Садится на колени передо мной и гипнотизирует взглядом. Не сопротивляюсь, понимаю, что обратного пути не будет. Тяну к нему руки, бесстыдно пялюсь на него, провожу ладонями по груди, задеваю ногтями темные соски. — Сними его, — глухо приказывает он, и я послушно тянусь к краю топика, но медлю. Артем нетерпеливо тянет меня к себе, усаживает на колени и стягивает с меня топ. И в ту же секунду хищно накрывает ртом мою грудь, прикусывает сосок, сжимает пальцами другой. Вскрикиваю от удовольствия и легкой боли. И снова оказываюсь прижатой спиной к упругому мату. Артем нависает надо мной, его глаза абсолютно черные, на виске бешено пульсирует жилка, а челюсти так плотно сжаты, что желваки напрягаются. Тонкая ткань одежды не в состоянии скрыть его возбуждения… Неловко дергаюсь, но Артем еще сильнее прижимает меня к себе, впивается губами в шею. Резкий звук разрывает наш мир, заставляет меня испугаться. — Подожди… Артем… это… В полуметре от меня гудит мобильный Баева. — Ответь. Артем поднимает голову и не сразу понимает, что происходит: — Нет. — Подожди, может, важное что-то. На самом деле я хочу перерыва, хочу прийти в себя, потому что страшно… страшно, что я совсем потеряла голову. Что он может делать со мной все, что захочет. И я сама хочу этого. Артем неохотно берет телефон, хмурится, но вызова не сбрасывает. — Да! Замолкает, проходит всего секунда, и я вижу, как каменеет его лицо. В зале, где я только что сгорала от жара, в мгновение становится холодно. Артем вскакивает на ноги, а я уже натягиваю на себя топ, а за ним и футболку. — Она жива? — тихо спрашивает Артем. От боли в его голосе у меня разрывается сердце. Глава 67 «Трое туристов погибли в Альпах из-за схода снежной лавины. Среди них — известный российский предприниматель и меценат Евгений Горохов. Его жена Анастасия Збарская находится в критическом состоянии в одной из швейцарских клиник…» Еще раз обновляю свой запрос в поиске, но больше нет никаких подробностей. Можно, конечно, подняться на второй этаж и спросить у Артема, но я скорее себе руку отрежу. Или язык. Он почти не покидает своей комнаты со вчерашнего дня, когда узнал о том, что случилось. «Женя погиб, Настя в коме». Вот и все, что я услышала от него, выходя из тренажерного зала. Остальное я нагуглила сама. Мне так жалко этого Женю, хотя я его и видела-то всего один раз, к тому же невольно помешала ему и Насте в их бизнесе. Сейчас вся эта игра на приеме кажется такой нелепой и глупой. И мне очень стыдно перед Женей, да и перед его женой тоже. Но если у меня кошки скребут на душе, то что с Артемом?! Что у него творится внутри?! Он снова закрылся от меня; хотела поговорить с ним вечером, но он и слова не дал сказать: «Не сейчас». Это так низко, мелочно и эгоистично — ревновать его к Насте, которая потеряла мужа и сама сейчас на грани. Гоню ужасные мысли, в которых сама себе с трудом признаюсь, гоню их, едва они появляются в голове. Иду на кухню, проверяю холодильник — все на месте, значит, Баев так ничего и не поел. Может, хотя бы спускался в ресторан? А может, он ждет самолета, чтобы вылететь в Швейцарию к Насте? Я когда осознала, что произошло, сразу подумала, что он рванет к ней. Сердце болезненно сжималось, когда воображение рисовало картинки, как Артем сидит в больничной палате и держит ее за руку. Нужно оставить его в покое, не лезть к нему, захотел бы — сам пришел ко мне. Получается, я ему просто не нужна? А то, что было между нами в зале, это ничего не значит, так?! Продолжаю накручивать себя, хотя и понимаю, что нельзя. Я здесь работаю, поэтому никаких эмоций, Мира, только здравый смысл. А он подсказывает, что следует начинать уборку, раз других распоряжений не было. И забыть все, что было между нами в эти последние дни. Спальня Артема, как магнитом, тянет к себе. Я пропылесосила, протерла пыль во всех гостевых