На Васькином лице отразилось замешательство. Он хотел взять на себя вину: спасая Люду, он готов был на что угодно. Но решительно не мог понять, зачем ей нужен был этот портсигар. И то, что Цветков знает это, убедило его больше, чем что-либо другое, что Люда действительно созналась. И он растерянно пробормотал: - Зачем же… взяла? - Он нужен был не ей, - спокойно пояснил Цветков. - Ей велел это сделать один… В общем его сейчас привезут, и ты сам услышишь. А пока нам надо поговорить о другом… В этот момент снова зазвонил телефон. Цветков досадливо взял трубку, и до него донесся взволнованный голос Откаленко: - Федор Кузьмич! Починский уехал! - Куда? - С театром. На гастроли. В Австрию! - Что?! Когда ушел поезд? - Час назад. - Немедленно на вокзал! И сразу телеграмму по линии! - жестко приказал Цветков. - Пусть ссадят на ближайшей станции. Он положил трубку и посмотрел на Ваську. - Видал? Вот наша работа какая. Ну ничего, далеко он не уйдет. - Кто такой? - угрюмо спросил Васька. Цветков посмотрел на встревоженного парня. Он понимал, что Васька сейчас думал совсем не о том, поймают или не поймают того человека. Он думал о Люде, и боялся, и не хотел верить в то, что она его обманула. Надо было его убедить в этом, надо было, чтобы он не мучился, не тосковал по этой дрянной девчонке, чтобы он был свободен и открыт душой для других, настоящих, хороших людей, которые еще встретятся на его пути. И еще надо было, чтобы Васька был готов к новым испытаниям. Он уже сделал первый очень важный шаг в сторону от своей прошлой жизни. Теперь надо заставить его сделать еще один шаг. - Кто ж это такой? - снова спросил Васька. - Артист один, Владиком зовут, - небрежно ответил Цветков. - Не слыхал? - Артист, говорите? По напряженному тону, каким переспросил Васька, Цветков догадался, что всколыхнулись в душе у парня какие-то воспоминания или подозрения. - А что? Ты, брат, для нее стал мелковат. Шика нет в тебе, лоска, да и денег тоже. Олег и тот был поинтереснее. Она ведь и с ним встречалась тайком от тебя. Цветков ожидал, что Васька сейчас взорвется, закричит, не поверит, и уже пожалел, что упомянул про Олега. Но Васька, опустив голову, молчал и только поспешно прижал рукой задергавшуюся щеку. - …Ну, а потом появился этот артист, - продолжал Цветков. - С ним загуляла. Но и тебя и дружка твоего за нос водила. - Был один такой дружок, да сплыл, - процедил сквозь зубы Васька. - Уж он получит, гад буду. - Не стоит пачкаться, - Цветков презрительно махнул рукой, потом со значением повторил: - Не стоит, Вася. Тут большое дело надвигается. Виталий-то наш заболел там, в Снежинске. - Ну да? - встрепенулся Васька, и Цветков почувствовал, что ему удалось увести его от мыслей о Люде. - Заболел, - досадливо повторил он. - И Косого взять не успел. Тот теперь здесь, в Москве. Брать его должны мы. И вот тут, Василий, к тебе сначала один вопрос, а потом… Но сначала вопрос. Виталий, когда в сознание пришел, рассказал… - Без сознания был! - вырвалось у Васьки, и он подозрительно спросил: - Может, загибаете насчет болезни? Может, его Косой… - Нет, - покачал головой Цветков. - Все точно. И у Косого нет никаких подозрений. Так вот, Виталий рассказал, что Косой хвастал перед ним какой-то штукой, которую ты ему дал. Что за штука, а? - Дело прошлое, - с неохотой буркнул Васька. - Дело-то, может, и прошлое, но обернуться может настоящим. Все зависит от того, что за штука. Косой зря-то хвастать не будет, как полагаешь? И Васька с неожиданной растерянностью ответил: - Да… обернуться может… если он на свободе… В этот вечер столько навалилось на него неожиданного, столько ударов вытерпела его душа, что у Васьки уже не осталось ни желания, ни сил что-то скрывать. И только одна мысль заставляла его еще колебаться. Из-за этой «штуки» могла пострадать мать, ни в чем не виноватая, ни о чем не знающая. Потому он в тот раз ничего и не рассказал Виталию. - Что же ты ему дал, Вася? - повторил свой вопрос Цветков. - Я ему много чего дал. Думал, отвяжется, - через силу ответил Васька. Цветков кивнул головой. - Знаю. И этим он перед Лосевым хвастался. Цветков совсем недавно прочел срочное спецсообщение из Снежинска, где подробнейшим образом излагалось все, что рассказал Лосев, придя в сознание. - А дал я ему… - с трудом преодолевая последние колебания, наконец, сказал Васька. - Дал пистолет. Маленький, с перламутровой рукояткой. Его отец с фронта привез. Мать испугалась, все просила, чтоб сдал. А он… он уже чувствовал, что его арестовать могут… - губы у Васьки задрожали. - Говорил, застрелится. А мать тайком взяла и спрятала, так, что сама потом забыла куда. Потом, когда отца… в общем пришли за ним, то и при обыске не нашли. А мать и думать забыла про этот пистолет. А то бы сдала. Это точно, сдала бы, - тревожно повторил Васька. - А я потом его нашел и ничего ей не сказал. Боялся напоминать. И потом память все-таки… - Васька на