Часть 22 из 54 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Это событие действительно имело место?
— Сомневаюсь, — усмехнулся чародей. — Гораздо вероятнее, что во время первого путешествия Беккера, вместе со спутниками перевесившегося через борт, выворачивало наизнанку. Силой удалось овладеть лишь после высадки, которая по странной случайности оказалась удачной. Пройдем дальше. Здесь ты опять видишь Йана Беккера, он заставляет воду брызнуть из камня в том месте, где было заложено первое поселение. А тут, взгляни, окруженный коленопреклоненными поселенцами Беккер разгоняет тучи и сдерживает ливень, чтобы спасти урожай.
— А какое событие изображает эта картина?
— Распознавание Избранных. Беккер и Джамбаттиста подвергают магическому испытанию прибывающих поселенцев, чтобы выявить Истоки. Этих детей отнимут у родителей и отправят в Мирту — первое пристанище магов. Ты видишь воистину исторический момент. Гляди — все дети напуганы, только вон та решительная брюнеточка протягивает руки к Джамбаттисте. Это прославившаяся впоследствии Агнесс из Гланвилля, первая женщина-чародейка. За ее спиной стоит мать. Грустная какая-то.
— А это что за массовая сцена?
— Новиградская Уния. Беккер, Джамбаттиста и Монк заключают соглашение с владыками, жрецами и друидами. Что-то вроде пакта о ненападении и отделении магии от государства. Страшный кич. Пройдем дальше. Здесь мы видим Джеоффрея Монка, отправляющегося в горы Понтара, тогда еще носившего название Aevon y Pont ar Gwennelen. Река Алебастровых Мостов. Монк плыл в Лок Муинну, чтобы склонить тамошних эльфов принять группу детей-Истоков, которых должны были обучать эльфьи маги. Возможно, тебе будет интересно узнать, что среди детей был мальчик, которого позже назвали Герхартом из Аэлле. Ты с ним только что познакомился. Теперь он — Хен Гедымдейт.
— Сейчас, — ведьмак взглянул на чародея, — самое время вспомнить, что спустя несколько лет после столь мирного и успешного похода Монка войска маршала Раупеннэка из Третогора учинили резню в Лок Муинне и Эст Хэмлете, перебив всех эльфов, невзирая на возраст и пол. И разразилась война, окончившаяся бойней у Шаэрраведда.
— При столь глубоком знакомстве с историей, — снова улыбнулся Вильгефорц, — ты не можешь не знать, что в этих войнах не участвовал ни один из ныне здравствующих чародеев. Потому-то ни одна воспитанница и не вдохновилась темой. Пошли дальше.
— Пошли. А что за событие отражено на этом полотне? А, знаю! Это Раффар Белый примиряет враждующих королей и кладет конец Шестилетней войне. А здесь мы видим Раффара, отказывающегося принять корону. Прекрасный, благородный жест.
— Ты так считаешь? — наклонил голову Вильгефорц. — Ну что ж, во всяком случае, это был жест со значением. Однако Раффар принял пост первого советника и фактически правил страной, ибо король был дебилом.
— Галерея Славы… — буркнул ведьмак, подходя к следующей картине. — А что у нас тут?
— Исторический момент создания первого Капитула и утверждения Ордена. Слева направо сидят Герберт Стаммельфорд, Аврора Хенсон, Иво Рише, Агнесс из Гланвилля, Джеоффрей Монк и Радмир из Тор Карнедда. Здесь, если быть честным, тоже так и просится дополнительная батальная картинка, потому что вскоре в жестокой войне прикончили тех, кто не хотел признавать Капитул и подчиниться Ордену. В частности, Раффара Белого. Но об этом факте исторические трактаты умалчивают, чтобы не замутить прекрасную легенду, сложенную о нем.
— А здесь… Хм… Да, это, пожалуй, писала очень юная воспитанница.
