно пугается. Подруги велят его порвать: ничего плохого, мол, не случится. Мэри-Энн рвет письмо. Ничего плохого не случается. Вот она, слабая сторона писем-цепочек… Маргарет осеняет: плохое должно случиться раньше! В следующий четверг кролик Дженнифер Грант выбирается из клетки и убегает. Днем позже в школе Дженнифер обнаруживает в коробке с завтраком записку: «Во время ланча облейся виноградным соком, не то твой кролик умрет». В столовой, на глазах у всей школы, Дженнифер обливается виноградным соком. Записки продолжаются. Требования повышаются. Дженнифер встает посреди урока и говорит: «Дерьмо!» Дженнифер отпрашивается в туалет пять раз за урок. Самое возмутительное требование — в шесть утра выйти на улицу голой и простоять десять секунд. Если Дженнифер его выполнит, ей вернут кролика. Дженнифер голой стоит перед домом десять секунд, потом находит в своем школьном шкафчике записку, объясняющую, где спрятан дохлый кролик. Поляроидные снимки голой Дженнифер Маргарет и Оливер прячут под комодом. Когда-нибудь они обязательно пригодятся. Жизнь идет своим чередом. Маленький Энтони прекрасно приспосабливается к новой школе и к новым друзьям. Наконец обживаются и близнецы. Шерил скучно и одиноко. Она звонит матери, и та велит подобрать сопли: тоже, мол, проблему нашла, людям солоней приходится. Шерил продолжает «лечиться» диазепамом, водкой с тоником и коктейлями «Куба либре». Через два месяца после начала работы в Лос-Анджелесе Том возвращается домой пьяным. Он помял машину и страшно злится. У них с Шерил вспыхивает крупный скандал. Том влепляет жене пощечину, и та падает как подкошенная. Малыш Энтони ревет, а Оливер и Маргарет смотрят с холодным безразличием. 49 Психотерапевт принимает в Бруклине, в новом офисном здании над магазином, торгующим зонтами ручной работы. Très[46] по-хипстерски. Рейчел сидит в отделанной плюшем приемной и нервно листает номера британского «Вога». В окно бьет дождь, минутная стрелка медленно ползет по циферблату отреставрированных антикварных часов. Рейчел вглядывается в репродукцию «Перед зеркалом» Эдуарда Мане. Женщина смотрится в зеркало, но лица ее не видно, что кажется Рейчел вполне уместным с учетом ее собственной зеркальной фобии. В приемной звучит композиция из позднего альбома Майлза Дэвиса. «„Ты арестован“ — прямо как нарочно для меня», — с иронией думает Рейчел. Интересно, о чем Кайли рассказывает доктору? Рейчел предупредила дочь: ни Цепь, ни случившееся с ней упоминать нельзя, но она надеется, что психотерапевт объяснит, как справляться с энурезом, суицидными мыслями и чувством тревоги. Они с Кайли знают, что объяснения не помогут, но попробовать нужно. Что еще им остается? Пятьдесят минут спустя психотерапевт выходит из кабинета и ободряюще кивает Рейчел. Кажется, доктору лет двадцать пять. «Что двадцатипятилетняя девушка может знать о человеческом сердце? А о жизни вообще?» — думает Рейчел и улыбается доктору. По дороге домой Кайли молчит. Они едут по мосту на остров, потом по автомагистрали, потом по улице до дома. Рейчел не хочет давить на Кайли, но дочь не говорит ни слова. — Ну? — не выдерживает Рейчел. — Она спросила, подвергалась ли я сексуальному домогательству. Я ответила, что нет. Она спросила, обижают ли меня в школе. Я ответила, что нет. Она спросила, ссорилась ли я с бойфрендом. Я ответила, что нет. Она говорит, что у меня симптомы перенесшего физическую травму. — Это правда. Один из похитителей тебя действительно бил. — Да, но я ведь не могу ей это объяснить? Ни ей, ни кому-то другому. Я должна сидеть перед доктором и врать про стресс, про девчоночьи проблемы, про беспокойство из-за перехода в среднюю школу. Я не могу рассказать ей о полицейском, которого застрелили у меня на глазах; ни о том, как мне тыкали в лицо пистолетом, угрожая убить меня и мою маму. Я не могу рассказать ей, как лежала на полу с малышкой, которую похитила моя мама. Я не могу рассказать ей, что, стоит нам пооткровенничать на любую из этих тем, Цепь может прийти за нами, — говорит Кайли и начинает плакать. Рейчел обнимает ее, а дождь стучит по крыше и по лобовому стеклу «вольво». — Мы в западне, да, мам? Если обратимся в полицию, вас с Питом посадят за похищение. А Цепь все равно попытается нас убить, так? Сказать Рейчел нечего. В доме холодно, Пит пытается растопить дровяную печь. — Как все прошло? — спрашивает он, увидев Рейчел и Кайли. — Не надо об этом, — шепчет Рейчел, качая головой. Ужинают они молча. Кайли гоняет еду по тарелке. Рейчел кусок в горло не лезет. Пит умирает от беспокойства за них обеих. Когда Кайли и Пит ложатся спать, Рейчел логинится в своем блоге. В поле для комментариев новое уведомление. От анонимного пользователя. Рейчел прокручивает страницу и читает комментарий внизу экрана. «Удали блог, пока они не увидели. Следи за частными объявлениями в „Бостон глоб“». Рейчел не нужно предупреждать дважды. Она запускает приложение «Блоггер» и кликает «Удалить блог». «Удалить блог со всем его содержимым?» — уточняет «Блоггер». Рейчел кликает «Да» и выходит из приложения. 50 Среда, 05:00 Рейчел не спится. Она встает, надевает уютный красный свитер, поверх него халат и наливает себе кофе. Какое-то время она сидит в темной гостиной и смотрит на свет в окнах домов на дальней стороне приливного бассейна. Потом выходит на улицу и ждет. Она дергает за нитку, вечно выбивающуюся из свитера. Кот Эли приходит узнать, в чем дело, получает порцию ласки и ускользает в камыши воевать с опоссумами. Рейчел заряжена, готова действовать настолько, что затылок жжет. Это древняя, многовековая реакция. Человек — это и хищник, и жертва. Настойчивый стук сердца. Красноречивая дрожь рук и ног. Сегодня будет очень важный день. Поднимается занавес, начинается третий акт. Утреннее солнце только всходит и светит неярко, воздух холодный, но не обжигающий. Запах болота. Пение птиц. Желтый свет передней фары велосипеда на Олд-Пойнт-роуд. На дом «Бостон глоб» доставляют все реже и реже, но малыш Пол Киркпатрик направляется прямо к ее дому. Вот он катит по подъездной аллее, Рейчел машет ему с крыльца, чтобы не напугать, но Пол все равно пугается. — Боже, миссис О’Нил! — лепечет он. — Я чуть с велика не упал со страха!