секунду умолк и с неожиданным ожесточением продолжал: - Вот однажды ночью, в колонии, я, дурак, трепанул об этом Косому. А он мне житья потом не давал. Чтоб отдал ему, значит, этот пистолет. Знаете, как грозил? Ну, я в конце концов его у матери и стащил. Гад я последний… - Значит, пистолет сейчас у него? - Ага. - А патронов сколько? - Одна обойма была. Но я ее… - Васька слабо усмехнулся. - В общем выбросил. Нету у него патронов. Если… если, конечно, раздобыть не успел, как собирался. А уж он что задумает, то сделает. Цветков почувствовал: Васька напуган известием, что Косой на свободе и что он в Москве. И власть свою над ним Косой, конечно, использует. Этого допустить было нельзя ни в коем случае! Следовало сказать Ваське что-то такое, задеть такие струны в нем, чтобы прошел страх перед Косым, чтобы появилась ненависть, чтобы Васька стал верным помощником Цветкова в предстоящей борьбе. Это нужно было не только и даже не столько Цветкову, сколько самому Ваське, чтобы он вздохнул свободно, чтобы почувствовал себя человеком. Но что же ему рассказать о Косом? Что могло особенно сильно задеть сейчас Ваську? Цветков перебирал в памяти все, что знал о нем, все, что рассказал там, в Снежинске, Лосев. Косой насмехался над Васькой, он откровенно презирал его… И вдруг Цветкова словно осенило. Ну конечно! Ведь Ваське, особенно сейчас, в эту трудную для него минуту, дороже всего… А Косой… - Еще сообщил Лосев, - медленно произнес Цветков, - что Косой пробовал было насмехаться над твоим отцом. Говорил, что воры заставляли таких, как он, им пятки лизать, парашу есть. Это чуть не погубило Лосева… - Он так говорил? - Васька весь подался вперед. В его глазах засветилась такая ненависть и такая отчаянная решимость, что Цветков понял: с этого момента Косой будет иметь в Ваське врага, какого еще не имел. Это было больше чем необходимо, это было справедливо. И с неожиданной для него мягкостью Цветков сказал: - Ты, Василий, забудь, что было у тебя плохого. Это все прошло и не вернется. Понятно? Отец твой был правильным, настоящим человеком. Таким будешь и ты, его сын. Можешь мне поверить. Я, милый, кое-что в этом понимаю. И первое настоящее испытание тебе - Косой. Тут дело тонкое. За ним еще кое-кто стоит и, может быть, поопасней, чем он. Поэтому будем действовать вместе. - Только бы скорее, - с угрозой ответил Васька и, вдруг вспомнив, спросил: - А почему вы сказали, что Виталий чуть себя не погубил? - А он чуть в морду не дал Косому за те слова. Это, как ты понимаешь, в наши планы не входило. В общем сорвался Лосев в тот момент. Васька ничего не сказал, но по глазам его Цветков понял, как близок ему стал в этот миг Лосев. Потом они договорились, как следует поступать Ваське, когда Косой даст о себе знать. Казалось, предусмотрели все. За это время звонил с вокзала Откаленко, сказал, что поезд, где находится Починский, прибудет на ближайшую станцию через два часа, что он будет ждать сообщения оттуда у дежурного, вот только добежит до ближайшей аптеки, возьмет лекарства для сына, и назад на вокзал. Но Цветков приказал не возвращаться. Пусть дежурный позвонит ему, он все равно задержится на работе. А Откаленко надо будет завтра рано утром встретить на вокзале Лосева, отвезти домой. Цветков продиктовал ему номер поезда и номер вагона. И вот уже ушел Васька, потом Цветков велел отпустить Люду: все равно Починского привезут уже не раньше утра. Наконец прошло два часа, потом три. Цветков оглядел пустой стол, с которого он уже собрал все бумаги, потом посмотрел на часы. Ого! И, не выдержав, сам позвонил на вокзал. - Только что получено сообщение, товарищ майор, - доложил дежурный. - Гражданина Починского в поезде не оказалось. А на следующий день появился Лосев. Чуть побледневший, осунувшийся, отчего большие его глаза под длинными ресницами казались еще больше, но по-прежнему легкий, изящный, одетый, как всегда, чуть франтовато, он, сконфуженно улыбаясь, вошел в кабинет Цветкова. У того в это время сидел Откаленко. Игорь изумленно посмотрел на друга, потом перевел взгляд на Цветкова и воскликнул: - Явление Христа народу! Ты же болен, черт возьми! Я же тебя лично еще утром уложил в постель! Мы тебе цветы и фрукты готовим! Делегацию составляем! - Мероприятие отменяется. - счастливо засмеялся Лосев. - Да как тебя домашние медики твои отпустили? - не унимался Игорь. - У тебя ведь еще вчера температура была. - Была и сплыла. - Врешь, симулянт несчастный! Симулирует здорового! Как вам это нравится, Федор Кузьмич? - Совсем не нравится, - хмуро ответил Цветков. - А потому отправляйся домой, Лосев. Виталий взмолился: - Федор Кузьмич, ну хоть часок побуду! Только узнаю, как дела идут. Имею я в конце концов право узнать, как они идут? Цветков неожиданно смягчился: - Ладно. Узнавай, раз пришел. Вот разыскиваем этого проклятого артиста. Родные и те не знают, что думать. Иди с Откаленко, он тебя проинформирует.