Тот весело ухнул и подпрыгнул над вихрем. Его тело стало прозрачным и рыхлым, как если бы уже распылилось на сотни искр. Шар пролетел сквозь воздух, который только что был черноволосым и с хлопком ударился в кристалл. Со стены посыпались крошечные сиреневые камешки, а в месте столкновения образовалось круглое пятно копоти. Ловкач моментально принял человеческую форму и мягко опустился на вихрь. – Значит, ты маг? – проговорила я, прищурившись. – Ничего. Посмотрим, кто кого. – Посмотрим-посмотрим, – передразнил он. В ладони снова полыхнул шар, я приготовилась метнуть в наглеца. Улыбка у того стала шире, по залу разлетелся задорный смех, настолько заразительный, что с удивлением обнаружила, как сама нервно похихикиваю. Гнев чуть утих. Я убрала пламя и отвернулась от незнакомца, которому только шутовского колпака не хватает до полного образа. – Отвяжись, – бросила я на всякий случай и спросила Фарбуса: – Долго еще терпеть выходки этого шута? Лицу смотрителя, наконец, вернулась мимика. Уголки губ чуть дрогнули и поползли вверх, морщинки у глаз расползлись веером. Фарбус проговорил: – Что-то от шута в нем действительно есть. В конце концов, ветру таким и положено быть. – Ветру? – не поняла я. – Именно, – подтвердил смотритель, – Он не маг, как ты подумала. Он твой брат по стихиям. Кстати, Ветер, у тебя имя есть? Человеческое, имею ввиду. Черноволосый кувыркнулся в воздухе и спрыгнул с вихря на пол. Босые стопы с тихим шлепком стукнулись о стекло, разослав глухое эхо в стороны, которое тут же потухло в скоплениях кристаллов. Он заложил левую руку за спину на придворный манер, правую приложил к груди и демонстративно поклонился. – Лодин, к вашим услугам, – сказал он церемонно и лукаво подмигнул мне левым глазом. – Чудесно, – проговорил смотритель и обратил ко мне вопрошающий взгляд. – А тебя, дитя, как величать? Мне, в общем-то, без разницы. Это для вашего удобства. Я насупилась и несколько мгновений размышляла на тему похищений, магических превращений и огнекрылых, которые, наверное, уже камня на камне не оставили в Звенящей Долине. Но лысый и черноволосый так пристально сверлят взглядами, что буркнула: – Агата. Черноволосый взлетел в воздух, как на веревочках, и крикнул из-под потолка: – Приятно познакомиться, Агата! Леди-пламя. Я покосилась на него хмуро. – Как мило. Наградили боги братцем. Фарбус устало выдохнул и провел ладонью по лицу. На секунду показалось, оно испещрено морщинами, а глаза по-стариковски тусклые, но видение тут же исчезло. Лысый снова предстал как Смотритель вне времени, гладкий и безукоризненный. – Как это выматывает… – произнес он. – Послушай, Фарбус, – сказала я, чувствуя, что сейчас самое время. – Совсем не хочется тебя расстраивать, но вряд ли могу чем-то помочь. Судьбы миров и Вормхол это серьезно, но в Среднем мире и так достаточно проблем. А моя судьба – спасти Звенящую Долину. Хотя теперь от нее, наверное, остался один пепел… – Об этом не переживай, – проговорил Фарбус отстраненно. – Если вы вернете цветок в хранилище, тебя можно будет вернуть обратно в тот же момент времени, когда и забрали. Я попыталась осмыслить сказанное, но только волосы стали сильней гореть. – Не понимаю, – произнесла я. – Не страшно, – отозвался Смотритель. – Главное, что когда вернешься, никто не заметит твоего отсутствия. Лодин хохотнул и метнул в меня воздушный поток, едва успела увернуться. Но строгий взгляд Фарбуса немного успокоил шута. Тот недовольно закатил глаза и уселся прямо на пол, скрестив ноги. Края портков грустно повисли над блестящей поверхностью, а из левой штанины выбилась нитка. Я послала черноволосому победный взгляд, а Фарбусу сказала: – Ну хорошо. Значит, если Звенящую долину сожгут, я смогу вернуться и молить Ферала о пощаде. Это прекрасно. Прямо камень с души. Серьезно. Но это не объясняет, зачем я здесь. – Милая Агата, – проговорил лысый озабоченно. – Все дело в том, что.... Две другие стихии не найдены. И вовсе не потому, что плохо искал. Наоборот – перерыл весь Средний мир вдоль и поперек, даже в Верхний и Нижний заглянул на всякий случай. Мало ли куда может вашего брата занести. Но даже там не нашел. Видимо, они в этот раз просто не родились. Я уточнила на всякий случай: – «Наш брат» – это стихии? Лысый кивнул. – Совершенно