– Mais, c’est extraordinaire[55], – сказал месье Бержерон, потом покачал головой. – Как подумаешь о том, сколько жизней потеряно из-за клочка земли… Он трижды цокнул языком, осуждая войну и убийство молодых. Амелия встала и подошла к громадной карте на стене. Ее палец прошелся по дорогам и речкам и остановился в долине. Она повернулась: – Трех Сосен нет. – Должны быть, – сказала Хуэйфэнь, подходя. – Ни навигаторы, ни коммерческие карты деревню не показывают, но ведь у вас официальная карта, верно? Месье Бержерон встал и повернулся к карте: – Если деревни здесь нет, значит ее не существует. – Как так не существует? Мы сейчас там живем, – возмутилась Хуэйфэнь, уставившись на Бержерона. – Эта карта некорректна. – Не может быть. Тюркотт сам ее нарисовал, – сказал Бержерон. – В основу была положена его работа. Мы добавляем новые дороги и поселения, но все это основано на первоначальной съемке, проведенной Тюркоттом. Может, он просто ее не заметил. Наверное, совсем маленькая деревенька. Я про нее никогда не слышал. – Однако Тюркотт сам в ней жил, – сказала Амелия. – Почему он не обозначил свою деревню на официальной карте? – Может, мы чего-то не поняли и он там не жил, – сказала Хуэйфэнь. – Может, он нарисовал карту для ориентирования и отдал ее кому-то. Кому-то, кто там жил. – Тогда как она попала на витраж в Трех Соснах? – спросила Амелия. – Non. Эту карту сделал человек, который не только жил в деревне, но и любил ее. – А зачем он стер ее с карты? – не отступала Хуэйфэнь. – Что вы о нем знаете? – спросила она у Бержерона. – В общем-то, мало что. Не так уж много людей знали его лично. – Это было необычно? – спросила Амелия. Месье Бержерон улыбнулся: – Меня тоже знают не так уж много людей. Картографическое общество Квебека пыталось написать биографию Тюркотта для Канадской энциклопедии. Сейчас я вам покажу. Он снял с полки толстенный том, отер с него пыль, нашел нужную страницу и протянул Хуэйфэнь. – «Антони Тюркотт, картограф, – прочитала она. – Родился в Ла-Сале в тысяча восемьсот шестьдесят втором году. Умер в тысяча девятьсот девятнадцатом». – Но не в Трех Соснах, – сказала Амелия, читая через ее плечо. – Здесь сказано, что он похоронен в местечке, которое называется Стропила. Стропила? Она посмотрела на месье Бержерона, и тот улыбнулся: – Боюсь, что так. Единственная крупная ошибка Тюркотта. Она стала легендой в мире топонимики. – Он назвал деревню Стропилами? – Мы не можем это объяснить. Нет, вообще-то, можем отчасти. При въезде в деревню стояла мастерская, которая делала… – Стропила? – Oui. Такие деревянные опоры под крыши. По-видимому, он принял название мастерской за название деревни – он плохо говорил по-английски. – И он никогда не объяснял этого? – Его никто не спрашивал. Он прислал карту с названиями, но название этой маленькой деревеньки никто сразу не заметил. Только годы спустя. – Тогда почему вы думаете, что он не сделал и других ошибок? – спросила Хуэйфэнь. Месье Бержерон посмотрел на нее обиженным и даже слегка возмущенным взглядом, словно мысль еще об одной ошибке Антони Тюркотта казалась ему немыслимой. – Все-таки он был человеком, – подсказала она, – невзирая на всю последующую мифологизацию. – Антони Тюркотт больше не совершал ошибок, а ту, что он совершил… с ней он остался навечно, выбрав ее как место упокоения, – произнес Бержерон отрывисто. Амелия хотела напомнить, что Тюркотт также не показал на карте Три Сосны, но в последний миг передумала. Она подозревала, что это случилось не по ошибке. – В биографии не упоминаются ни жена, ни дети, – заметила Хуэйфэнь. – Верно. Никаких сведений о семье нет. Это не значит, что у Тюркотта ее не было, просто записи утрачены. Как видите, нам почти ничего не удалось найти про него. Статья в энциклопедии и в самом деле умещалась в несколько строк. – Вы можете показать нам Стропила на карте? – спросила Хуэйфэнь. Месье Бержерон смущенно посмотрел на нее: – К сожалению, нет. – Только не говорите мне… – начала Хуэйфэнь. – Ее больше не существует, – пояснил Бержерон. – Когда ошибка была обнаружена, деревню переименовали по решению местных жителей. Но потом деревня исчезла. – Исчезла? – переспросила Амелия. – Такое случается, – сказал Бержерон. – Поселения возникают вокруг какого-то промышленного предприятия, а когда предприятие умирает, то умирает и поселение. «И теперь Стропила, как и Три Сосны, не остались на карте даже крохотной точкой», – подумала Амелия. Жак задвинул ящик в шкаф с такой силой, что Натаниэль подпрыгнул. Руки его задрожали, дыхание участилось, зрачки расширились, он опустил голову, но прежде заметил, что Жак повернулся и смотрит вдоль длинного-длинного ряда шкафов. И его взгляд останавливается. На нем, Натаниэле. Младший кадет вернулся к карточкам, продолжая лихорадочно перебирать их в поисках той, на которой содержался нужный ответ. Однако Жак пошел в его сторону не просто так. Его терпение кончилось, и он увидел, что можно заняться чем-то поинтереснее. «Пожалуйста, ну пожалуйста», – думал Натаниэль, продолжая перебирать карточки. Но глаза больше не видели написанных там слов, и он замер, ожидая толчка, щипка, удара. Грубого слова. А то и чего похуже. Однако, не дойдя до него нескольких шагов, Жак остановился. Его задержал знакомый вибрирующий звук. И он, как собака Павлова, не смог не прореагировать и достал свой айфон. Его лицо осветилось экраном. – Где «Т»? – Здесь, – сказал Натаниэль, отступив на несколько шкафов. – А что? Но Жак не ответил. Он нашел ящик и стал просматривать карточки, бормоча: – Тюркотт, Тюркотт. Вот один. Нет, не он. Несколько минут спустя Жак сделал шаг назад, пока еще слишком озадаченный, чтобы раздражаться. Телефон Хуэйфэнь зазвонил. – Жак прислал эсэмэску из архива. Антони Тюркотта нет. Амелия снова вызвала фотографию с витражом на экране своего айфона. Прокручивая список, стала читать имена. – И здесь нет Тюркотта. – Вы уверены, что нашу карту нарисовал Антони Тюркотт? – спросила Хуэйфэнь. – Абсолютно, – ответил месье Бержерон. – Тогда почему мы не можем его найти? «И почему, – подумала Амелия, – все, что имеет отношение к Антони Тюркотту, исчезает?» Глава двадцать восьмая