— Завтра скажу перевести тебя на юрфак. А физикой будешь заниматься так… для себя! — Но я не это имела в виду! Я, может, ничего не понимаю в музыке, но… — Что «но», Мира? — От снисходительного взгляда Баева мне становится неуютно. — Что «но»?! Семь лет в музыкалке, потом четыре года в училище. Вся моя жизнь до восемнадцати лет — это музыка. И она должна была ей остаться навсегда. Но… не сложилось. Он резко встает с дивана, подходит к одному из застекленных книжных стеллажей и выуживает оттуда хрустальную бутылку. Затем в руках появляется бокал. В этом доме в каждой комнате обязательно где-то прячется алкоголь. — Настя, кстати, тоже не пошла на первый курс, хотя поступила. Правда, по другой причине. Опять эта Настя! — Она тоже пианистка? — Ее инструмент — виолончель. — Вы учились вместе, получается?! — Конечно! А где ты еще встретишь свою пару, если целыми днями торчишь в музыкалке? Кто еще тебя поймет, кроме такого же, как ты? Для кого музыка — главное средство общения с миром? Мне обидно от его слов. Я вовсе не ревную его, но мне неприятно, что он считает, что я не могу его понять, не чувствую его. — Поэтому твой рояль стоит в той комнате? — тихо спрашиваю. — Ты на нем больше не играешь, но и не выбрасываешь. — Потому что это подарок, Мира, — неохотно отвечает Артем. — Подарок бабушки. Она привела меня в школу, она знала меня лучше кого бы то ни было. — Может… все-таки… — Нет! Я никогда не буду тем, кем я был когда-то. Может, оно и к лучшему… Знаешь, чем пианисты отличаются, например, от скрипачей или виолончелистов? — Чем? — Баев делает аккуратный глоток, пристально рассматривает полупустой бокал и не торопится отвечать. — Мне очень интересно, правда. — Фортепиано — это не оркестровый инструмент. Ты или солист, или никто. Если ты скрипач, можешь быть в оркестре хоть десятой скрипкой, если не стал первой. Тебе все равно есть место. У пианистов все иначе… Наша академия — просто детский сад с точки зрения конкуренции талантов. Пианисту же мало иметь грандиозный дар, нужно уметь себя подать, нужны связи в этом мире, оказаться в нужном месте и в нужное время… Я был готов ко всему. Кроме того, что она меня предаст. Снова повисает тишина. Я перевариваю откровения Артема. Слезы подступают к глазам — сколько же на него навалилось в его восемнадцать! — А в аварию ты как попал? После того как… после того розыгрыша? — Узнал, что она вышла замуж. Рванул к ней как идиот. — Мне очень жаль, что твоя мечта не сбылась, но ведь ты можешь впустить музыку обратно в свою жизнь. Если она тебе нужна… Я… — Хватит! — гневно перебивает он. — Ты не понимаешь, о чем говоришь. Но… спасибо, что вернула флешку. — Артем подходит ближе и ждет, пока я встану с дивана. — Иди спать и забудь все, что слышала здесь сегодня. — Да ты невыносим! — взрываюсь я. — Каждый раз, когда я говорю тебе правду, ты меня гонишь, Баев! Ну и напивайся тут один! Вылетаю из кабинета, Артем даже слова сказать не успевает. Или не хочет. Долго не могу успокоиться, все кажется, он ходит где-то у меня под дверью. Но это нервы шалят. А у кого они с Баевым не будут шалить?! Себя мучает и других! Надо было еще тогда отдать ему флешку. И не переживать сейчас. Не представляю, как он это вынес. Крах всего, что он любил, что имело главный смысл. Я сама не своя была после аварии папы. Знаю, как разбиваются мечты. Но, наверное, мои слова и правда были глупыми… Ложусь в кровать с огромной, невыраженной тяжестью внутри, ворочаюсь в полусне. Вытаскиваю мобильный — полчетвертого ночи. Темень за окном непроглядная. Но я зачем-то встаю и иду к двери. И только когда оказываюсь в коридоре, наконец понимаю, что делаю. Иду на звуки музыки. Нервные, рваные, совершенно не гармоничные звуки. Но такие прекрасные. Вдруг все утихает, и я испуганно замираю: неужели не успела?! Но нет, через несколько секунд он снова начинает играть — медленно, плавно, мелодия словно льется. Такая нежная и неземная. Останавливаюсь у полуоткрытой двери, внутрь не захожу. Прислоняюсь к косяку и слушаю. Мне нравится абсолютно все, но Артем недоволен. Я это чувствую — по тому, как он замирает, как от его удара плачут клавиши, как он снова и снова проигрывает одну и ту же мелодию… Сажусь на пол поудобнее, потому что ноги уже устали. Не могу уйти, пока он играет, пока рвется его душа. Словами он никогда не скажет того, что я слышу сейчас. Глава 60 Утром просыпаюсь в своей кровати, но не могу вспомнить, как там очутилась. Последнее, что помню, — я сижу на полу и слушаю, как за стеной играет на рояле Артем. Я так и не решилась зайти к нему. А сейчас некогда размышлять — надо торопиться на пары, голова немного гудит от недосыпа, но это обязательно