– Пример, – поправил ее Гамаш. – Наглядный пример того, к чему может привести порча. Она забрала у Мишеля Бребёфа все, что было для него важно. Коллег, друзей, самоуважение. Карьеру. Семью. Он потерял все. Серж Ледюк обещал кадетам власть и вознаграждение. Мишель Бребёф – реальный образец того, что на самом деле происходит с коррумпированными офицерами полиции. – Он знает об этом? – Он знает, что получил шанс искупить свою вину. Закрыть ворота. Изабель слегка наклонила голову набок, не поняв аллюзию. – А что, если он не станет и пытаться искупать вину? – спросила она. – Что, если он видит в этом шанс вернуться? Что, если он вернулся к прежнему и нашел здесь благодатную почву для себя? Вас не тревожит, что соединение Мишеля Бребёфа, Сержа Ледюка и кадетов, которые легко поддаются на их уловки, может обернуться катастрофой? – Конечно тревожит! – рявкнул Гамаш, но тут же взял себя в руки. Он посмотрел на нее острым взглядом, в глубине которого таился гнев. – Даже не думай, что это не тревожит меня каждое мгновение каждого дня. Но как тушат пожар? Другим пожаром. – Управляемым огнем, – уточнила Изабель Лакост и повторила, понизив голос: – Управляемым. – Ты намекаешь, что я потерял управление? – Из академии вывозят тело в морг, а ваши кадеты освистывают вас. – Она вздохнула. – Да, мне кажется, вы потеряли управление. И пожалуйста, знайте: я говорю это с глубочайшим уважением к вам. Если кто и мог бы решить проблемы академии, то только вы. – Однако ты считаешь, что я усугубил ситуацию? Она открыла рот и тут же закрыла его. – Я не собираюсь сидеть здесь и рассказывать тебе, что убийство Сержа Ледюка входило в мои планы, – сказал Гамаш. – Или что я думал хоть о чем-то отдаленно похожем. Но я не отступлю. Ты никогда не убегала от трудностей, Изабель. Даже когда могла. Даже когда тебе следовало так поступить, чтобы спасти себя. Он улыбнулся, глядя на нее темно-карими глазами. Ей вспомнилось, как он смотрел на нее, когда умирал на полу заброшенной фабрики, а она, Изабель, отчаянно пыталась остановить кровь. Отовсюду раздавались автоматные очереди, пули крошили стены вокруг, в воздухе висела пыль, слышались крики и стоны умирающих. Она оставалась с ним. Держала его за руку. Слушала то, что могло (и оба это знали) стать его последними словами: «Рейн-Мари». Он передал это имя Изабель Лакост. А с ним – свое сердце и душу. Все свое счастье и просьбу о прощении. «Рейн-Мари». Гамаш выжил. И Изабель не пришлось передавать его последние слова адресату. – Я не убегу и сейчас, – сказал он. – Мы доведем дело до конца. – Oui, – сказала она. – Мы попадали в переделки и похуже, правда, Изабель? Она улыбнулась: – Попадали. По крайней мере, кадеты не вооружены и не стреляют в нас. Пока. Гамаш хрипловато хохотнул: – Я попросил шефа полиции забрать все боеприпасы из оружейной комнаты. Оружие остается, но стрелять будет нечем. Ее улыбка померкла. – Я шутила. Неужели вы и вправду ожидаете бунта в таком масштабе? – Я не ожидал убийства, – ответил Гамаш. Еще никогда он не был так серьезен. – Кадеты должны быть в безопасности. Единственное, что опаснее убийцы, – это убийца, загнанный в угол. В данном случае он загнан в угол внутри академии. И нужно сделать так, чтобы в его распоряжении не могло оказаться оружия. – Или армии, – сказала Лакост, вспоминая реакцию аудитории. – Серж Ледюк имел немало сторонников. – Верно. Но ты видела хоть каплю скорби? Этот вопрос застал Лакост врасплох, и после краткого размышления она отрицательно покачала головой: – Нет. – Нет, – подтвердил Гамаш. – Проблема с пузырьками с державных уст. – С державных уст? – Их всех ждет эта же судьбина, – сказал Гамаш. – Если бы Жан Ги был здесь, он бы оценил эти слова по достоинству. – Еще одно стихотворение? – спросила Лакост, не сомневаясь, что так оно и есть. – Мм, Джонатан Свифт[39]. Он протянул ей папку, которую извлек из ящика стола. – Что это? – Пистолет, который я держал приставленным к виску Сержа Ледюка, – ответил Гамаш. – Прочти и скажи мне, что ты думаешь. Лакост взяла папку и поднялась: – Merci. Прочитаю. Есть какой-нибудь свободный кабинет? – Зал заседаний напротив. – Отлично. Хотя она и встала, Гамаш остался сидеть. Поняв намек, Лакост опустилась на прежнее место: – Что-то еще? – Кое-что политического свойства, но найти убийцу это, к сожалению, не поможет, – сказал Гамаш. – Некоторые соображения по руководству отделом. В особенности таким известным, как отдел по расследованию убийств. – Да? – Должно быть видно, что правосудие совершено. – Согласна. Старая мудрость, даже затертое клише, а Гамаш не имел склонности фонтанировать банальностями. И если говорил что-то подобное, то в качестве преамбулы. – «Правосудие должно быть не только совершено, – процитировала Лакост, – но и должно быть видно, что оно совершено». Вы это к чему? Мне следует созвать пресс-конференцию? – Что ж, это неплохая мысль, однако я имел в виду кое-что более конкретное. Это Полицейская академия Квебека. Все преподаватели – бывшие полицейские, или полицейские в отпуске, как инспектор Бовуар, или люди, работающие в полиции по контракту. Я – бывший глава отдела по расследованию убийств. Твой бывший босс. И тут старший инспектор поняла. – Получается, что Квебекская полиция расследует Квебекскую полицию. – В деле об убийстве. Она кивнула, обдумывая это: – Вы считаете, что я должна обратиться к старшему суперинтенданту Брюнель и попросить, чтобы она привлекла стороннее полицейское агентство для проведения расследования? – Non, – покачал головой Гамаш. – Не для проведения расследования. Против этого ты должна возражать. Просто скажи, чтобы прислали стороннего следователя. Кого-то, кто смог бы подтвердить справедливость твоих выводов. Лакост задумалась, и ее размышления были не из приятных. – Вы когда-нибудь делали это? – Дважды. Радости мало. Но таковы требования. И лучше, чтобы инициатива исходила от тебя, а не была навязана сверху. Подозреваю, что старший суперинтендант Брюнель сейчас подумывает о чем-то подобном. Лакост вытащила телефон и нашла номер главы Квебекской полиции. – Мне попросить прислать кого-то конкретного? – Нет, – ответил Гамаш, вставая. – Это бы вызвало недоумение. Ты должна принять то, что она решит. А сейчас я тебя покину. Он вышел в приемную в тот момент, когда там появился Жан Ги. – Они отправились в Три Сосны, patron. – Хорошо. Merci. Теперь, вблизи, Бовуар увидел, как переживает Гамаш. – У меня есть кое-что, – сказал Жан Ги. – Одна из карт пропала. – Чья? – Готки.