Мужчина ничего не отвечает, и это пугает. «Девчонке повезет меньше всех», – вспоминаю его же фразу, только больше нагоняя жути. Надеюсь, Цербер прислушается к этой Алине и будет глотать колеса по расписанию. – Твой отец никогда не узнает, где ты, – на полном серьезе слышу в ответ. Глава 12 Ассоль – И что ты задумал? В чем твой план? – имею наглость спросить. Это ведь очень странно звучит: хочет шантажировать отца, при этом тот никогда не узнает, где я. Что это значит? Все равно убьет? Разрежет в итоге? Застрелит, когда получит то, чего хочет? Чего этот мясник вообще хочет? А я ведь слышала про месть. Видно, Цербер давно вынашивает этот план. Ну, не конкретно этот, связанный со мной, а вообще. Непонятно только, для чего он скрывался столько лет? Неужели, нет ресурсов на осуществление своих целей? – Тебе знать не положено, – отрезает. – Меньше знаешь, крепче спишь, слыхала такое? Со мной Цербер говорит по-другому, ни как со своей Алиной. Меня почему-то пронзает злостью, когда вспоминаю ее. Вроде и не знаю, что за человек, а уже люто ненавижу. – Мне страшно… – говорю вполне искренне. Завтрашний день кажется таким размытым, будто его вообще может не наступить. А Цербер… он что-то задумал, но со мной делиться не намерен, и я даже не знаю это больше пугает или бесит. А еще меня напрягает его взгляд. Мрачный и тяжелый. Такого я еще не видела. Точно все за миг усложнилось. Буквально за ночь, пока я спала. И я не могу уловить, что именно. – Не стоит давить на жалость. Если слышала обо мне, то знаешь – нет у меня ее, – усмехается так, точно гордится этим своим качеством. Его ответ ледяным холодом проносится по легким, сбивает мое едва слышное дыхание. – Тогда зачем помог мне, когда машина застряла? – Что у тебя за привычка такая: языком чесать не по делу? – отвечает вопросом на вопрос. – Вообще-то… – хочу возразить, потому что в корне не согласна. Но по глазам громилы вижу, что лучше не стоит. И хрен знает, какая может быть реакция. Он же псих, получается… Мужчина сидит на стуле вроде бы расслабленным, но все равно выглядит устрашающим. Чудовищно даже. А мускулы так сильно напряжены, что перестаю верить в то, что Цербер вообще человек. – Есть садись – в итоге предлагает мне хозяин лачуги. – Что-то не хочется. – Да, сядь ты, блядь! – рявкает и теперь совершенно точно напоминает мне лесного зверя. – Мне твоя голодная смерть никуда не уперлась, так что будешь жрать, спать, что там еще положено, чтобы не сдохнуть? Приходится повиноваться потому что есть я, на самом деле, хочу. Иду к столу, готовая сгореть от стыда за то, какой короткой оказывается мужская рубашка. Нет, она громадная, конечно, как и сам мужик, но мне все равно кажется, что я сверкаю перед Цербером своими беззащитными обнаженными прелестями. Как жадно он трогал меня там, между ног… Я никому и никогда не позволяла делать этого, но его касания… Они точно до сих пор на мне. Пульсируют на коже. И пульсация усиливается при каждом моем движении, при трении бедер, пока иду к столу. Стыдно признаваться, что мне хочется снова ощутить его грубые пальцы на своей мякоти. Этого неандертальца с бородой. Лесного человека из лачуги в Богом забытой деревне. Убийцы, каких поискать… И я больше стараюсь не смотреть на Цербера, чтобы не вспоминать, какого это, прижиматься к его горячей плоти. Ощущать на себе его необузданную животную силу. Понимать, что от близости именно с этим мужчиной внутри раскрывались самые темные и низменные инстинкты. Навернув немного творога со сметаной, бутерброд с колбасой и чай, немного расслабляюсь и решаю задать очередной вопрос. Мне так много хочется спросить у него, потому удержаться просто невозможно. – Почему тебя так зовут – Ратмир? – Я Цербер. – Но я слышала, как девушка называла тебя по имени. – Смотрю, ты у нас маленькая любительница подслушивать чужие разговоры? – Я не специально, – оправдываюсь, и это чистая правда. – Просто ответь, это ведь легкий вопрос. Имя славянское, а ты… бегло окидываю мужчину взглядом. – Я уже сказал, как ты должна меня называть, – недовольно и резко выпаливает мужчина. Не понимаю, почему вопрос с его именем так болезненно воспринимается? Становится обидно, что звать Цербера по имени может только Алина. И я, кажется, все сильнее ее