Глава 38 Пальма После того как Гущин наелся нитроглицерина, а Катя вытерла слезы, она сказала: – Неправильно все это, Федор Матвеевич. Гущин шумно сопел, поглядывал на Анфису. Они вернулись в бывший кабинет капитана Первоцветова. ОВД Горьевска вновь лишился начальника, и никто уже не знал, что с этим делать. Анфиса смотрела в окно, отвернувшись. – Он не виновен в убийствах, – сказала она. – Никто этого не знает наверняка. – Гущин все еще злился. – Я знаю. – Да он вас убить хотел, Анфиса Марковна! Что вы, ей-богу, как дитя малое! Он хотел забрать вас с собой, чтобы не одному на тот свет. Я что, слепой или идиот круглый? Катя отметила, что хотя Гущин и пререкается с Анфисой, однако тихо. И в голосе его звучит – нет, даже не уважение, а почти благоговение. Видно, и на него произвел впечатление поступок Анфисы. Ее порыв. – Да за одно это его… что он вам вред хотел причинить… за одно это его надо… В порошок мало стереть! – Это вас не касается, – обернулась Анфиса. – Это не вам решать. – Я видел это своими глазами. – Вы видели, что он… упал из окна. У него закружилась голова, а там подоконник низкий. А я его удержала. Смогла удержать. Это вы видели. Гущин хотел что-то воскликнуть – отчаянно и гневно, но на этот раз Катя с силой дернула его за рукав. Молчи ты, старый! После долгой паузы Гущин объявил: – Все равно пусть сидит под замком. Мы делом заняты, разыскными мероприятиями. Что я, сторож ему, что ли? А если он снова на башню рванет вниз бросаться? Или на машине разобьется? Он же псих, Анфиса Марковна. – Он не псих, Федор Матвеевич. Он в крайней степени отчаяния. Он считает, что пропасть перед ним. И выход лишь один – там, на ее дне. Будь у меня такая семья, такое наследство, такой шок, пережитый в детстве, я бы и столько времени не прожила, сколько он прожил на белом свете. – Иезуитством было назначать его сюда, в Горьевск, начальником ОВД! – подхватила Катя. – Если в кадрах были сведения, что они там, не понимают, что ли? – Он Нилова, фотографа, вполне мог убить. – Гущин погрозил кому-то кулаком. – Нет ему пока моей веры в том, что он непричастен! – Аглаю он точно не убивал, его вообще тут не было. – Катя сама начала злиться. Пережитый шок выходил из нее, как гной из раны. – И фотографа не было. И этого Петруши-Кучи здесь не было, он еще и долгов не наделал, и фотки не разбазаривал. И Макара Беккера у Первоцветова не было времени убить, он в отделе находился, чего бы вы там ни кричали в горячке. Он Молотовой благодарен за то, что она его в детстве спасла. Не стал бы он. – Он тайком сделал дубликат ключа от башни. Это самое главное. А насчет Аглаи Добролюбовой… Не забывай, ее отец, возможно, застрелил его отца. Кто знает, Катя, какие пути выбирает месть? Как долго она гнездится в сердце? Если его дед был таким – этот бывший кучер, генерал МГБ, и папаша – стервец, кто даст гарантии, что он другой? – Я дам гарантии, – тихо сказала Анфиса. – Он другой, Федор Матвеевич. Его поступок это доказывает. Гущин всплеснул руками и подавился ответом. – Нам надо отвлечься. Переключиться на другое, – решила Катя после долгого молчания, повисшего в кабинете. – Надо прийти в себя. Что мы хотели сделать до? Допросить Ульяну Антипову. Федор Матвеевич, давайте на доктора переключаться. И Гущин со скрипом «начал переключаться». Он двинулся собирать главковскую опергруппу и раздавать ЦУ. Катя беспокоилась: как там его сердце? Помог ли нитроглицерин? Она и сама хотела бы каких-нибудь таблеток. Башня и две падающие из окна фигуры все еще стояли перед ее взором. В роддоме, куда позвонили оперативники Гущина, им сообщили, что роды доктор Антипова приняла благополучно и отправилась отдыхать… Нет, дома ее не ищите. За ней приехало такси. Доктор Антипова после тяжелых родов обычно ездит в «Бережки-Холл», в СПА – восстанавливать свои силы. Все это было сказано медсестрой по телефону вежливо, но с великой черной завистью в голосе. И, отправившись с полковником Гущиным в эти самые «Бережки-Холл», Катя поняла почему. Оздоровительный комплекс в живописном месте выглядел скопищем коттеджей из дерева и стекла. «Бережки» представляли собой странную смесь комфорта, уюта и нелепой, чисто купеческой роскоши, сочетая в себе прекрасный бассейн, стильный СПА и зимний сад с аляповатым убранством банкетных залов, декорированных с такой пышностью, что это граничило с полным безвкусием. Однако было ясно: вряд ли зарплаты акушера-гинеколога, пусть и весьма уважаемого в городе за профессионализм, хватит на частые поездки сюда на отдых и на релаксацию. И змеиный тон медсестры по телефону это лишь подтверждал. Такие вещи можно позволить