— Верно. Кстати, это аллегория. Я бы назвал ее «Аллегория триумфа женственности». Воздух. Вода. Земля. Огонь. И четыре известные чародейки, магистры, овладевшие силами этих стихий. Агнесс из Гланвилля, Аврора Хенсон, Нина Фиораванти и Клара Ларисса де Винтер. Взгляни на следующее очень удачное полотно. На нем тоже изображена Клара Ларисса, открывающая академию для девушек. В здании, в котором мы сейчас находимся. А портреты — прославленные выпускницы Аретузы. Вот длинная история триумфа женственности и постепенной феминизации профессии: Йянна из Мурривеля, Нора Вагнер, ее сестра Августа, Жейд Глевиссиг, Летисия Шарбоннэ, Илона Ло-Антиль, Карла Деметия Крест, Виолента Суарец, Эйприль Венхавер… И единственная из ныне живущих — Тиссая де Врие…
Пошли дальше. Шелковое платье Лидии ван Бредевоорт шелковисто шептало, и в этом шепоте слышалась опасная тайна.
— А это? — Геральт остановился. — Что за чудовищная сцена?
— Мученичество мага Радмира, с которого живьем содрали кожу во время восстания Фальки. На дальнем плане полыхает город Мирта, который Фалька приказала предать огню.
— За что вскоре спалили самое Фальку. На костре.
— Широко известный факт. Темерские и реданские дети до сих пор играют в сожжение Фальки в сочевник Саовины. Давай вернемся. Осмотрим другую сторону Галереи… Хочешь о чем-то спросить? Слушаю…
— Меня удивляет хронология. Конечно, я знаю, как действуют эликсиры молодости, но одновременное изображение на полотнах ныне живущих и давно скончавшихся…
— Иначе говоря, ты удивлен, что встретил на банкете Хена Гедымдейта и Тиссаю де Врие, но не обнаружил ни Беккера, ни Агнесс из Гланвилля, ни Стаммельфорда, ни Нины Фиораванти?
— Нет. Я знаю, что вы не бессмертны…
— Что есть смерть? — прервал Вильгефорц. — Как ты думаешь?
— Конец.
— Конец чему?
— Существованию. Похоже, мы начинаем философствовать.
— Природа не знает такого понятия — философия, Геральт из Ривии. Философией принято называть предпринимаемые людьми жалкие и смешные потуги понять Природу. За философию сходят и результаты таких потуг. Это все равно как если б корень моркови пытался отыскать причины и следствия своего существования, называя результат обдумываний извечным и таинственным конфликтом Корня и Ботвы, а дождь считал бы Неразгаданной Созидающей Силой. Мы, чародеи, не теряем времени на отгадывание — что есть Природа. Мы знаем, что она есть, ибо сами являемся Природой. Ты меня понимаешь?
— Пытаюсь, но говори помедленнее, пожалуйста. Не забывай, ты разговариваешь с морковкой.
— Ты когда-нибудь задумывался над тем, что произошло, когда Беккер заставил воду брызнуть из камня? Говорится очень просто: Беккер овладел Силой. Принудил стихию к послушанию. Подчинил себе Природу… Как ты относишься к женщинам, Геральт?
— Не понял?
Лидия ван Бредевоорт отвернулась, шелестя шелком, и замерла в ожидании. Геральт увидел, что под мышкой она держит завернутую картину. Он понятия не имел, откуда эта картина взялась, ведь еще минуту назад у Лидии не было ничего. Амулет у него на шее легонько вздрогнул.
Вильгефорц усмехнулся.
— Я спросил о твоем мнении касательно отношений между мужчиной и женщиной, — напомнил он.
— Касательно какой стороны этих отношений?
— Ну можно ли, по-твоему, принудить женщину к послушанию? Разумеется, я имею в виду истинных женщин, а не самочек. Можно ли подчинить себе настоящую женщину? Овладеть ею? Заставить покориться твоей воле? И если да, то каким образом? Ответь.
