– Зато теперь оно такое соленое, что в нем невозможно утопиться! – фыркнула Хель и, злясь то ли на меня, то ли на саму себя, добавила: – Знаешь, сколько суицидников, что б их, я тогда этим отпуском спасла! Ни одному лекарю в страшном сне не приснится. – Да уж… Смерть, спасающая жизни, – это информация не для слабонервных, – согласилась я. – Правда, нечаянно вышло, – призналась Смерть, присаживаясь на валун – тот самый, послуживший наковальней для расклепки кандалов. – Знаешь, я даже боюсь представить, что было бы, если бы захотели вы это нарочно. – Я села, прислонившись спиной к стволу. – А нарочно у меня ты. – Хель ткнула в меня костлявой фалангой. – И никак не получаешься. И вообще, хватит мне выкать. Я себя чувствую от этого старой. А я, может, еще совсем молодая Смерть. И она кокетливым жестом поправила капюшон. – И сколько же ва… тебе? – в последний момент исправилась я, чувствуя себя при этом юзером, проходящим три стадии общения с компом: «на вы», «на ты» и «ах ты, зараза!». – А сколько дашь? – До хр… Ты столько не унесешь, – нагло отозвалась я, поняв, что уже не боюсь Смерти. Вот совсем. – Нахалка! – возмутилась она, впрочем, беззлобно. – И тебе не говорили, что браниться нехорошо, особенно перед ликом неотвратимости? «У, как она про себя», – мелькнула ехидная мысль. Неотвратимость… Это вам не прыщ на носу. – Когда я брошу материться, то стану до фига святой. А может быть, даже совершенством. Правда, не ходячим, а лежачим. Под мраморной плитой, – отозвалась я, намекая, что на тот свет еще не собираюсь. – И вообще, я врач. У меня мат входит в базовую профессиональную комплектацию… Не стала договаривать, что без него порой невозможно в нашей бесплатной медицине. Особенно когда не хватает не то что чего-то одного, а всего и сразу. Ну, кроме больных. Их всегда в избытке. А так и выругался, и ситуацию коллегам обрисовал в ординаторской, и душу отвел, и чутка успокоился. В общем, мат порой был универсальным психотерапевтическим средством. А по эффективности не уступал барбитуратам, бромистоводородным кислотам и даже валокордину-персену-корвалолу. Веками проверенное средство официально-народной медицины, так сказать. Меж тем Смерть возразила: – Это там, – она почему-то указала не наверх, а вниз, – ты была врачом. А тут, с некромантским даром… Ты только поднимать мертвяков на погостах да зомби упокоевать способна. Неужто с таким даром в лечебницу пойдешь? – А если и пойду? – прищурилась я. – И что ты будешь там делать? – заинтересовалась смерть. – Да хоть подорожник менять какому-нибудь эльфу из тринадцатой палаты, – нашлась я. А потом представила эту картину. Хель, судя по всему, тоже. И мы, не сговариваясь, засмеялись. И тут рядом со мной, в каком-то полуметре, пронесся пульсар, прошив Хель точнёхонько в грудь. Образовавшаяся прореха тут же затянулась тьмой. Правда, на ткани осталась небольшая проплешина. – Мой любимый балахон, – проскрежетала зубами Смерть, вскакивая и делая несколько шагов вперед. – Кто это у нас тут такой убийственно для себя меткий? Искать долго не пришлось. Дьяр в считаные секунды оказался рядом со мной, а затем и вовсе оттеснил к себе за спину. Молоха не было видно. Судя по всему, карла, как самый умный, решил затаиться. – Тиг, беги, – через плечо отрывисто бросил он. – Я ее задержу. – Зачем? – не поняла я. – Тут Смерть, – прозвучало в ответ очевидное. – Я в курсе, – отозвалась, еще не понимая, что произошло. И тут меня осенило: если мне досталась часть дара напарника и моя рука тут же вспыхнула черным пламенем, то… – Дьяр, знакомься, это… мой дар. «Дар» зловеще оскалился, перекинув косу из руки в руку. И, выглянув из тени капюшона, уточнила: – Ты меня видишь? – Преотлично, – напряженно отозвался напарник, создавая в руке еще один фаербол для атаки. Судя по всему, он решил спасти меня от Смерти в самом буквальном смысле этого слова. – Что-то не помню, чтобы я тебя целовала, – прищелкнула Хель костлявыми фалангами пальцев. – Я тоже с тобой не лобзался, – напряженно отозвался Дьяр, неотрывно следя за костлявой. – Тогда откуда у тебя дар поцелованного мной? – словно обличая воришку, вопросила чернобалахонница. И тут ее взгляд прошел поверх плеча Дьяра и уткнулся в меня. – Ну ты и зараза! – вознегодовала Смерть. – Мало того, что умирать и так не хочешь, еще и любовничка себе нашла. Да какого смелого, я погляжу. Вон как тебя спасать ринулся! Еще и дар, мой дар, разбазариваешь. Да знаешь ли ты, пигалица, что я лишь избранных целую… А тут не успела появиться… – С даром – это нечаянно получилось… – перебила я, но после сказанного слегка замялась, чувствуя неловкость, что разбазариваю чужое добро. И главное – без особой для себя выгоды. – А Дьяр мне вовсе не любовник. – А кто? – столь глумливо вопросила Хель, что бабульки наружного наблюдения с подъездной лавочки, услышь такую интонацию, скопом ринулись бы брать у обладательницы оной мастер-класс по язвительности