себе в двух случаях: либо делая поборы с пациентов, либо имея богатого и влиятельного любовника-спонсора. И Катя приняла второй вариант: слухи о связи между доктором Антиповой и Андреем Казанским – явно не пустой звук. В осеннее межсезонье, в будний день, народу было совсем немного. Катя, Гущин, Анфиса (она тоже отправилась с ними, несмотря на настойчивые уговоры Гущина «остаться передохнуть») и оперативники прошли мимо изумрудного бассейна через зимний сад, где пышно раскинулись в кадках развесистые пальмы, прямо в отделение СПА. У пальмы с волосатым войлочным стволом они и ждали Ульяну Антипову. И она появилась – в белом махровом халате, встревоженная, усталая и настороженная. – Что вам опять надо? – спросила она. – Все тот же вопрос, – Катя взяла разговор на себя. – Браслет в ломбарде. – Я уже сказала вам, я не знаю никакого браслета и никакого ломбарда. Гущин кивнул, и оперативники вывели из гущи зимнего сада владельца ломбарда – армянина, явно робеющего и одновременно поглядывающего на доктора Антипову с вызовом. – А теперь как насчет браслета? – спросила Катя. – Она хотела купить. Я послал вещь на пробирную экспертизу. Это моя обязанность. Оказалось – фальшивка. Камни – стекляшки. – Хозяин ломбарда тяжело вздохнул. – И что скажете, Ульяна? – Я просто забыла. Черт… Надо же, из головы вон! – Ульяна покраснела. – А что тут криминального? Ну, хотела я купить браслет, сданный в ломбард. Что тут такого? Я его на витрине увидела. – Не выставлял я его на витрину. Врете вы, – армянин засопел. – Мне эта женщина его принесла, у которой дочку на башне повесили. Пьяная была. Я купил как хорошую ценную вещь. Но на витрину не клал. А вы пришли ко мне и сразу спросили браслет золотой с плетением и аметистами. Вы знали, какой он. Я сам не знал – думал сначала, это не аметисты, александриты. А вы знали, как выглядит вещь. – Потому что видели ее раньше, – подытожила Катя. – Где? У кого? Может быть, этот браслет принадлежал вам? Может, это вы подарили его Аглае Добролюбовой, впоследствии зверски убитой? Вы же знали ее преотлично. Ваша мать когда-то много чего перенесла вместе с матерью Аглаи на сто первом километре, они дружили. – Моя мать никогда не была алкоголичкой, – отрезала Ульяна. – А браслет… Нет, нет, это не моя вещь. Меня просто попросили ее выкупить из ломбарда. – Кто попросил? Ульяна смотрела на хозяина ломбарда. Гущин кивнул оперативникам. Те поблагодарили свидетеля и повели его к выходу, чтобы отвезти обратно в город. – И кто же вас попросил? – повторил вопрос Гущин. – Андрей. То есть Казанский. Это вещь его матери. Семейная. – А как же она попала к Аглае Добролюбовой? – Не знаю. – Ульяна поджала тонкие губы. – Понятия не имею. Он мне не сказал, просто попросил об одолжении – сходить в ломбард и выкупить браслет. – Дал денег на это? – Да, не свои же я стала бы тратить. – А вы часто исполняете для него подобные поручения? – Нет. – А почему он обратился к вам? – Потому что его мать знала мою мать. Она работала в музее. Она… она помогала нашим – маме, тете Марго, Марии Вадимовне. Ну, сочувствовала. Но это было давно, я еще девчонкой была. И потом тоже, до самой смерти матери… ну, они поддерживали отношения. – У вас роман с Казанским? – спросила Катя прямо. – Какое вам дело? В любом случае тогда, три года назад, мы еще не… то есть он… Вообще все это вас не касается. Это моя частная жизнь. Насчет браслета обращайтесь к нему. Я ничего дурного не сделала. Просто хотела оказать услугу. Глава 39 Навет – Ульяна Антипова не все нам говорит. Но теперь есть хоть что-то конкретное, с чем можно подступиться к Казанскому, – ее показания про браслет, – объявил Гущин в машине, когда они покидали «Бережки-Холл», которые уже окутала вечерняя тьма. – Завтра с утра отправимся в городскую администрацию. Побеседуем с тем, кто до сих пор был для нас недосягаем. Сегодня всем отдыхать. Не то рехнемся. Однако сам он в отеле не остался, высадил Катю и Анфису у дверей отеля и поехал в ОВД. Катя знала: Гущин думает о капитане Первоцветове. Об отделе полиции без начальника. О том, как поступить – писать рапорт руководству ГУВД или пока подождать. Анфиса в номере молча села на кровать. Начала снимать ботинки. Катя подала ей ее сумку, но Анфиса даже не взглянула на нее. Тогда Катя сама открыла сумку, проверить потери. Одна из камер разбилась при падении – корпус треснул, объектив был поврежден. Вторая камера, замотанная в полосатый шарф Анфисы, внешних повреждений вроде не получила. Но как узнаешь – это ведь электроника. Только Анфиса могла понять, что там и как с ее аппаратурой. Но Анфиса ни на что не реагировала.