– Кадета Шоке. Гамаш нахмурил брови. – А на оружии? – спросила Лакост. – Отпечатки на револьвере, к сожалению, смазаны, тут можно говорить лишь о частичных отпечатках. Поступил и отчет коронера. О Ледюке ничего необычного. Он имел вполне приличное здоровье для сорокашестилетнего мужчины. Никаких свидетельств недавней сексуальной активности. Незадолго до смерти он поел и выпил виски. – Много выпил? – спросил Желина. – Нет. И никаких синяков или порезов, свидетельствующих о борьбе. – Значит, он просто стоял и ждал, между тем как кто-то приставил к его виску револьвер и нажал на спусковой крючок? – спросила Лакост. Она обвела взглядом сидящих за столом – все они тоже пытались представить, как это могло произойти. В особенности с таким человеком, как Ледюк, который, судя по всем рассказам, в свои лучшие времена был задиристым. Офицер КККП подался вперед и покачал головой: – Нет. Это лишено смысла. Видимо, мы что-то упускаем. Эти частичные отпечатки на оружии. Неужели Ледюк показывал его всем подряд? И в конечном счете дал в руки своему убийце? – Который застрелил его в присутствии других? – скептически произнесла Лакост. – Так что вы думаете на этот счет? – спросил Желина. – Я скажу вам, что я думаю, – ответил Бовуар. – Я думаю, Ледюк по какой-то причине гордился револьвером и любил его демонстрировать. И когда люди приходили к нему, он доставал футляр и показывал его. Может быть, сочинил какую-то историю о подвигах давно погибшего на войне родственника. Отсюда и отпечатки. – Вы прочитали примечание от криминалистов? – спросил Желина. Гамаш прочитал, и было заметно, что Бовуар и Лакост тоже прочитали. Но предпочли помалкивать. – Это экстраполяция частичных отпечатков на револьвере, – продолжал офицер КККП. – Неприемлемая в качестве доказательств, однако наводящая на размышления. Кому могут принадлежать отпечатки. Я вижу, что тут есть и отпечатки кадета Шоке. – Частичные. Слишком размазанные для однозначной идентификации. Мы к таким вещам не относимся серьезно, – сказала Лакост. – Это скорее догадки, чем наука. Все это довольно сложно. Мы должны придерживаться фактов. – Согласен, – сказал Желина, оставляя эту тему. Но не прежде, чем он посмотрел на Гамаша, который выдержал его взгляд. Примечание давало проценты вероятности того, что частичные отпечатки принадлежат тому или иному лицу. Неудивительно, что наибольший процент достался самому Ледюку. Более удивительным было еще одно всплывшее имя, кроме Амелии Шоке. В примечании говорилось о сорокапроцентной вероятности того, что один из отпечатков принадлежит Мишелю Бребёфу. В отчете фигурировали и другие имена. Компьютерная экстраполяция свидетельствовала, что существует (хотя и очень малая) вероятность того, что револьвер побывал в руках бывшего американского президента Ричарда Никсона. Поэтому следователи не воспринимали всерьез эти экстраполяции. Проигнорировали они и вероятность того, что убийцей могла быть Джулия Чайлд[51]. Но было еще одно имя, которое выделялось из остальных. Анализ обнаружил сорокапятипроцентную вероятность того, что по крайней мере один из отпечатков принадлежал Арману Гамашу. Желина перевел взгляд с отчета на коммандера, а Лакост и Бовуар отвернулись в сторону. Заговорил только обливающийся потом Шарпантье: – Ну так как ваши пальчики оказались на орудии убийства? Арман Гамаш ответил ему натянутой, холодной улыбкой. – Частичные, – напомнил Бовуар, обращаясь к Шарпантье и другим сомневающимся. – Вы брали в руки револьвер? – спросила Лакост у Гамаша. – Нет. – Хорошо. Тогда мы можем идти дальше? – Я говорил с вице-президентом по связям с общественностью изготовителя этого оружия, – сказал Бовуар, меняя тему. – «Макдермот энд Райан». Женщина по имени Элизабет