В эту минуту у Анфисы зазвонил мобильный телефон. Но она не слышала его, не слышала ничего, кроме ветра и шума крови. Оглушенная его поцелуем, опаленная его жаром. – Кучу-Петрушу управление по борьбе с наркотиками дважды брало с поличным на партии героина, – докладывали полковнику Гущину оперативники. – Но оба раза он избегал уголовной ответственности. Первый раз дело возбудили, а потом прекратили за недоказанностью, потому что звонок был – догадайтесь откуда. С?Лубянки, чуть ли не с самого верха. За Кучу заступились тамошние товарищи, его отмазали. Он внук основоположника губернской ЧК, комиссара НКВД второго ранга, впоследствии генерал-полковника МГБ Петра Кучина, ветерана службы. Этот комиссар второго ранга – единственный, переживший массовые репрессии тридцать седьмого. Говорят, он избежал расстрела потому, что лично написал рапорт-донос не только на своих коллег, но и на свою жену, с которой прожил тридцать лет, обвинив ее в участии в троцкистском заговоре. Спас свою шкуру ценой ее жизни. И пережил всех – дожил чуть ли не до ста лет и был похоронен с почестями. Его сын от второй жены родился уже после войны, когда Кучин, будучи в солидных летах, получил звание генерал-полковника МГБ и отошел от руководства. Сын тоже много лет работал в органах госбезопасности. Кстати, в Горьевске. И в конце девяностых был убит, в его убийстве подозревали сотрудника тамошней милиции, но ничего тогда не доказали. Управление по борьбе с наркотиками посоветовало нам в министерский отдел кадров обратиться – мы так и поступили. Мать Кучи-Петруши работала вольнонаемной в информационном центре. Она развелась с мужем, у нее была другая фамилия. Куча-Петруша с ней не жил, он всегда жил с отцом. Когда того убили, ему было всего двадцать лет. И он вообще надолго пропал с семейных радаров. Но потом всплыл. В кадрах к его матери никогда не предъявляли претензий по поводу него – он же не был официально судим. Допросить мать не представляется возможным, она умерла несколько лет назад. Но в кадрах мы получили еще одну любопытную информацию. – Какую? – спросил Гущин. В этот момент Кате пришло сообщение. Поглощенная новостями, она мельком взглянула на него – ага, Анфиса… куда-то едет… с капитаном Первоцветовым… Куда? – Что там такое, Федор Матвеевич? – Незадолго до его смерти в больнице Петрушу-Кучу взяли на наркоте вторично. Но там было все зыбко, доказательства хлипкие – там группа действовала по сбыту кокаина, не он один. Так нам сказали в отделе по борьбе с наркотиками. И по нему тогда им был звонок из нашего Главка. Нет, его не пытались отмазать, просто наводили справки – что там и как, будет ли возбуждаться уголовное дело непосредственно в отношении него. И знаете, кто звонил? Его брат. – Брат? – Гущин внезапно охрип. – Он сотрудник полиции, работал в Главке. А сейчас временно назначен в Горьевск. Он тамошний уроженец, как и Петруша-Куча. Они оба оттуда. У них разные фамилии. Мы сначала не сориентировались. Но потом все узнали точно. Младший брат Петра Кучина – это нынешний исполняющий обязанности начальника ОВД Борис Первоцветов. Он тоже внук комиссара госбезопасности второго ранга от НКВД – разные фамилии, но одна кровь! Катя подумала, что Гущина вот-вот хватит удар. Он побагровел. Резко дал отбой. Оглядел коридор. – Где он?! Ринулся к экспертам. – Где он?! Где Первоцветов?! – Уехал. Сказал – что-то срочное. Уехал на патрульной машине. Катя выхватила мобильный, прочла сообщение Анфисы. Прочла снова. И еще раз. Сунула мобильный под нос Гущину. От волнения она не могла говорить. Гущин выскочил из ОВД, на ходу отключая сигнализацию своей машины. Катя, спотыкаясь, бежала за ним. Она даже забыла взять в кабинете куртку. – Сволочь! Лжец! Гущин шарахнул кулаком по рулю. Нажал на газ. Внедорожник рванул с места так резко, что Катя на заднем сиденье едва не стукнулась подбородком о подголовник. Она с ужасом думала, что теперь будет. Что с Анфисой? И есть ли у полковника Гущина пистолет? Они оторвались друг от друга, потому что им обоим не хватило воздуха. Анфиса неотрывно смотрела ему в глаза. Они оба продрогли на ветру. Но ее согревал его жар. Он был словно в лихорадке. И при этом внешне спокойный. Даже бесстрастный. Только взгляд… Синее пламя… У нее снова затрезвонил мобильный. Это Катя…Я сейчас не могу с ней говорить… не хочу… Я хочу только его… Он снова ее поцеловал. Крепко. И как-то отчаянно. – Значит, вместе? Анфиса кивнула. Внизу послышался шум. Визг тормозов. Кто-то на всех парах подъехал к Башне с часами. Капитан Первоцветов посмотрел через плечо вниз. Он улыбнулся Анфисе и снова стиснул