Амелия покачала головой и всплеснула руками от отчаяния: – Я не знаю, где она. – Профессор Ледюк просил вас прислуживать ему, – сказал Бовуар. – Он не просил, – возразила она. – Он приказал. И никогда не называл это «прислуживать». Это была честь, возможность. – А вы тоже так на это смотрели? – У меня и выбора-то особого не было. Я просто делала, что мне говорили. – Непохоже, чтобы он вам нравился. – Мне никто не нравится, – сказала Амелия. – Вы испытывали к нему неприязнь? – Я ни к кому не испытываю неприязни. – Правда? – спросил он. – Вы выше человеческих слабостей? – Послушайте, я здесь для того, чтобы научиться быть агентом Квебекской полиции. А не заводить дружбу. – Вы знаете, что вам много лет придется работать с теми, с кем вы сейчас учитесь? Может, вам стоит научиться дружить с ними. И даже проявлять неприязнь. – Да, сэр. Бовуар посмотрел на нее и увидел в ее глазах ум. И если не страх, то озабоченность. Он знал, что у нее есть причины для беспокойства. Также как и для опасений. Ее карта пропала. Либо она отдала ее убитому, либо кто-то взял карту у нее и подложил в ящик к Ледюку. В любом случае внимание фокусировалось на ней. Кадет Шоке оказалась в перекрестье прицела. Бовуар понимал это. И конечно, она тоже понимала. – Соберите, пожалуйста, какие-нибудь вещи. Несколько ночей вы будете ночевать не здесь. Агент проводит вас. – Зачем? Из-за карты? Это был вопрос вдогонку, но ответа Амелия не получила. – Можно войти? – спросила Лакост, стукнув один раз и открыв дверь. – Вы уже встретились с мэром и шефом полиции? Гамаш встал из-за стола и пригласил ее сесть в кресло у дивана, а сам занял другое. – Oui. Бедняга. Я ему сочувствую. В последние месяцы я пытался вернуть доверие мэра. И наконец на последнем городском собрании, невзирая на доводы советников, он одобрил волонтерскую программу с академией, а тут такое случилось. – Но академия и город никак не связаны, – сказала Лакост. – Нет, но академия предстает в очень плохом свете, ты так не считаешь? Убили одного из наших преподавателей! Разве теперь люди поверят мэру, что для детей здесь безопасно и они могут использовать наш бассейн или хоккейную площадку? – Понимаю, – сказала она. Было ясно, что Гамаш искренне расстроен. Но, как подозревала Лакост, отнюдь не тем, что произошло жестокое убийство одного из коллег. Его печалило, что этот хороший человек, нынешний мэр, и дети района ущемлены в своих правах, и опять Сержем Ледюком. – Шеф полиции настроен более оптимистически, – сказал Гамаш. – Предлагает помощь. Изабель Лакост разгладила стрелочки на брюках, потом посмотрела на бывшего шефа: – Я даже не представляла, что тут такое враждебное окружение, patron. Он улыбнулся: – Если откровенно, я тоже. Я рассчитывал встретить здесь сопротивление, и, Господь свидетель, я его встретил. Я предполагал, что Серж Ледюк попытается отравлять и контролировать атмосферу в кампусе. И он это делал. Я предполагал, что кадеты третьего курса будут потерянным поколением. Так оно и есть. Почти. Он посмотрел на нее и немного помедлил. – Ты знаешь, почему в вооруженные силы набирают восемнадцатилетних? – Потому что они молоды и здоровы? – спросила Лакост. – Здоровее, чем в двадцать три? Нет. Потому что они податливы. Восемнадцатилетнего можно заставить поверить почти во что угодно и сделать почти что угодно. – То же относится к уличным бандам и террористическим организациям, – сказала Лакост. – Им нужны молодые. Эта мысль заставила ее остановиться. Слова вырвались случайно, но для их осмысления потребовалось некоторое время. Серж Ледюк, по сути, превратил полицейскую академию в тренировочную базу террористической организации. За несколько лет он испортил отличное в прошлом учебное заведение. И не только саму академию, ведь ее выпускники становились агентами Квебекской полиции. И поднимались по карьерной лестнице. Нет, не в будущем. Уже сегодня. Они уже служили в полиции. А что хуже всего, молодые выпускники не видели ничего плохого в том, что делали. Или собирались делать. Поскольку им сказали, что такое поведение правильно. Арман Гамаш не случайно согласился занять пост главы академии. Выправить ситуацию. И для этого ему было необходимо остановить Сержа Ледюка. Арман Гамаш поднялся и пошел к своему столу. Изабель Лакост невольно насторожилась. Такая настороженность свойственна хорошо подготовленным и чутким офицерам. Серж Ледюк был остановлен. Полностью и окончательно. Но не руками месье Гамаша, сказала она себе. Он не имеет к убийству никакого отношения. Ни малейшего. Арман Гамаш достал из стола папку и вернулся на прежнее место. – Вы могли бы уволить его, patron, – сказала Лакост. – Вам, возможно, не удалось бы уволить его за коррупцию, но как минимум вы бы помешали ему и дальше приносить вред. – Увольнение Ледюка ничего не решало. Просто те же проблемы были бы переложены на кого-то другого. Ледюки в этом мире всегда будут находить сочные пастбища. Если не в полиции Квебека, то в полиции другой провинции. Или в частном детективном агентстве. Нет. Хватит – значит хватит. Этому нужно было положить конец, и людям, которых он успел коррумпировать здесь, в Квебекской полиции, пришлось бы усвоить, что его философия более неприемлема. – Как же вы собирались это сделать, сэр? Он посмотрел на нее внимательно и с легким недоумением: – Я правильно тебя услышал? Ты предполагаешь, что я мог остановить его пулей посреди ночи? – Я должна спросить, – сказала Лакост. – А вы – ответить. Я не веду пустые разговоры. – И я тоже, – сказал Гамаш, откидываясь на спинку кресла. – Ты думаешь, я способен на хладнокровное убийство? Она помедлила, глядя ему в глаза. – Да, думаю. Они долго сидели молча, глядя друг на друга. – Если уж на то пошло, я думаю, что тоже на это способна, – добавила Лакост. – При соответствующих обстоятельствах, – произнес Гамаш, задумчиво кивнув. – Oui. – Вопрос в том, что считать соответствующими обстоятельствами, – сказал Гамаш. – Вам, вероятно, стало ясно, patron, что Серж Ледюк выигрывает. Он уже испортил кадетов выпускного курса. Вы сами сказали, что они неисправимы… – Я сказал, почти неисправимы. Я еще не махнул на них рукой. – Тогда почему вы сами не преподаете на выпускном курсе? У вас пока только первокурсники. – Верно. Я дал старшим кое-что получше. Человека, который может научить их большему, чем я. – Жана Ги? – спросила она, даже не пытаясь скрыть сомнения. – Мишеля Бребёфа. Изабель Лакост замерла. Будто что-то ужасное вползло в комнату и она не хотела привлекать его внимание. Наконец она заговорила: – Известного предателя?