пройдет. Воздух на территории комплекса всегда свежий, насыщенный кислородом. Так что успею прийти в себя, пока дойду до остановки. А в автобусе можно подремать. Совершенно не представляю, как посмотрю в глаза Артему после вчерашних признаний. Что скажу ему, как он будет реагировать на меня… Он ведь не думает, что я и правда все забуду? Последней парой у нас механика, чуть ли не единственная дисциплина, где я чувствую себя свободно. И дело не только в том, что мне интересно, а в преподе. Тимофей Леонидович — топ! — Мирослава, задержитесь, пожалуйста, — кивает он мне. — Да? — Настораживаюсь, но, как выясняется, зря. — Ваша работа по релятивистской механике выше всяких похвал. Лучшая, что я читал за последние два года, уж точно. Расплываюсь в довольной улыбке. Заслужить похвалу в этой академии мне удается нечасто. Оттого еще приятнее. — Спасибо большое! — Мира, я вот что хотел вам сказать. — Тимофей Леонидович поправляет очки на носу и внимательно смотрит на меня. — Во втором семестре к нам из Москвы приезжает приглашенный профессор, мой хороший приятель, он будет читать свой курс по квантовой механике. Понимаю, вам пока рано глубоко в нее погружаться, но он собирается организовать факультатив для одаренных студентов. И я бы очень рекомендовал вам к нему попасть. Могу замолвить за вас словечко. — Э… я буду только рада. Мне неловко признаваться, что я каждый день трачу по нескольку часов на уборку огромного пентхауса основателя этой академии. — Вы, я знаю, особо не посещаете дополнительных занятий. Это ваше дело. Понимаю, первый курс — весьма напряженный, но вот на этот факультатив я очень советую вам найти время. — Постараюсь! — обещаю я преподу и тороплюсь в медиацентр позаниматься до трех часов. Конечно я хочу на факультатив! Но как его включить в мое расписание?! Внеучебные занятия в академии начинаются обычно с пяти, в самый разгар моей уборки! После закрытия сессии обязательно поговорю об этом с Артемом. Главное, не ругаться с ним минимум неделю до разговора, а это довольно сложно. Когда захожу в пентхаус, со второго этажа доносятся незнакомые мужские голоса. У нас гости?! Пока переодеваюсь, думаю, стоит ли показываться Баеву на глаза, или сидеть внизу как мышь? Стоп! Вчера было велено протереть книги на библиотечных стеллажах. Если Баев начнет орать, припомню его же слова! Когда поднимаюсь наверх, первое, что вижу, — распахнутую настежь дверь запертой комнаты. Не успеваю толком удивиться, как из нее выезжает тележка. Точь-в-точь такая же, как у меня, а за ней появляется Марина, одна из наших горничных. Меня уволили?! По телу разливается яд, горло перехватывает от неожиданной колючей боли. Он мог! Баев может все что угодно сделать! Замираю в коридоре, и вдруг из малой гостиной слышится недовольный голос Артема: — Не сюда. Я же сказал: левее. Еще левее. Осторожнее! Да что вообще происходит?! Рискуя попасть под горячую руку, все же робко заглядываю в гостиную. Глазам не верю. Рояль! Тот самый огромный белый рояль, который стоял в той комнате и на котором вчера играл Темный, теперь занимает центральное место в гостиной на втором этаже. Двое рабочих очень медленно, словно боясь прикоснуться к белоснежному инструменту, несмело двигают его ближе к Баеву. В груди вспыхивает что-то яркое, горячее и мгновенно уничтожает холодный склизкий яд страха, успевший проникнуть в каждую клеточку моего тела. Он справился! Справился со своей болью! Может, еще не до конца, не полностью, но обратной дороги уже нет. Я знала, что он сможет, он сильный. Очень сильный! Прячу счастливую улыбку и собираюсь тихонько исчезнуть, но слышу грозный окрик: — Шанина! Выдохнув и не глазея по сторонам, подхожу к Артему с умным, но покорным видом. — Тут нормально? — кивает он на рояль. — Рядом два дивана, кресла, да и ковер теплый. Не понимаю, о чем он. Баев явно куда-то собрался — в джинсах и в свитере, на диване небрежно лежит его шарф и черная куртка. — Чего молчишь-то? — спрашивает он после того, как царственно кивает рабочим, и те выходят из гостиной. — Вчера тебя было не заткнуть! Наговорила гадостей, как всегда. — Я?! Это я наговорила? — Из меня рвется затаенная накануне обида. — Ты меня вчера выгнал! — Неужели? — Баев подходит к роялю и правой рукой начинает наигрывать какую-то очень знакомую мелодию, название которой я, к своему стыду, не знаю. — Мира, я в пять утра споткнулся о твои ноги! Не хочешь объяснить, почему ты спала под дверью? Краснею под его взглядом, еще и нос, как назло, чешется. И что я ему скажу? Ни одной остроумной мысли в голове. Зато понятно, как я очутилась в кровати и почему этого не помню. — Спасибо, что отнес меня в мою комнату и не оставил спать на полу.