ее в своих объятиях. А потом, увлекая ее за собой, словно драгоценную ношу, неожиданно резко наклонился спиной над подоконником и быстро перекинул сначала одну ногу через подоконник, затем другую. Падая вниз. Увлекая Анфису, которая… – АНФИСА, ОТОЙДИ ОТ НЕГО!!! – АНФИСА, ОН ОПАСЕН!!! – Анфиса, неееееет!!! – АНФИСА МАРКОВНА, ДЕРЖИТЕСЬ!!! ХВАТАЙТЕСЬ ЗА ЧТО-НИБУДЬ!!! Анфиса слышала все это сквозь шум крови, сквозь шум ветра, как во сне… Катя… Она на мгновение впала в ступор. Когда они домчали туда. Когда она увидела пустую патрульную машину и распахнутую настежь дверь фабричного корпуса. Лицо Гущина, который трясущимися руками набирал номер Анфисы, звонил и не получил ответа. А потом она увидела открытое окно наверху Башни с часами, на той стороне, под циферблатом, что смотрела прямо на фабричный корпус и асфальтированный фабричный двор. И увидела в окне две фигуры, которые сплелись… Нет, не в борьбе. В страстном объятии. А потом оба вместе начали падать… – АНФИСА, НЕЕЕЕЕЕЕТ!!! ДЕРЖИСЬ!!! АНФИСА, НЕ УМИРАЙ!!! Катя орала так, что сорвала горло. Она помнила: это уже было в ее жизни. Этот кошмар. И то дело Пушкинского музея… И еще раньше, когда они все были еще вместе, ехали на море – и ее бывший муж, и его друг детства Серега Мещерский – и увидели высокую колокольню кирки и того, кто пытался прыгнуть вниз, чтобы разбиться о камни. Неужели здесь, в Горьевске, все повторяется? Все происходит вновь, потому что чертовы часы на башне пошли назад, пожирая прожитое время?! – Анфиса!!! Там, на башне, ОНА словно очнулась от грез. От морока. Возможно, дело было в том, что она оказалась слишком тяжелой и неповоротливой. Слишком толстой. ДЛЯ НЕГО. И ТОГО, ЧТО ОН ЗАДУМАЛ СДЕЛАТЬ. Анфиса боком застряла в узком окне и уперлась ногой в стену. Его руки соскользнули по ее телу вниз. Он уже падал. Но она крепко ухватила его одной рукой за руку, а второй за капитанский погон. Он тянул ее вниз. А она сопротивлялась, упиралась. Внизу, на лестнице башни, грохотали шаги. Полковник Гущин не бегал так никогда в жизни. Но Катя все равно его опередила. Когда, задыхаясь, она поднялась на площадку, Анфиса уже почти сползла с подоконника – сила тяжести увлекала ее вниз, нога в кроссовке скользила по стене. И внезапно Катя поняла, что Анфиса борется вовсе не за себя, не за свою жизнь. С треском оторвался капитанский погон. – Хватайся за мою сумку! – хрипела Анфиса. Он смотрел ей в глаза. Но вместо того, чтобы ухватиться за сумку, резко дернул сумку с ее плеча. Сумка с камерами рухнула вниз. – Отпусссссти меняяяяя. – Нет! – Отпуссстиии мою руку… – Нет! – Анфиса совсем свесилась из окна, пытаясь ухватить его свободной рукой за форму. – Отпуссстиии… Я давно хотел… Дай мне уйти!! – Нет! Не дам! Катя не видела, что происходит там, внизу, под окном, где он болтается. Широкая спина Анфисы загораживала от нее все. С визгом отчаяния Катя вцепилась в плащ Анфисы, клянясь в душе, что не отпустит подругу. Ни за что… – Отпусти мою руку… Это хрипела не Анфиса. Это он… – Нет! – Я тебя не люблю! Я хочу уйти! Анфиса вскинула голову. Ее лицо побагровело от натуги и сейчас было страшным, диким. Хриплый вопль вырвался из ее горла. – АААААААААААААААА!!! Так кричали на поле боя раненые амазонки, бросаясь с мечом прямо в сомкнутый строй щитов и копий, так, наверное, кричала Чудо-женщина, чтобы боги Олимпа услышали ее и сделали хоть что-то, чтобы оторвали свою олимпийскую жопу и… Катя не знала, как Анфисе удалось то, что она сотворила. Она никогда не занималась спортом, не поднимала тяжестей. А он… При всей своей худощавости и изяществе он весил никак не менее восьмидесяти килограммов – у мужиков кости тяжелые и рост… Крича от натуги так, словно у нее лопались все мышцы, все жилы, Анфиса одним могучим движением рванула его вверх, на себя, перегнулась, схватилась другой рукой и, крича все так же страшно и дико, поволокла его назад в окно. Она сделала это одна. Сама. Катя ничем не могла ей помочь в узком английском окне. От рывка Анфисы она сама упала. Анфиса втащила капитана Первоцветова внутрь. Они повалились оба навзничь на каменный пол. Он на Анфису, которая продолжала его удерживать – уже не за руку, а за горло. Не поймешь, то ли объятие, то ли болевой захват. Вбежавший полковник Гущин секунду обалдело созерцал их, распростертых. Потом подскочил к окну и с силой опустил фрамугу. Рывком поднял капитана Первоцветова с пола и, не давая ему опомниться, поволок вниз по лестнице. Подальше от этого места. Катя поднялась на четвереньки. Заглянула в лицо подруги. Все еще багровое от натуги. Анфиса медленно перевернулась на живот.