И мне хочется ненавидеть его за помыслы и насилие, но грозящая опасность перекрывает все. Ответом мне служит тишина и промозглость тяжелого зимнего вечера. А я ведь даже не чувствую холода. Ни капли. Стою в тоненьком платьице, ощущая только, как сгораю изнутри. Позади слышатся неспешные шаги. Они приближаются, и я сглатываю, понимая, кто их обладатель. Аура Валиева слишком сильная, и чувствуется даже спиной. Мужчина накидывает мне на плечи куртку, и она повисает тяжелым грузом. Или это просто Сабир так действует на меня? Добрый жест никак не вяжется с его грубым бандитским образом. Собираю в кулак всю силу воли, подбадривая себя тем, что готова ко всему. Ведь я сильная. Столько уже пережила. Только я ошибаюсь. Понимаю это, когда горячая мужская ладонь ложится мне на живот чуть ниже пупка. Вздрагиваю, ощущая ее удушающий жар. Рука Сабира тяжелая и сильная. Если он надавит ей чуть больше, то сможет причинить нестерпимую боль. Переломит кости. И все, о чем получается сейчас думать – как не спровоцировать его на это. – Дрожишь… – то ли спрашивает, то ли утверждает бандит. – Думаешь, я причиню вред своей невесте? Его голос звучит с издевкой. Мы оба знаем, ответ на этот вопрос. И он утвердительный. Сабир может причинить мне вред. Уничтожить. Потому что он моральный урод, каких я в своей жизни не видывала. – Ты можешь все… – мой голос почти не слышно. В своем собственном доме я не ощущаю безопасности. Хотя должна. Должна быть под защитой родителей. – Могу, – соглашается. Его ручища все еще покоится внизу моего живота, прожигая кожу через ткань платья. Чувствую, как крупные пальцы нащупывают кромку трусиков и недвусмысленно пробегают по ней. – Но я не зверствую просто так, Ассоль… – Сабир со странным кайфом растягивает мое имя. Точно наслаждается, перекатывая его на языке. – Так что мое поведение будет напрямую зависеть от тебя. Как зеркало. Непослушные шлюхи плохо кончают. Чужие пальцы теперь соскальзывают между моих ног, и больше не получается удерживать контроль над собой. Отшатываюсь. Разворачиваюсь и впечатываюсь спиной в перила веранды. – Зачем я тебе? – спрашиваю дрожащим голосом. – Можешь взять в жены кого угодно! Вон Алика с удовольствием выйдет за тебя! – Алика… – задумчиво произносит имя моей подруги. – Она просто дырка, куда я спускаю сперму. На жену не тянет. А вот ты… – Сабир подхватывает прядь моих волос и не спеша накручивает их на палец, пока я, стоя рядом, забываю как дышать. – Ты станешь отличной гарантией слов Соловья. Пока ты будешь рядом со мной, твой папочка будет шелковым. – Мразь! – выплевываю сквозь зубы, пропитывая это слово презрением, от которого меня распирает изнутри. – К тому же, разве не кайф заиметь в своей постели дочурку давнего врага семьи? – пухлые губы расползаются в циничной усмешке. – Смотреть на то, как ты будешь отсасывать мне вот этими губами. Языком яйца облизывать. – Никогда, понял?! – выкрикиваю, пытаясь оттолкнуть ублюдка. Валиев на удивление легко поддается, отступая назад. – У тебя есть месяц на то, чтобы смириться. Иначе, не завидую я тебе, Соловьева. Смотрю на бандита, и мне хочется выцарапать его наглые насмешливые глаза. – И… постарайся не нервировать отца. Он и так на грани. С этими словами Сабир разворачивается и уходит с веранды, скрываясь в доме. А я продолжаю стоять на то самом месте, точно приросла ногами к полу. Что же мне теперь делать? Глава 62 Ассоль Две недели пролетают очень быстро. Я точно пытаюсь надышаться перед смертью, но перед ней, как правильно говорят, не надышишься. Хочется как-то отсрочить день икс, но он неумолимо приближается, лишая меня остатков светлых цветов в жизни. Папа становится совсем замкнутым. Он много времени проводит в делах. Часто закрывается в кабинете. К нам приезжают какие-то люди. Преимущественно в ночное время. Со мной он вообще не разговаривает. Я стараюсь и сама избегать его. Даже из комнаты не выхожу почти. Когда мама приходит ко мне, мы общается на отдаленные темы. А вопрос свадьбы так и остается не обсужденным. Удавиться лучше, чем пойти за Сабира. Но у меня кишка тонка. Наложить на себя руки не смогу. Хотя, почему-то кажется, что в плену у этого урода мне долго все равно не прожить. Неужели, папа не понимает? Как он может