– Можно с Вакулиным. Он владелец «Горьевских далей», где банкет проходил. Местный. Бизнесмен. Он их круга и давно знает обоих как облупленных. Кстати, присутствовал на том банкете в роли организатора и гостя одновременно. Может, у него есть какая-то полезная информация, если сумеете его разговорить. – Так, понятно, Вакулин, – Гущин записал себе. – А та моя просьба – узнать побольше насчет Дома у реки? – Это легко сделать в городском музее, – ответил Первоцветов. – Музей по воскресеньям как раз открыт. Александра Вакулина в воскресенье утром столь же легко застать в его собственном отеле – он в сауне парится, в бассейне отмокает после загула выходных дней. Пить начал с тех пор, как бизнес его под откос покатился. – Тогда сначала едем к Вакулину, а то он снова упьется после сауны. – Гущин глянул на часы. – Музей от нас никуда не убежит. Трехэтажный особняк-новодел отеля и ресторана «Горьевские дали» располагался напротив Горьевского пассажа – уродливого торгового центра, залепленного вывесками «Головные уборы», «Ювелир», «Обувь», «Купеческая пастила» и «Губернский стиль». Войдя внутрь отеля, Катя сразу поняла, отчего судья Репликантов выбрал для парадного банкета именно это место – подобный тяжеловесный стиль и нелепый дизайн предпочитали силовики. Этакую смесь всего и сразу: бархатных купеческих стульев с гнутыми ножками, тяжелых массивных столов, отделанных «под кирпич» брутальных стен и при этом потолков с лепниной и хрустальных люстр с висюльками (!). И чтобы в меню было много жаренного на гриле и на углях мяса и всего, что пожирней, посытней. Холл отеля пустовал, пусто было и в сумрачном зале ресторана, где, несмотря на мощный кондиционер, пахло застоявшимся потом и духами. Затем откуда-то из недр здания выскочил менеджер-портье. Узнав, что трое прибывших – Гущин, Первоцветов и Катя (Анфиса осталась в ОВД, в цепких когтях следственного производства) – не будущие постояльцы, а из полиции, сразу погрустнел и промямлил, что «Шур Шурыч у себя, но ему нездоровится». Первоцветов только рукой махнул – разберемся – и повел их мимо банкетного зала, мимо еще одного холла, мимо небольшого бассейна, где слышался смех и плеск. Там, словно в бирюзовой тропической лагуне, плескались две нимфы-топлес. На бортике бассейна стояли бокалы с шампанским со следами губной помады. Мимо, мимо нимф – в прокуренный коридор. Первоцветов постучал в белую дверь. – Кого еще черт несет? Я занят. Капитан Первоцветов нажал на ручку двери, и она распахнулась, открывая вид на неприбранный «приватный кабинет» ресторана – с бархатным красным диваном и круглым столом на шесть персон, за которым сидел крупный мужчина в одном лишь синем банном халате, с волосатой грудью, хмурый, явно с похмелья. Возрастом далеко за пятьдесят. У него были густые седые волосы и маленькие заплывшие медвежьи глазки, курносое лицо с грубыми чертами – ни дать ни взять типичная карикатура на некогда прославленного анекдотами «нового русского», обрюзгшего и расплывшегося под грузом прожитых лет. – Александр Александрович, здравствуйте, есть разговор, – с порога возвестил капитан Первоцветов. – Это вот полковник Гущин из ГУВД, у него к вам вопросы. Александр Вакулин – «Шур Шурыч» для своей челяди из персонала отеля – бессмысленно заморгал, тяжело вздохнул, распространяя вокруг себя запах перегара. – Я… это… А по какому вопросу? Это из налоговой? Гущин официально представился. – Криминальная полиция, розыск. Вакулин все моргал. – А, это… ясно чего… Мне в отеле сказали – мальчишку того убили в Доме у реки. Некоторые в городе скажут – туда ему и дорога, байстрюку, только не я. В дверь робко заскреблись, затем в щелку заглянуло сильно накрашенное личико нимфы, закутанной в белый банный халат. – Шур Шурыч, я бутылку возьму. У нас шампань кончилась. – Брысь, потом. Здесь люди по делу пришли, – Вакулин отбрил нимфу не грозно, устало-добродушно. – Катись отсюда, купайтесь там. А вы это… вы садитесь… Он указал рукой на бархатные стулья за столом, разоренным поздним ужином, наверняка затянувшимся до самого рассвета. – Так в городе уже все знают об убийстве фотографа Нилова? – спросил Гущин, усаживаясь поудобнее. – Еще вчера вечером. У нас как сарафанное радио – ничего не укроется. Это же Горьевск. – А скандал летний, в который Нилов лепту внес, – ролик в интернете с судейского банкета вспоминают в Горьевске? – Конечно. Я сам сразу об этом подумал. – Вакулин покосился на Первоцветова. – Да мы тогда сколько это с вами обсуждали! Всю эту мутную