- Но до этого я его десять лет каждый день видел! - запальчиво возразил Виталий. - Было время узнать. - Ну, это детский разговор. Люди меняются. - Но не так! Противоположными не становятся. Если, конечно, что-нибудь из ряда вон не случается. А Женька институт окончил, инженером стал. В двадцать восемь лет директор завода! - Уж и директор… - недоверчиво покачал головой Игорь. - Представляю, что это за завод. - Неважно! Я не о том! - Понятно, понятно. Ты только не расходись. Ты вникни, - этот «воспитательный» тон всегда злил Виталия. - То, что ты рассказал, - это внешняя сторона. А что человек пережил за эти годы? Может, он карьеристом стал? Может, неврастеником? - Вот с таким, как ты, можно и неврастеником стать, - ядовито заметил Виталий. - А ему, может, ещё хуже начальник попался. День прошёл в обычных делах и хлопотах. К вечеру настроение испортилось окончательно. Во-первых, Светлана сообщила, что приехали какие-то любимые родственники из Воронежа и она прийти не сможет. …Когда Виталий, наконец, приехал домой, было уже около девяти, вечера. Из столовой доносились голоса. Виталий сразу заметил Степкин плащ на вешалке - синий аэрофлотский плащ. И кстати, не обнаружил пальто отца. Опять на какой-нибудь конференции. Сколько они вечеров не виделись! Хотя чаще всего где-то пропадает вечером сам Виталий! И не где-то, а со Светкой. Или, конечно, на работе. Он повесил плащ, машинально поправил перед зеркалом галстук, пригладил волосы и направился в столовую. Толстый, до синевы выбритый Степан в своём форменном щеголеватом кителе при виде Виталия тяжело поднялся и, улыбаясь, широко раскинул короткие руки. - Ну-у, сколько лет, чертушка! Сколько лет!.. Мама растроганно наблюдала, как они обнимались. Потом сказала: - Иди мой руки и садись. Голоден, конечно? - И, обращаясь к Степану, добавила: - Теперь перед сном наестся. Если бы вы знали, как это вредно. Чтобы человек сам своими руками разрушал собственное здоровье. Дикарство какое-то! - Знаем, Елена Георгиевна. Знаем, - раскатисто подхватил Степан. - Но этому мужику здоровья хватит на двоих. - Ах, мы всегда так говорим до поры до времени. Да! - спохватилась вдруг Елена Георгиевна. - Знаешь, кто тебе звонил? - она сделала загадочную паузу. - Вера Афанасьевна! Ужасно стыдно, но я её просто не узнала, - и горестно всплеснула руками. - Все насчёт ужасного случая с Женей Лучининым. Мне Стёпа уже рассказал. - Да, старина, ужасного случая, - хмуро и напористо повторил Степан, снова усаживаясь к столу. - Я тебе сейчас доложу все, что мы узнали. Это так нельзя оставить, черт побери. - Но сначала иди помой руки, - вмешалась Елена Георгиевна. Потом Степан рассказывал. Первой обо всем узнала Валя Корсакова: у неё, оказывается, тётка живёт в Окладинске. Лучинин приехал туда с женой всего год назад из Ленинграда. Ему предложили принять завод. Собственно, это только одно название - завод. Просто большие мастерские. С допотопным оборудованием. Там работает сосед этой тётки. Он ей все и рассказал. Женька то ли что-то проворонил, то ли допустил какие-то злоупотребления или даже хищения. Никто толком ничего не знает, всякие разговоры идут. Но ему грозил суд. Вот он и покончил с собой. Милиция констатировала самоубийство. Степан говорил отрывисто, глухо, еле сдерживая волнение. Про чай он забыл, и тот стыл в стакане. Степан курил одну сигарету за другой и, каждую минуту прерывая себя, обращался к Виталию с гневным вопросом: - Ты можешь себе это представить?.. У тебя в голове это умещается?.. Ну, ведь чушь, чушь, верно? Виталий оглушенно молчал. Он всего этого действительно не мог представить. Чтобы Женька Лучинин что-то похитил? Чтобы его судили? Чтобы, наконец, он покончил с собой?! Нет, это действительно чушь! Этого быть не может! Он так потом и сказал: - Этого быть не может! - Но тогда… Что тогда? - насторожённо спросил