так со мной поступать? Я понимаю, у них там какие-то понятия, договоренности, обязанности. Но всему нужен предел. Все должно иметь границы. Не знаю, что больше давит на меня. Что бьет больнее – поступок папы или то, что Цербер за эти две недели так и не дал о себе знать. Я почему-то не могу выкинуть его из головы. Презираю за то, что он со мной сделал, но при этом, думаю о нем постоянно. Навязчиво. Иногда завыть хочется от непрошенных мыслей. – Уйди! – закричала я как-то раз, не выдержав собственных дум. – Проваливай из моей головы, чертов ублюдок! А потом расплакалась, так искренне и громко, как малыш, у которого в песочнице отобрали игрушку. Наверное, пусть Сабир убьет его. Он ведь так этого хотел. Мне будет легче принять смерть Ратмира, чем думать, как сладко и жарко он проводит время со своей Алиной. С долбаной Алиной! Будь она проклята, сука! Отцу про Цербера я так и не рассказала. Мне показалось, что эта информация может добить его. А еще он точно взъестся на меня сильнее, а я и так в незавидном положении… – Ассоль, – мама заглядывает ко мне с самого утра. – Сегодня мы поедем в ресторан. Сабир хочет обсудить свадьбу. – Езжайте на здоровье, – откликаюсь. Слышать про эту свадьбу не хочу! – Он хочет, чтобы в ресторане мы присутствовали все. И ты, в том числе. – Перехочет! – огрызаюсь и отворачиваюсь к окну. Стараюсь продышаться, чтобы не поддаться очередной бестолковый истерике. Глупо убиваться по тому, что невозможно изменить, пора бы уже уяснить это, в конце то концов! – Ассоль, дочка… Ты не можешь так подставить папу. – А он, значит, меня может! – Так! – мама решает не продолжать неприятную беседу. – Собирается и… будь готова к пяти. Думаю, объяснять, как нужно себя вести не имеет смысла. Мать уходит, оставляя меня одну в очередной раз. Перед глазами тут же встает мрачная самодовольная ухмылка Сабира. Ненавижу! Как же сильно я ненавижу! Избавиться от уныния, пробравшегося в душу, никак не выходит. Мысли о скорой встрече с будущим мужем полосуют по остаткам моих нервов. Наверное, к свадьбе их совсем не останется. Я стану безвольной. Слабой. Ненастоящей. Буду лишь хлопать глазами и мычать себе что-то под нос. К пяти я все же собираюсь. Мы едем в ресторан всей своей «дружной» семьей. Отец сам садится за руль. Машина с охраной плетется следом. Едем мы молча. Каждый в своих мыслях. Понятно лишь одно – из нас никто не в восторге от предстоящего ужина. Усевшись за стол, ерзаю на стуле. Неприятно находиться здесь. Позвоночник покалывает ледяными иголочками. Если честно, меня даже мутит от всего происходящего. От предвкушения неприятной встречи. А на еду вообще смотреть не могу. Это все проклятый стресс. Уже почти месяц я варюсь в нем, брошенная в крутой кипяток. Так что ничего удивительного. Мама предлагает мне заказать что-нибудь, перечисляя приглянувшиеся ей блюда из меню, а я почему-то как никогда красочно представляю каждое, отчего тошнота становится все сильнее. В какой-то момент я не выдерживаю и бегу с туалет, где меня выворачивает над унитазом несколько раз. – Все в порядке! – уверяю сама себя. Да, у меня задержка, но такое со мной бывает. Нервяк, опять же. Тут весь организм на взводе. Умываюсь, пытаясь привести себя в некоторое подобие порядка. А после возвращаюсь в зал ресторана. Не успеваю занять свое место и выслушать миллион вопросов от мамы, как рядом с нашим столиком, что находится в отдалении, останавливается высокий широкоплечий мужчина. Его взгляд холодный и будто бы безжизненный. Пустой такой. А еще жесткий. Одет он довольно просто и на охранника непохож. Вижу, что папа тоже напрягается при виде незнакомца. – Вы что-то хотели? – спрашивает он с недоумением. Мужик тянется в карман, что заставляет среагировать нашу охрану, рассредоточившуюся по залу. Я сама опасливо сжимаюсь, предполагая, что странный мужик сейчас достанет пистолет. Ладоши в миг становятся влажными и противная горячая капля пота медленно стекает по ложбинке вежду грудями. Но в руках у мужчины оказывается коричневый конверт. – Это вам, – передает мне находку, и я несмело протягиваю руку. Ко мог написать мне? Цербер? – От Сабира, – добавляет незнакомец, и меня передергивает от отвращения. Папа в этот момент подает жест охране отступить.