и ехидству. – Партнер, – ляпнула я и, поняв, как это двояко звучит, тут же поспешно добавила: – Деловой! – И что же делает этот твой деловой партнер? – особо выделив последние слова, произнесла Хель. И вот как у нее это получалось? При таком приличном смысле слов – и такая неприличная интонация. – Защищаю, – не смутившись намека, отозвался Дьяр, держа в раскрытой ладони уже здоровенную такую сферу, по стенкам которой проскакивали потрескивающие разряды. – От неприятностей. – А я его – от несправедливого суда, – с этими словами я попыталась выйти из-за широкой спины напарника. Ха! Кто бы мне еще это позволил. Меня вновь оттеснили плечом назад. Дескать, не мешай мне тебя оберегать от Смерти. – Спелись, значит… – зловеще протянула Хель. – Ни на минуту отлучиться нельзя. Она грозно обвела взором окрестности. И хотя ни один лист на осинах не дрогнул, ни одна травинка не качнулась, Смерть, засучив рукава балахона, грозно рявкнула: – Эй, мелочь, а ну, вылезай! Я тебя вижу. – А я бы век тебя не слыхивал, – раздалось неожиданное рядом. И на вершине валуна так резко конденсировался цверг, что я едва не выпала в осадок. Как выяснилось позже, у Молоха была биография не просто бурная, а прямо-таки стремительная, как горный поток. Среди прочего в оной значились и смертельные опасности. Причем оптовыми париями. А поскольку цверги и так обладали даром предчувствия прихода костлявой, то Молох за свою жизнь умудрился прокачать этот навык до восьмидесятого уровня. И пусть Хель он так и не видел, но слышать ее научился. Судя по всему, костлявая была о сей особенности цвергьего организма тоже в курсе и ее этот навык карлы ничуть не радовал. – М-да… – оглядев меня, Дьяра и цверга, выдала Смерть. – Побуду-ка я с тобой пока, милочка. А то в такой компании, да без моего надзора, ты так и не убьешься до конца квартала. Мне отправляться за грань не хотелось не только до конца отчетного периода костлявой, но и как бы вообще. Совсем. Желательно в ближайшие лет сто. О чем я Хель и сообщила. – Да знаешь ли ты, пигалица, что смерть – самое удивительное из приключений за всю жизнь, от которого просто дух захватывает? – пафосно вопросила она в духе зазывного рекламного слогана. – Угу, но ты не уточнила, что не только сама же захватываешь этот дух, но и сажаешь его под арест. Этак на десяток вечностей. На этом я посчитала разговор с чернобалахонницей законченным и обратилась уже к Дьяру. Точнее, к его затылку. – А ты мне платьишко принес? – насущный вопрос оказался столь резкой сменой темы, что Хель, уже набравшая в костлявую грудную клетку воздуха и негодования для отповеди одной наглой особы, аж поперхнулась. Напарничек, который в этот миг, видимо, думал о спасении меня гораздо больше, чем о нарядах, исключительно на автомате ответил: – Да. – И где? – поинтересовалась я, оглядываясь. И, почти сразу заприметив тючок, уже хотела было пойти к нему, как услышала раздраженное Дьярово: – Тиг, тебя вообще не волнует, что ли, что рядом с тобой Смерть? – Напарник умудрился полубоком повернуться так, что видел одновременно и меня, и Хель. – Да я уже привыкла… И тебе тоже советую. – Я устало махнула рукой. – Если бы она могла, она бы давно нас убила. Но у нее пока разнарядки нет… – Раз-на-ряд-ки… значится, – по слогам повторил за мной ушлый цверг. Я уже хотела было устремиться к добыче Дьяра и, наверное, даже не обратила бы на реплику карлы внимания, если бы не взбешенный рык Хель: – Не смей открывать всяким проходимцам мои секреты, паразитка! – Ну закрой их обратно. – Я пожала плечами. – Чтобы их закрыть, нужно вашу троицу зарыть! Желательно глубоко. И первой – тебя. Дьяр, наблюдавший за нашей перепалкой, видимо, пришел к каким-то выводам. И хоть и выглядел все так же настороженно, но уже спасать меня от Смерти не пытался. Похоже, решил, что костлявая, если бы могла, давно бы меня, такую язву, сама лично придушила. А раз еще не прибила, то… Но полностью спиной к чернобалахоннице так и не повернулся. В итоге мы втроем, усиленно игнорируя Смерть, вернулись к кулю с добычей Дьяра и Мола. И, развязывая узлы цветастого платка, в котором и была одежда, я загадала: пусть даже мое платье будет не новое, но хотя бы чистое и целое! А то умывание умыванием, но от изгвазданных в грязи рубахи и штанов все равно зудела кожа. Я развернула тюк и обнаружила там полный набор: мужскую и женскую рубахи, порты, пеленки, шаль, странного вида башмаки из сыромятной кожи, которые нужно было стягивать тесьмой у щиколотки, без каблука и с мягкой кожаной подошвой. Но, главное, средь других вещей в куле было платье! Насыщенно-зеленое, со шнуровкой спереди и затейливой вышивкой по лифу. Я прикинула его на себя: по длине оно оказалось как раз. Даже подол по земле не волочился. Обрадованная, я скрылась в кустах переодеваться. А вот когда вернулась, то Дьяр, узрев меня, помрачнел. Но обратился почему-то к цвергу: – Что это? – И кивком указал на мой подол