— Всю жизнь мечтала попасть сюда? Лучшая частная академия страны… — Да я знать о ней не знала до августа! — Укутываюсь сильнее, потому что становится холоднее и ветер усиливается. Кажется, скоро начнется настоящая метель. — Не собиралась я сюда идти учиться. Так получилось просто. — И здесь мы с тобой похожи, — ухмыляется Темный каким-то своим, неведомым мне мыслям. — Я тоже не собирался здесь учиться. Вот это новость! — А почему? Это же твоя альма-матер во всех смыслах. Тебя заставили, что ли? — Никто меня не заставлял, — устало и с легким раздражением отвечает Баев. — Я сам так решил. Он собирает на сервировочный стол термосы, кружки, тарелку из-под супа и толкает ее к внутренней стенке веранды. — Холодно, пошли обратно, — велит Артем. Помогает мне встать и поправляет шапку на моей голове. От этих простых движений у меня ком к горлу подкатывает. Может, он и безжалостный жестокий псих, но рядом с ним я всегда защищена. Даже от метели сейчас укрывает. — Спасибо, — прорывает меня. — Артем, спасибо тебе. Спасибо за то, что не выгнал вчера, что пытался привести в чувство, что не сделал того, что… и за сегодня… ты же целый день со мной… здесь… у тебя же, наверное, были другие планы… Спасибо! Я… не знаю, что еще… — Пожалуйста, — прерывает мой поток Баев. — Больше так не делай. Чувствую, что краснею от стыда. Артем придерживает края пледа, в который я укутана. В его черных волосах сверкают снежинки. Волшебство… — Не делай? — нервно переспрашиваю. — Обещаю, что больше не буду напиваться и нести всякую чушь… — Не спасай меня. Глава 48 «Уеду на пару дней. Не скучай». «Не буду. Куда едешь?» «По делам». — Мирослава, вы так улыбаетесь мечтательно. У вас что, в телефоне ответ по глобальным свойствам непрерывных функций? Демьянов, как стервятник, уже тут как тут. Я на секунду всего отвлеклась! Быстро прячу мобильный в карман, боясь, что препод заставит отдать. Да, у нас бывает и не такое! А если отберет, то увидит мою переписку с Артемом. — Извините! — Не стесняйтесь, Шанина. — Демьянов продолжает докапываться. — Вы девушка, конечно, вам скучно, понимаю. Действительно, зачем вам вообще учиться, если можно сорвать куш особо не напрягаясь. Да и мозг вам не пригодится. По аудитории прокатываются едва сдерживаемые смешки. Я молчу, никак внешне не реагирую, хотя хочется исчезнуть отсюда, а лучше — прямо ответить на оскорбления. Мысли в голове никак не дают покоя: «Пусть Баев совсем не твой парень, но ведь ты с ним чатилась!» «И молчишь, потому что тебе есть что скрывать». «Да нечего мне скрывать! Все как и раньше: я у него убираю, а он хозяин мира, в котором я живу». Демьянов веселится, попутно рассказывая про непрерывность сложной функции, а мне плевать. Я думаю о том, что два дня буду предоставлена сама себе. Нет, наши отношения после дня рождения и моего пьянства не изменились. Артем ни словом не напоминал о моем позоре, не подкалывал и смотрел по-прежнему холодно или насмешливо. И все же меня не покидает ощущение, что у нас есть одна тайна на двоих. И это только наше — его и мое. А еще Баев — я его сама не просила — поменял мне график работы: растянул уборку пентхауса на пять дней. У меня появились дополнительные два часа на учебу и отдых. Куда-то пропали эскортницы. Даже Ангелина-Настя исчезла. Конечно, я буду скучать. Когда Артем рядом, мне не так одиноко в этом огромном дворце. Даже если я корплю у себя над домашкой, а он в зале тренируется или в кабинете засядет и что-то пишет. Может, диссер? Хотя учебой себя Баев особо не напрягает. Мне хочется знать о нем больше, но спросить некого, а сам он не расскажет. Соцсетей Баев не ведет, все, что я читала о нем в интернете, — скучные заметки, явно выверенные пиарщиками от первой до последней буквы. А теперь он на два дня уезжает. Куда? Зачем? — Мира… Шанина. — На лестнице между третьим и четвертым корпусами меня останавливает Яна Савицкая. Узнаю бывшую кураторшу лишь потому, что недавно уже видела ее вблизи. А так бы мимо прошла, приняв ее за обычную студентку на дотации. Нет, шмот у Янки качественный, но не яркий, не так у нас одеваются местные королевы. Да и облик у Савицкой совсем не такой, как раньше. И главное, взгляд