Степан. - Ведь в живых-то его нет. Это факт. - Надо выяснить, как все случилось. По нашим каналам. - Так ведь именно «ваши каналы» и утверждают, что это самоубийство. Степан не скрывал насмешки. - Попросим ещё раз разобраться. Повнимательнее. - Слушай! - вспылил Степан. - Не притворяйся наивным! Они что, по-твоему, сами себе враги? - Я не притворяюсь. И наивных у нас нет. В конце концов, поедет кто-нибудь из министерства. - Ты сам должен поехать! Ты знал Женьку! Это твой долг, черт возьми! Товарищеский, человеческий, гражданский, какой хочешь! Елена Георгиевна нервно вязала, время от времени с тревогой поглядывая на сына. Внезапно она отложила вязанье, двумя руками поправила пышные белокурые волосы с еле заметкой сединой и строго, как, вероятно, говорила со своими пациентами, сказала: - Стёпа прав, Витик. Это тебе и папа скажет. - Меня никто не пошлёт, - буркнул Виталий. - Пошлёт! - запальчиво возразил Степан и энергично взмахнул рукой. - Мы твоему министру письмо написали, если хочешь знать! Всем бывшим классом! И не мы одни! Из Окладинска, говорят, тоже писали. И откуда-то ещё. Не верят люди! Многие не верят! - Найдут неопытней, кого послать. - А мы просим тебя. - Степан вскочил со стула, сопя прошёлся по комнате и остановился перед Виталием. - Пусть пошлют ещё кого-нибудь. Но и ты должен поехать. Обязательно! Именно ты! - он ткнул Виталия в плечо толстым пальцем. В соседней комнате зазвонил телефон. Елена Георгиевна поспешно поднялась со своею места. Друзья, прислушиваясь, на минуту умолкли. - Вера Афанасьевна, - первым догадался Степан. - Иди, иди… Виталий со вздохом отодвинулся от стола и направился к двери. Мать передала ему трубку. - Слушаю вас, Вера Афанасьевна, - немного смущаясь по давней привычке, сказал Виталий. - Во-первых, здравствуй, Виталий. - Здравствуйте… - Во-вторых, - голос Веры Афанасьевны звучал так же, как и раньше, звонко и строго, словно и не прошло с тех пор больше десяти лет. - Во-вторых, я надеюсь, Кракович тебе все уже рассказал. - Да, да… - Так вот. У меня есть письма Лучинина. Последнее - из Окладинска, получила с полгода назад. Я тебе его передам. Не знаю, пригодится ли оно. Сам посмотришь. И, пожалуйста, не торопись с выводами. Это с тобой бывало. - Бывало, Вера Афанасьевна, - улыбнулся Виталий. - Что бывало, то бывало. Вы даже отметки мне за это снижали. - Вот именно. Надеюсь, ты этот недостаток преодолел. Завтра зайди в школу, я письмо с собой захвачу. Так ты поедешь? - Если договорюсь с начальством… - Пожалуйста, не откладывай. - Ну что вы, Вера Афанасьевна! Виталий и сам не мог сказать, когда в нем вдруг появилась эти решимость. Ему казалось, что он с самого начала уже знал, что в Окладинск поедет непременно, и сомнения его, и спор со Степаном к этому не имели ровно никакого отношения - всего лишь некая инерция прежнего состояния, прежних его забот и дел. Ну как же можно не поехать, раз такое случилось, да ещё столько, людей требуют этого! Втайне Виталий был даже польщён таким безоговорочным доверием к нему, уверенностью, что именно он разберётся во всем, как надо. Виталий и Откаленко молча прошли длинным коридором в свою комнату, и, только когда уселись за столы, Откаленко сказал: - Что-то старик задумал, помяни моё слово. В залитой солнцем комнате было душно, об оконное стекло бились с жужжанием мухи. Виталий откинулся на спинку стула, далеко вытянув ноги, так что узконосые, до блеска начищенные туфли и яркие носки на резиночке вылезли по другую сторону стола. Жмурясь от солнца, он спросил сердито: - Как думаешь, выгорит дело? Роясь в пухлой папке с бумагами, Откаленко насмешливо ответил: - Можешь звонить Светке и назначать на вечер свидание. Так тебя старик и отпустил. - Похоже на то, - вздохнул Виталий. Но тут Игорь оторвался от бумаг и заинтересованно спросил: - Ты про письмо говорил. Это которое у учительницы взял?