– Мог ли мэр его убить? – спросила Лакост. Подумав, коммандер ответил: – Не знаю. Желина вскинул брови. Он не помнил, когда в последний раз слышал, чтобы высокопоставленный офицер говорил: «Не знаю». – Полагаю, это возможно, – размышляя вслух, произнес Гамаш. – Но если бы мэр собирался убить Ледюка, то, наверное, сделал бы это несколько лет назад, когда все начиналось. Я его немного знаю. Он мне симпатичен. Порядочный человек, делает все, что в его силах. Гамаш подумал еще и добавил: – Однако он ничего не забывает. Старые обиды живут в нем. Ведь, если по справедливости, его надежды оказались беспардонно разрушены. Я потратил немало времени и сил, чтобы он согласился принять меня после моего вступления в должность. В конечном счете мне удалось убедить его позволить местным пользоваться нашими сооружениями. – Вы пошли на такое? – спросил Желина. – Мне это казалось справедливым и далеко не покрывало их несбывшиеся ожидания. Но то было лишь начало. Мы разрабатывали программу, по которой кадеты брали бы на себя наставничество и обучали некоторых ребят. А тут случилось сами знаете что. – Не могло ли ваше общение с мэром разбередить его старые раны? – спросил Поль Желина. – Разумеется, непреднамеренно. – Могло. Мэр исключительно категоричен, порой непреклонен. Он моралист. Почти фанатик в том, что касается защиты города и своих представлений о добре и зле. – И убийство для него, насколько я понимаю, зло, – сказала Лакост. – Верно. С другой стороны, он мог видеть в этом справедливость. Большинство убийц умудряются оправдывать свои действия. Они не видят в своем поступке ничего предосудительного. – Получил, мол, по заслугам, – подхватил Желина. – Нередко – да. – А в данном случае, коммандер? Вы считаете, что убийца искал справедливости? Гамаш посмотрел на лежащие перед ним фотографии: – Возможно. – Но?.. – спросила Лакост. – Вы беседовали с профессорами и кадетами, – сказал Гамаш, и она кивнула. – Каждый из преподавателей – бывший высококвалифицированный офицер Квебекской полиции. Все кадеты получают следовательские навыки. – Из ваших слов получается, что академия учит убийству, – сказал Желина. – Вероятно, вы учите их ловить преступников, но попутно они познают науку, как совершать преступления и уходить от ответственности. Гамаш закивал: – В особенности это касается преподавателей. Они знают, чтó мы будем искать. – И могут фальсифицировать место преступления, – сказала Лакост. – Чтобы оно выглядело как нечто совсем иное. – Выстрел в висок, – продолжил Гамаш. – Большинство убийц, наверно, попытались бы представить это как самоубийство. И без всяких натяжек. Подоплека очевидна. Серж Ледюк знал, что я сжимаю кольцо вокруг него, и предпочел смерть тюрьме. – Убийце только и нужно было, что бросить оружие с правильной стороны от тела, – подхватила Лакост. – Однако он этого не сделал, – заметил Желина, глядя на фотографии. – Он совершает нечто противоположное. Почему? – Он хочет, чтобы мы знали: это не самоубийство, – сказала Лакост. – Но зачем? – спросил Желина. – Зачем ему нужно, чтобы мы это знали? Показать нам, что справедливость восторжествовала? Они разглядывали фотографии. На некоторых Серж Ледюк словно спал. На других был неузнаваемым. Все зависело от точки зрения. – Ты сегодня какой-то слишком тихий. – Гамаш повернулся к Бовуару и увидел знакомое выражение на его лице. – Что-то узнал? – Сигнализация ночью не действовала. Старший инспектор Лакост, заместитель комиссара Желина и коммандер Гамаш, как по команде, подались к нему. – Как это могло случиться? – спросил Гамаш. – Она интегрированная, компьютеризированная. Охрана заметила бы. На пульте горел бы свет. – Догадайтесь, где Ледюк ловчил? – сказал Бовуар. – Охрана, безусловно, знала, что новая система – дерьмо, и докладывала прежнему коммандеру, но так ничего от Ледюка и не дождалась. А когда пришли вы, они промолчали. – Что ты имеешь в виду под «дерьмом»? – спросила Лакост. – Дешевая дрянь… Гамаш поморщился и покачал головой: – За систему безопасности заплачены сотни тысяч долларов. – Если верить охране, в «Канадиен тайр»[44] можно было купить и получше. Гамаш застонал и потер виски, пытаясь прогнать подкрадывающуюся головную боль: – У нас здесь оружейная. И практически никакой защиты. Это не просто договорной контракт, это глупость в грандиозном масштабе. – Я договорился о встрече с начальником охраны завтра утром, – сказал Бовуар. – Для ревизии сигнализации. – Хорошо, – кивнул Гамаш. – Так или иначе, тот, кто отключил систему, знал, как это делается, – заметила Лакост. – Верно, но эта система допускает использование нескольких кодов, – сказал Бовуар. Он повернулся к Гамашу. – У вас есть один… – Я думал, он единственный. – …и я подозреваю, что у Ледюка был собственный код. – А возможно, существуют и другие? – уточнил Гамаш. Бовуар кивнул, опасаясь встретиться с ним взглядом. – Вы хотите сказать, что сигнализацию мог отключить Ледюк? – спросил Желина. – Но зачем? Бовуар пожал плечами: – Убейте меня, не понимаю. И это только одна из вероятностей. Кто-то мог легко хакнуть систему и отключить ее. – И охранники не узнали бы? Бовуар отрицательно покачал головой: – Да даже если бы и увидели какой-то предупредительный сигнал, у них там постоянно что-то загорается. Ложная тревога десять раз на дню. – Можно ли отключить систему на расстоянии? – спросил Гамаш. – Находясь вне академии? – Это было бы труднее, – сказал Бовуар, – но да, такое возможно. У вас есть какие-то соображения? – Несколько месяцев назад я разговаривал с мэром в его офисе. Нельзя сказать, что обязанности мэра Сен-Альфонса занимают полный рабочий день. Он подрабатывает консультантом в фирме, занимающейся созданием компьютерных программ. – Я позвоню ему и договорюсь о встрече, – сказала Лакост. – Идем дальше. Мы нашли пулю. В стене с противоположной стороны комнаты. Ее, конечно, отправили на экспертизу, но скорее всего, она выпущена из того самого револьвера. – Я послал изготовителю запрос по электронной почте, – доложил Бовуар. – Это где-то в Англии. Однако Ледюк мог приобрести револьвер через вторые руки на черном рынке. – Я не видел оружия, – встрепенулся Желина. – Где оно. – В лаборатории. Но у нас есть фотографии, – сказала Лакост. Желина принялся разглядывать их, и выражение его лица становилось все более и более озабоченным. – На какой высоте найдена пуля? – спросил Гамаш. – Пять футов восемь дюймов. – Он стоял, когда его убили. Я уж было подумал, не стоял ли он на коленях. – Умоляя, чтобы его не убивали? – усмехнулся Бовуар. – Или если это была казнь, – сказал Гамаш.