канитель. – Судья Репликантов справлял праздник здесь, у вас в ресторане? – Весь ресторан снял, пятьдесят гостей. Меню по высшему разряду. Я сам по рынкам вместе с поваром закупаться ездил. Все чин чинарем. А свинину он свою поставил, с фермы дочери. Свежак. – А фотограф Нилов? – Так он его сам пригласил, чтобы снимать, фотографировать. Он в зале вертелся как юла. – Вы его до банкета не знали? – Нет. Зато потом узнал, когда хайп с роликом поднялся до небес. Мне Репликантов претензии начал предъявлять: как это охрана отеля допустила, чтобы он снимал пьяных гостей и как они жрут все как саранча! А что моя охрана могла сделать? Когда он сам его нанял банкет фотографировать? – Но ведь Нилов, насколько я понял, незадолго до этого в городе появился. У него не было причин желать судье зла или позора. – Я понятия не имею. Это когда было-то – летом. Все уже забыли про эту историю. – Фотографа Нилова убили. – Вы что, судью Репликантова, что ли, подозреваете? – хмыкнул Вакулин. – Но ведь это был единственный конфликт в городе – крупный, с большим общественным резонансом, в который оказался втянут фотограф. – Это точно, – согласился Вакулин и тут же покачал круглой головой. – Трудно в это поверить. Фантастика. – В то, что фотографа убили из-за ролика в интернете? Я вот слышал, что за всей этой скандальной историей могло стоять третье лицо, у которого были некие основания желать судье неприятностей. – Третье лицо? – Вакулин весьма карикатурно изобразил непонимание. – Казанский, из администрации, – подсказал ему капитан Первоцветов. – Такие ведь слухи тогда по городу бродили. – Это лишь слухи. – Но вы сами тогда… Александр Александрович, я уже тогда понял, что в Горьевске слухи ловят, словно радаром. – Эхолотом от дна, – усмехнулся Вакулин и налил себе стопку водки из початой бутылки с «плечиками». – Вы здешний старожил, ведете бизнес в городе, кому, как не вам, знать таких людей, как председатель городского суда и замглавы местной администрации? – задушевно спросил полковник Гущин. – Сливной бачок из меня сделать хотите? – Мы расследуем убийство. Денис Нилов убит. Я официально прошу вас оказать помощь следствию. – Да я не против, только я ничего такого-всякого про них не знаю. – Но все же что-то ведь вам известно – по слухам городским, по интуиции, вы умный человек, бизнесмен. Бизнес не ведут вслепую, ведь так? Всегда нужна какая-то дополнительная информация. Они конфликтовали – судья Репликантов и Казанский? – Вроде да, черная кошка промеж них пробежала. – По какой причине? Какое-то уголовное дело? Конфликт интересов? – Я слышал лишь, что к увольнению Репликантова на пенсию Казанский мог руку приложить. У него связи. Хотя, с другой стороны, Репликантов вроде как сам ушел. Ему за шестьдесят уже. – Причиной конфликта стал какой-то процесс в суде? – Вроде нет. – А что тогда могло быть? Дочь судьи владеет свинофермой, но фактически бизнес ведет он сам. Может, это вызвало недовольство городской власти? – Нет, на это сквозь пальцы здесь смотрят. Это судейские могут претензии предъявлять, а здешним что? Зачем? Катя видела, что тон Вакулина – поначалу наигранно простецкий, грубоватый – слегка изменился. – Может, в личном плане? У вас здесь прокурор застрелил из ревности начальника ГИБДД, любовника жены. Может, и между судьей и Казанским тоже… – Хотите сказать, что они любовники? Голубки? – захохотал Вакулин, снова превращаясь в «Шур Шурыча». – Ну, вы даете, полиция! Ох, прямо до слез насмешили. Казанский и точно ходок – правда, по части баб. Подбирает себе с умом. А у Репликантова супруга умерла много лет назад. Так что и тут пальцем в небо. Хотя насчет личного… – Что? Нам любая информация в плюс. – Они к одному обществу принадлежат. – К одному кругу общения? – Нет, к одному обществу – историческому, при музее нашем, – выпалил Вакулин. – Оба историей интересуются. На лице Гущина было написано разочарование. – Хобби, что ли? – Вроде да. Так до ссоры дошло. До скандала публичного. – Скандала? Еще одного? – Это раньше было. Давно. Я толком не знаю – только что в городе говорили. Мол, на вечере во время какого-то музейного мероприятия они сцепились чуть не до драки. Репликантов Казанского во лжи обвинял и в этом… в обмане… нет, в подлоге, в искажении истории. Сейчас все как помешались на этом. Как болезнь, вирус. Вот и они заразились. Казанский вроде чего-то там искажал или извращал. – Чего извращал? – Гущин спросил это скучно. Беседа явно пошла не в том ключе, какой он хотел. – Понятия не имею.