– Амелии? Бовуар поднял брови, пораженный такой фамильярностью: – Да, кадета Шоке. – И как она это объяснила? – Она казалась удивленной. Отрицала какие-то особые отношения с Ледюком, кроме обязанности приносить кофе по утрам и приходить на нерегулярные собрания с другими в его квартире. – Значит, это правда, – сказал Гамаш. – Она была одной из них. Гамаш глубоко вздохнул и выдохнул, открыл дверь и выглянул в коридор, который недавно кишел кадетами, а теперь был пуст. Он пробормотал тихо, почти неслышно: – Что же я наделал? Глава пятнадцатая – Вы нас похитили. – Ну, это немного преувеличено, вам не кажется? – произнес Арман Гамаш позднее в тот же день, обращаясь к четырем кадетам, сидящим в бистро. – Вряд ли условия содержания похожи на тюремные. – Вы знаете, что я имею в виду, – отрезал Жак. – О да, кадет Лорен, я вас услышал. Амелии было любопытно, слышит ли Жак, что ему на самом деле говорит коммандер. Но парень был слишком сосредоточен на собственных мыслях, чтобы воспринимать чужие. – Почему мы здесь? – спросила Хуэйфэнь Клутье. Ее голос звучал более вежливо, хотя раздражение тоже ощущалось. День перевалил на вторую половину, и бистро понемногу заполнялось, но их столик по просьбе Гамаша стоял в отдалении – Оливье поставил его в углу, втиснул между стеной и окном. Когда коммандер Гамаш вошел, они встали, но он жестом велел им сесть и подтащил себе стул от другого столика. Амелия в этой, уже немного знакомой обстановке чувствовала себя как дома. Здесь не пахло мочой и куревом, как в ее меблированных комнатах. Звук не отдавался эхом от стен, как в академии. Здесь пахло кофе и дымком из каминов, в которых потрескивали поленья, а помещение наполнял гул голосов, приправленный смехом. Это были не те громкие, зачастую оглушительные взрывы хохота, от которых дрожали стены академии, а приглушенный рокот с оттенком доброго юмора. Ее вывели из академии и посадили в машину Квебекской полиции без опознавательных знаков. Двигатель у машины уже работал. Спереди сидели два агента полиции в штатском, а на заднем сиденье ждал Натаниэль. Их везли все дальше и дальше от академии и управления Квебекской полиции, и волнение Амелии росло с каждой милей. Машина покинула главную дорогу и поехала по проселочным, все более и более узким. Наконец свернула на грунтовую. – Куда вы нас везете? – требовательно спросила девушка, когда машина сбросила скорость, въехав на гребень холма. – Где мы? – Мы уже не в Канзасе[40], – ответил один из агентов, повернувшись к ней. Это был Габри. И Амелия сразу же узнала деревню. – Три Сосны, – произнесла она. – Но почему? – Откровенно говоря, – сказал Оливье, когда они подъехали к бистро, – я понятия не имею, почему месье Гамаш попросил привезти вас сюда. Но он попросил. Кадетов провели к зарезервированному для них столику, и Оливье сказал, чтобы они ждали здесь коммандера Гамаша. Вскоре к ним присоединились Хуэйфэнь и Жак. Их привезли две женщины – хозяйка книжного магазина и художница. Художница пошла домой, а владелица магазина села за столик неподалеку и заказала себе пиво и сэндвич, продолжая наблюдать за кадетами. Кадеты в ожидании съели ланч, а сколько выпили чашек кофе, и не сосчитать. Наконец появился коммандер. – Почему мы здесь? – повторил Жак вопрос Хуэйфэнь, когда Гамаш сел. Арман заказал у Оливье двойной эспрессо и обратился к кадетам: – Я попросил моих друзей привести вас сюда, потому что жизненно важно соблюсти секретность. Старший инспектор Лакост и инспектор Бовуар знают, где вы. Но больше никто. Я даже не хотел, чтобы вас сюда везли агенты. Никто не должен знать, где