верно, – согласился он. – Стихии. Раз в эон вы собираетесь и с помощью силы природы переносите цветок прямо сюда. Но, как уже говорил, сейчас что-то изменилось, и Земля с Водой не явились. А Огонь вообще женщина. Но цветок не должен попасть в руки жителей Подмира, иначе нарушится баланс. – И почему именно стихии должны это делать? Смотритель посмотрел на меня, как на бестолковую доярку. – Потому, – проговорил он, – что только стихии существуют во всех мирах. В любом мире есть огонь, частицы воздуха, воды и земли. Понятно? Я спросила мрачно: – К чему ты клонишь? – К тому, – произнес Фарбус значительно, – что кому-то придется спуститься за цветком, найти и доставить собственноручно. Я сложила руки на груди, по позвоночнику прокатилась струйка жидкого огня. – У меня дурное предчувствие, – глухо проговорила я. Уголки губ Фарбуса дрогнули и поползли в стороны. Он сцепил пальцы замком и положил на колени, став похожим на короля, друида и строгую няньку одновременно. – Почти угадала, – сказал смотритель. – Тебе предстоит опасная дорога в Подмир вместе с Лодином. – Ни за что! – отрезала я, переполненная чувством справедливости, и сложила руки на груди. Лысый слегка подался вперед. – Позволь узнать причину такого ответа, – мягко поинтересовался он. Я ощутила на себе пристальное внимание. Показалось, даже Вормхол выжидательно смотрит единственной частью, которая напоминает око. Стараясь, чтобы голос звучал твердо, проговорила: – Для начала объясните, зачем мне это надо? И так пришлось пожертвовать свободой, оставить любимого, родной дом и стать нареченной Ферала. Здесь я знаю, что пытаюсь спасти Долину и ее жителей. Но цветки, Подмир? Разве я что-то должна этому Вормхолу? Оба посмотрели на меня, словно только что подожгла деревню и радостно хлопаю в ладоши, Лодин спросил: – А спасение мира недостаточно веская причина? Я устало выдохнула и проговорила, поправляя огненный локон, который сияет, как сухая солома: – С самого детства моя жизнь мне не принадлежит. Все постоянно указывают что делать, как одеваться. А теперь требуете, чтобы спасала мир. Учитывая, что вы рассказали, я должна спасать какой-то конкретный? Или все целиком? Или может только часть какого-нибудь мира улиток? Я когда-нибудь смогу сама принимать решения? Лицо Фарбуса исказилось, брови сошлись на переносице, он вскочил, громко цокая копытами, приблизился. Вблизи лысый оказался большим и устрашающим, а может, увеличился, пока шел. Сиреневые полы мантии разлетелись в стороны, делая его похожим на огромную рассерженную птицу. Смотритель резко наклонился так близко, что ощутила запах мяты, и вжала голову. Взгляд грозный, глаза светятся сиреневым, знак на лбу переливается радужными волнами. Голос прогремел раскатисто, кристаллы зазвенели. – Глупый, вспыльчивый огонь! Неуемный! Я покажу тебе! С этими словами он вцепился крючковатыми пальцами в плечо, не обращая внимания, что локти и волосы полыхают, как факелы. Я вскрикнула, пытаясь освободиться, но смотритель только сильнее сжал. Плечо закололо, словно тысячи крошечных иголок вырвались из ладони смотрителя и впились в кожу. – Да больно же! – прокричала я, стараясь оторвать от плеча руку Фарбуса. – Больно? – проревел Фарбус. – Смотри! В эту секунду мир вспыхнул. Перед глазами пронеслись багровые вихри, какие-то тоннели, по которым несутся то ли люди, то ли звери. Висячие прямо в воздухе дома, напоминающие красные леденцы. Потом меня швырнуло верх и увидела каменные горы правильной формы с сотнями дырочек – почти как термитники. И внизу дорожки муравьев. А потом все исказилось, поплыли черные тени, огромные силуэты. Послышался смех, от которого даже огненная кровь застыла в жилах. Меня дергало и носило, как песчинку, пока тени превращались в копошащиеся клубки. – Пусти! – крикнула я, но голос утонул в невидимом киселе. Потом мир загудел, словно миллионы жуков. Все задрожало. Через секунду картинка треснула, в стороны поползли глубокие расселины. Послышались женские крики, какой-то писк, грохот, взрывы. Я видела ослепляющие вспышки, на их месте оставались черные дыры. Крики нарастали. Хотела зажать уши, но руки отказались подниматься. А потом все затихло. Остался лишь тонкий звон в ушах, какой бывает после бессонной ночи и переутомления. Мысли ползают болезненно и тяжело.