ненавижу. Больше я ничего не спрашиваю, и только когда допиваю чай, мужчина поднимается из-за стола. – Мне нужно за дровами сходить, а ты тут сиди. – Ну уж нет! – восклицаю и тоже вскакиваю со своего места. – Я с тобой пойду! Я тут больше одна не останусь! Если надо, снова шмотки твои натяну, но ждать, пока за мной придут – не стану. – А в лесу, думаешь, с Сабиром не встретимся? Он не отстает, пока свое не получает, – с усмешкой. – Там ты есть, – говорю. – Пусть и ради своих мерзких планов, но ты меня не отдашь, – смотрю на Цербера уверенным взглядом, пусть знает, что настроена я решительно. – Ладно. Собирайся, на улице буду ждать. И я собираюсь. Очень быстро. Белья своего не нахожу, поэтому приходится натягивать одежду прямо на голое тело. Ну, как есть уж! Ныть некогда. Я не в том положении, чтобы беспокоиться о таких мелочах. Мы углубляемся в лес по какой-то одному Ратмиру известной траектории. Холодно, промозгло, в снегу тону, но тащусь за ним след в след – сама же напросилась. Когда доходим до места, мужчина топором срубает несколько небольших деревьев, хотя я была уверена, что самовольная вырубка запрещена законом. Связывает их между собой, пока я подрагиваю от мерзкого холода. Приближаясь обратно к деревне замечаем едкий запах дыма. Будто горит что-то довольно большое. И только когда оказываемся на достаточном расстоянии, чтобы понять, что именно полыхает, я прихожу в ужас. Глава 13 Ассоль Вскрикиваю. От неожиданного осознания и страха. Цербер реагирует молниеносно. Зажимает мне рот своей ладонью, горячей, несмотря на холод, обступающий нас со всех сторон. А я, теперь уже безмолвно, кричу ему в руку. Горит его дом. Наш дом. Полыхает высоким пожаром. Мы находимся еще в лесу, но можем отчетливо видеть столб из огня и дыма. Я даже забываю про то, как продрогла в снежных сугробах. Это сейчас вообще неважно. Сама не понимаю, что за животный страх одолевает меня в эти минуты. Чего именно так боюсь?! Рядом с пылающим домом различимо много людей. Но никто из них даже не пытается потушить пожар. Обстановка вокруг, охваченной огнем лачуги, кажется напряженной. Это напряжение ощущается даже здесь, на расстоянии. Цербер не спешит кидаться на спасение имущества. И я понимаю почему. Видно, он тоже осознает, что подходить к дому опасно. – Я уберу руку, а ты больше не вякнешь, поняла?! – грубо спрашивает меня, а я киваю, не раздумывая. До меня только сейчас доходит, что не пойди я за Ратмиром, могла бы погибнуть в огне, задохнуться от ядовитого дыма. – Ратмииир! – по округе раздается громкий голос. Он больше похож на рык разозленного животного и по своей силе даже заглушает треск горящего дерева. – Иди сюда, сучий выблядок! Я знаю, что ты здесь! Мое горло в миг перехватывает болезненным спазмом. Ужас становится первобытным, захватившим полностью все сознание. Цербер нажимает мне на плечо, распоряжаясь пригнуться. И я, не раздумывая, как послушная марионетка, уже привычно опускаюсь в сугроб. Мужчина делает то же самое. Теперь я понимаю, кто кричит. Его жуткий братец. Я отчетливо вижу этого ублюдка из своего укрытия, и молюсь Богу, чтобы он не видел нас. Даже издали его вид устрашает. Не знаю, что произошло между этими двумя, но ненависть пылает гораздо сильнее нашего дома. Цербер никак не реагирует на зов. Выходить из леса не собирается. – Отдай девку, мелкий ублюдок! – не унимается Сабир, вроде так его зовут. – И я пощажу тебя… сегодня. – Ратмир… – со страхом пищу. – Я попросил тебя заткнуться! – с каким-то презрением слышу его раскатистый шепот. А меня паника душит. Теперь не так страшно за дом, как за свою жизнь. Цербер ни из тех, кто будет таскаться со мной. Он же с самого начала сказал – гостей не жалует, и стремился как можно скорее избавиться от меня, пока ситуация в корне не поменялась. А сейчас, потеряв дом, что мешает ему избавиться от балласта? Отдать его бешеному брату то, что он просит? Меня… И, я уверена, что в руках Сабира не выживу. Он точно не из тех, кто знаком со словом «пощада». Даже родного брата называет «сучим выблядком»… Крики прекращаются, но, кажется, я начинаю отчетливо слышать женские вопли. Не знаю, почему сельчане так убиваются по сгоревшему дому. Он стоит в отдалении и через снег пожар вряд ли перекинется на другие дома.