вы. После этих слов они сгрудились за столом поближе к коммандеру. – А почему никто не должен знать? – тут же спросили Хуэйфэнь и Натаниэль. Амелия и Жак сидели молча. И Гамаш подумал, что они, вероятно, знают. Они подозреваемые. В убийстве. И при этом, возможно, следующие жертвы. Глядя на их встревоженные молодые лица, он видел деревню за окном и холм, с которого они спустились. И вспомнил огни фар в тот первый вечер, когда кадеты оказались здесь. Огни, словно глаза, смотрели тогда на них, а потом медленно-медленно откатились назад. Гамаш понятия не имел, кто сидел за рулем той машины, но предполагал, что наблюдение велось за ним. Однако теперь он засомневался. И его беспокойство усилилось. Что, если целью был не он? Что, если тот, кто сидел в машине, выслеживал кадетов? Всех. Или кого-то одного. – Почему мы здесь? – требовательно повторила Хуэйфэнь. – Я привез вас сюда, потому что у меня есть для вас работа. – Дайте я угадаю, – сказал Жак. – Вы хотите, чтобы мы чистили у вас дорожки и готовили вам еду. Это прозвучало довольно громко, и люди за соседними столиками посмотрели в их сторону, а потом вернулись к своим разговорам. – Кажется, вы принимаете меня за кого-то другого, – спокойно произнес Гамаш. Обижаться он не собирался. Мотылек не может потревожить хищную птицу. – То, о чем я хотел вас попросить, – дело довольно трудное и очень важное. И требует секретности. Я надеюсь, оно поможет расследованию убийства профессора Ледюка. Ничего более соблазнительного для четырех кадетов он не мог бы сказать. Даже Жак присмирел и настроился слушать. Амелия наклонилась ближе. «Такие юные, – подумал Гамаш. – Такие юные, что еще не осознают этого». – В ночном столике профессора Ледюка обнаружилась копия карты, – сказал Гамаш, выкладывая карту на стол. Только Натаниэль заметил, как от лица Амелии отхлынула кровь. И без того бледная, девушка стала чуть ли не прозрачной. – Никто, кроме следователей, не знает об этом, – продолжал коммандер. – Нам пока неизвестно, как карта попала к нему и зачем она ему понадобилась. – Чья это карта? – спросила Хуэйфэнь. – Этим вопросом занимаются другие, – ответил Гамаш. Амелия уставилась на него, но ничего не сказала. – Нас поэтому просили взять наши карты? – спросил Жак. – Да. Я надеюсь, вы их привезли, потому что мне нужно, чтобы вы выяснили кое-что. Его глаза, как всегда, остановились на Амелии. Он наблюдал за происходящими в ней изменениями с первого дня. Она училась лучше всех в группе. Даже лучше всех на первом курсе. С большим отрывом. Но она не хотела волонтерствовать, вступать в клубы или в спортивные команды и ни к кому не подсаживалась в столовой. Сегодня, перед отъездом сюда, он прочитал справку о содержимом ее комнаты, составленную агентом, проводившим обыск. Ни наркотиков. Ни алкоголя. Немного шоколадного печенья, похищенного из кухни. Никаких фотографий. Никаких писем или открыток. Ни слова от ее отца. Или матери. Она словно родилась в академии. Двадцатилетняя новорожденная. Хотя Арман Гамаш знал, что это не так. Он точно знал, откуда она. Знал ее родословную. Краем глаза он видел рядом со стулом Амелии матерчатую сумку. Она была полна, ткань бугрилась, выступая под непонятными углами. Гамаш догадывался, что привезла сюда Амелия. Одежду и туалетные принадлежности. Но главным образом – единственное, что по-настоящему ценила Амелия Шоке. Книги. Лежал ли там томик стихов Рут Зардо, тот томик, что она взяла в его доме? Он не решался сказать «украла», все еще надеялся, что она когда-нибудь вернет книгу. Кадеты оторвали глаза от карты и уставились на коммандера.