Колдбрук из… – он сверился со своими записями, – Дартмута, Англия. Он переслал копии ее электронного письма и приложения. Вторая страница представляла собой квитанцию, которую все изучили. – Мадам Колдбрук-Клэртон утверждает, что они не делают глушителей, – отметила Лакост. – Я ей верю, – сказал Бовуар. – У нее нет причин лгать, к тому же доказать противное нетрудно. Мы сейчас пытаемся проследить это. Из моего письма она поняла, что речь идет о самоубийстве. И расстроилась, когда узнала про насильственную смерть. – Я бы сказал, что ей пора свыкнуться с этой мыслью, – сказал Желина. – Для чего еще нужно оружие? – Она не поделилась мыслями насчет того, почему он заказал револьвер, а не, скажем, что-нибудь автоматическое? – спросил Гамаш. – По ее словам, их револьвер покупают коллекционеры, но, когда я ответил, что Ледюк не коллекционировал оружие, она не нашла что возразить. Лакост кивнула и подняла голову, услышав, как Гамаш откашлялся. Коммандер все еще изучал первую страницу, потом посмотрел на Лакост поверх очков. Снял их и ткнул дужкой в экран: – Интересно. Они снова уставились на экраны. – Что именно? – спросила старший инспектор Лакост. – Это шаблонная листовка, рассказывающая историю данной модели. – Да. «Макдермот» сорок пятого калибра завоевал популярность в Первую мировую войну, – сказал Гамаш. – В траншеях. – Oui, – сказала Лакост. – И-и-и-и?.. – Может быть, это ничего не значит, – начал Гамаш. – Но вы знаете, что карта, копия которой найдена в прикроватном столике в спальне Ледюка, оказалась и на витраже в Трех Соснах. На нем солдаты Великой войны. У солдата карта, а также револьвер. Смею предположить, что «макдермот». – Прошу прощения, – подал голос Желина, – но я не поспеваю за ходом ваших мыслей. – Вы хотите сказать, что они как-то связаны? – спросил Бовуар. – Постойте, – сказал Желина, поднимая руку. – Карта? – Да. Несколько месяцев назад в стене бистро в Трех Соснах была найдена старая карта, – пояснил Гамаш. – Мы о ней говорили вчера на заседании. – Я помню, но вы не упоминали, что копия была найдена у Ледюка в прикроватном столике. – Об этом сказано в отчете, – вмешалась Лакост. Желина повернулся к ней: – В отчете много о чем сказано. Не все в равной степени существенно. Поэтому важен контекст, вы так не считаете? Он говорил с ней как с провинившимся кадетом. Затем снова взглянул на Гамаша: – Вы утаили это от меня. – Мы говорим вам об этом сейчас, – сказал Гамаш. – Несколько недель назад, до того как произошло убийство, я решил использовать карту как инструмент обучения. Попросил четырех кадетов провести по ней расследование. Я дал им копии карты. – И одна из них оказалась в спальне убитого? – догадался Желина. – Как она туда попала? – В этом-то и вопрос, – сказала Лакост. – Чьи отпечатки на ней обнаружены? – Желина просмотрел отчет. – Там три набора отпечатков, – ответил Бовуар, даже не сверяясь со своим айпадом. Он прочел отчет, как только тот поступил на его почту сегодня утром. Не все в отчете заслуживало запоминания, но несколько пунктов бросились в глаза. Включая этот. – Ледюка, кадета Шоке и коммандера Гамаша, – перечислил Бовуар. – Месье Гамаш делал копии и раздавал их, – сказала Лакост. – Так что его отпечатки там должны быть. Копия кадета Шоке отсутствует. – Значит, это его копия и есть, – заявил Желина. – Кто такой кадет Шоке? Он, кажется, завяз в этом деле. – Это она, – сказал Гамаш. – Амелия Шоке. Первокурсница. Желина пролистал назад странички отчета: – Я вижу ее имя среди тех, чьи отпечатки оказались на футляре револьвера и, возможно, на самом револьвере. – Рядом с отпечатками Нельсона Манделы, – вставила Лакост. – Тем не менее мы должны с ней поговорить, – сказал Желина. – Вы можете вызвать ее сюда?