потухший, затравленный. Янка озирается по сторонам и тянет меня подальше от толпы. — Чего тебе, Яна? — сдержанно спрашиваю я. У меня нет к ней злости, она получила по полной за свое предательство. Мне не жаль ее, но и упиваться ее падением с олимпа я не хочу. — Поговори с Артемом, — без всяких предисловий просит она, жалобно хмуря лоб. — Поговори, скажи, я раскаялась, я все поняла. Только пусть вернет в «семью»! Одно его слово… — И что? — Ты не понимаешь?! — Янка шипит, но тут же одергивает себя и продолжает уже спокойнее: — Ты не понимаешь, что в одиночку здесь не выживешь. Я вне тусовки, я — изгой. Забыла, как тут поступают с изгоями? Я — невидимка, меня никуда не зовут, со мной не здороваются, от меня триста человек отписалось! Ты понимаешь?! Триста! Она замолкает и умоляюще смотрит мне в глаза, отчего мне делается не себе. — Извини, Ян. Но почему ты сама с ним не поговоришь? Савицкая таращится на меня как на больную: — Не соображаешь?! Темный на то и Темный. Он не прощает. Никого и никогда! Если б он не был таким, какой он есть, не держал бы всех в страхе. Ульссон уже несколько дней носа не кажет. Сучка фригидная! Яна злорадно смеется, она явно не забыла унижения бывшей подружки. От этого смеха мне так противно становится, что очень хочу уйти, но Савицкая вцепляется в мою руку. — Помоги! Тебя он может послушать. — Сама же говоришь, он не прощает! — Ну так попробуй! — Яна теперь не просит, а почти требует. — Предложи ему что-нибудь! Тебе жалко, что ли? Ты же трахаешься с ним. Я заплачу! — Что?! — Не знаю, на что больше возмущаться: то ли на ложь про наши с Баевым отношения, то ли на попытку купить меня. — Нет! Прости, но… нет! Я не буду его просить за тебя. Янка злобно щурится — а еще мгновение назад она буквально умоляла меня. — Ну ты и дрянь, Мирка! — шипит Савицкая. — Думаешь, высоко взлетела, в сказку попала? И так всегда будет? Он поиграет с тобой, унизит Стэна, ты только для этого и нужна Баеву! А потом раздавит, сотрет в порошок. Как любого. Думаешь, тебя это не коснется? Ты просто его не знаешь! — Хватит! — Снова пытаюсь уйти, но Янка не отпускает. Ее аж трясет! — Ты хоть понимаешь, что такое жить вне системы? Когда ты одна против всех?! Когда ты никому больше не нужна! Мне отказали в летней стажировке! Баев любому может сломать жизнь! Не заблуждайся на его счет! Отталкивает меня, а затем еще пару студентов, которые попадаются ей по дороге, и бежит с лестницы как очумелая. Неприятный осадок от этого разговора остается надолго — даже когда еду домой, мысленно прокручиваю в голове слова Янки. С чего она вообще решила, что я с ним сплю?! Нет ничего, и быть не может. Просто я один раз напилась, и все. А то, что Баев не ангел и кому угодно может жизнь испортить, — так это не новость. Как будто мне это нравится в нем! И как его непомерная жесткость, даже жестокость, может сочетаться с настоящей, неподдельной заботой и ответственностью? Как будто два разных человека в нем живут! Не успеваю начать уборку, как звонит Филипп Иванович, требует спуститься к нему в кабинет и подписать «допник к трудовому соглашению». — Пустая формальность, Мирослава, — объясняет наш администратор, когда я уже сижу в его каморке. — Вступили в силу поправки в Трудовой кодекс, наши юристы требуют, чтобы все было по закону… Вот здесь и здесь поставь подписи. — А можно прочитать сперва? — Конечно. — Смотрит на меня укоризненно, будто я его в краже обвиняю. — Но только здесь, пожалуйста. Пожимаю плечами и начинаю вдумчиво читать. В кабинет заглядывает знакомая горничная, мы с ней часто в столовке пересекаемся. — Филипп Иванович, Пономаревы приезжают в свои апартаменты послезавтра. Я возьму ключ? — Да, я в курсе. Бери. — Он выдвигает ящик своего стола и достает оттуда магнитную карту и связку ключей. — Но там еще ПИН-код, я сам должен открыть… Интересно, а от пентхауса у него тоже есть? У меня мелькает очень нехорошая мысль, но я ее с возмущением отгоняю. «Сдалась мне эта комната!» «Может, мне вообще эта коробка привиделась по пьяни!» «И вообще, не буди лихо, то есть Баева». «Но ведь Артем уехал!» — Здесь посиди пока, не уходи, Мира, — велит мне Филипп, и я остаюсь одна в его кабинете.