***
Тряпичная куколка не спускала с них своих пуговичек. Йеннифэр отвела глаза.
— Ты ответил?
— Ответил.
Чародейка стиснула левой рукой его локоть, а правой — лежащие на ее груди пальцы.
— Как?
— Ты же знаешь.
***
— Ты понял, — немного помолчав, сказал Вильгефорц. — И, вероятно, понимал всегда. А значит, поймешь и то, что только когда умрут и исчезнут понятия воли и подчинения, приказа и послушания, хозяина и подчиненного, будет достигнуто единение. Общность, слияние в единое целое. Взаимопроникновение. А когда такое наступит, смерть перестанет что-либо значить. Там, в банкетной зале, присутствует Йан Беккер, который был водой, брызнувшей из камня. Говорить, что Беккер умер, все равно что утверждать, будто умерла вода. Взгляни на это полотно.
— Изумительно, — сказал ведьмак после недолгого молчания. И тут же почувствовал легкое дрожание своего медальона.
— Лидия, — улыбнулся Вильгефорц, — благодарит тебя за одобрение. А я вижу — у тебя есть вкус. Поздравляю. Картина изображает встречу Грегеннана из Леда с Ларой Доррен аэп Шиадаль, легендарных любовников, разобщенных и уничтоженных часами презрения. Он был чародеем, она — эльфкой. Одной из элиты Aen Saevherne, то есть Ведающих. То, что могло стать началом объединения, обернулось трагедией.
— Я знаю эту легенду и всегда считал ее сказкой. А как было в действительности?
— Этого, — серьезно ответил чародей, — не знает никто. То есть почти никто. Лидия, повесь свою картину тут, рядом. Полюбуйся, Геральт, очередным произведением кисти Лидии. Это портрет Лары Доррен аэп Шиадаль, выполненный на основе древней миниатюры.
— Поздравляю. — Ведьмак поклонился Лидии ван Бредевоорт, и голос у него даже не дрогнул. — Истинный шедевр.
Голос у него не дрогнул, хотя Лара Доррен аэп Шиадаль смотрела на него с портрета глазами Цири.
***
— Что потом?
— Потом? Лидия осталась в Галерее. Мы с Вильгефорцем вышли на террасу. И он поездил на мне в свое удовольствие…
***
— Сюда, Геральт. Пожалуйста, наступай только на темные плитки.
Внизу шумело море, остров Танедд вздымался из белой пены прибоя. Волны разбивались о стены Локсии, лежавшей прямо под ними. Локсия, как и Аретуза, искрилась огнями. Вздымающийся над ними каменный горб Гарштанга был черен и мертв.
— Завтра, — чародей проследил за взглядом ведьмака, — члены Капитула и Совета облачатся в традиционные одежды, знакомые тебе по древним гравюрам: серые, ниспадающие до земли плащи и островерхие шапки, а также вооружатся длинными палочками и посохами, уподобляясь таким образом колдунам и ведьмам, которыми пугают детей. Традиция, ничего не поделаешь. В сопровождении нескольких делегатов мы отправимся наверх, в Гарштанг. Там, в специально подготовленной зале, будем совещаться. Остальные будут ждать нашего возвращения и решения в Аретузе.
— Совещание в Гарштанге в узком кругу — тоже традиция?
— Совершенно верно. Давняя и продиктованная практическими соображениями. Случалось, что совещания чародеев бывали бурными и оканчивались чрезмерно активным обменом мнениями. Во время одного из таких обменов шаровая молния повредила прическу и платье Нины Фиораванти. Нина, посвятив этому год работы, обложила стены Гарштанга чрезвычайно мощной аурой и антимагической блокадой. С тех пор в Гарштанге не действует ни одно заклинание, а дискуссии протекают спокойно. Особенно если предварительно отобрать у дискутантов ножи.
— Понимаю. А башня, что повыше Гарштанга, на самой макушке, это что? Какое-то важное здание?