спальнях, убралась в кабинете и теперь стою у двери, за которой должен быть Артем. Осторожно стучу и прислушиваюсь. Тишина. Заходить без разрешения наглости не хватает. Хотя и хочется его увидеть, посмотреть ему в глаза. Но нет, значит, нет. Это правильно. Он все делает верно. Осталось и мне научиться. Но на душе так больно, что плакать хочу от бессилия. Но моя помощь ему не нужна! Да и что я могу? — Привет! — раздается за спиной холодный голос. — Стучалась? Оборачиваюсь, успев натянуть на лицо вежливую, отстраненную улыбку: — Привет! Да, я хотела узнать, могу ли я убраться. Артем стоит в дверях, скрестив руки и опершись спиной о косяк. Волосы взлохмаченные, лицо бледное и чуть заострившееся, что ли. И аура вокруг Баева темная какая-то, мрачная. Он в домашней одежде, но вид у него совсем не домашний. Чужой. Не люблю, когда он такой. Угрюмо смотрит на меня, и я понимаю его взгляд без слов. И вроде была готова, но сердце все равно ноет, саднит. — Ясно, — киваю я, молясь о том, как бы сохранить самообладание. — В другой раз, значит. — В какой еще другой? — Артем в два шага оказывается передо мной, берет за руку и ведет к себе в комнату. От его прикосновения по телу разливается тепло. И… мне это не нравится. — Погоди! — вырываю я ладонь. — Моя тележка, там пылесос… Артем недоуменно хмурится, потом в его глазах мелькает нечто похожее на снисхождение. — Не надо тележки, — непривычно мягко произносит он. Затворяет дверь и пропускает меня вперед. — Ого! — изумленно восклицаю я. Хотя еще минуту назад строила из себя Снежную королеву. — Это… это что? Ты… к экзаменам готовишься? Я думала… На огромной кровати разбросано с десяток распечаток, несколько книжек, открытый ноутбук и два планшета. — Что ты думала? — Артем усаживается в кресло и, закинув ногу на ногу, пристально рассматривает меня. — Ну, — смущаюсь я. — Не знаю. После того, что ты вчера узнал, я думала… я думала, ты к ней полетишь. А ты учебники читаешь? — Это не учебники. — Замечаю легкую улыбку на губах Артема. — Это отчеты о движении средств плюс драфты договоров. Много дел. Ничего не понимаю! — Мне очень нравится твое платье, Мира. — Скользит взглядом по моим ногам, отчего мне хочется натянуть юбку на колени. — Но лучше не носи его больше. По крайней мере, когда я работаю. — Серьезно?! — не выдерживаю. — Ты мне про платье, когда Настя… — С Настей все в порядке, — жестко обрывает он, будто устал уже объяснять. — Насколько это возможно, конечно. Ее жизнь вне опасности. — Слава богу! — вырывается у меня. — А ты… это точно? Я новости читала, там нет… ничего. — Час назад разговаривал с помощником консула, он был в больнице. Родители ее ночью прилетели. У Насти есть все необходимое, и ее близкие с ней. Артем говорит будничным, равнодушным тоном, будто не про свою первую любовь рассказывает, а про какого-то постороннего человека. — А ты? Ты разве не близкий ей человек? Артем пронизывает меня взглядом, который не сулит ничего хорошего: — А ты хочешь, чтобы я им был? Или чтобы помчался к ней сейчас? Он требует от меня откровенности, настойчиво смотрит в глаза. И я понимаю: пока все из меня не вытрясет, не отпустит. — Не знаю… нет, наверное. — Подхожу к огромной кровати и осторожно присаживаюсь на самый краешек. — Я бы не хотела, чтобы… но чисто по-человечески… — Не переоценивай мои человеческие качества, Мира. Мы с Настей не друзья, никогда ими не станем. А сидеть рядом с ней и держать за руку, зная, что ее муж в морге... Я молчу, перевариваю слова Артема. Он озвучил те ужасные мысли, которые я гнала от себя прочь. Нет, Баеву глубоко плевать, как он выглядит в глазах других и что про него могут подумать. Поэтому задаю самый страшный для себя вопрос: — Ты больше не любишь ее? Таращусь на свои подрагивающие ладони на коленях и жду ответа. Нет, приговора. Не представляю, что со мной будет, если он скажет «да».