— Глупость какая, — покачала я головой. — Подземный ход дурацкий, на что он тебе? — Ну… — туманно как-то сказала Танька. — Интересно. Дом старый. Вадим, то есть художник-то, говорит, что здесь молельня была, какие-то сектанты собирались, вот и нарыли. Врет, поди… А все равно занятно… Хочешь взглянуть? — Не хочу, — хмуро ответила я. — Настроение плохое, — кивнула Танька, — я понимаю. Аркашка подлец, и, по справедливости, его бы наказать надо. — Надо, — усмехнулась я. — Для Аркашки самое большое наказание — бабок лишиться. — Лишился он бабок, и что? Нам-то от этого радости мало, коли даже попользоваться не можем. — Моральное удовлетворение, — пожала Танька плечами. — Опять же, время придет — попользуемся. Я подозрительно покосилась на нее. Танька помолчала немного, мечтательно глядя в угол, и сказала: — Я как этот подвал увидела, так всю ночь не спала. Все думала, до чего ж место идеальное. — О господи, — вздохнула я. — Для чего идеальное, картошку хранить? — Не-а. Вот, к примеру, мы бы решили кого-нибудь похитить с целью выкупа. Лучшего места, где человека держать, просто не придумаешь. Искать будут, не найдут. — И кого ты похищать собралась? — усмехнулась я. — Аркашу? — Да кто ж за него копейку даст, только перекрестятся… — Танька малость помолчала, а потом заявила, глядя на меня с ласковой улыбкой: — Вот ежели бы тебя украли, помилуй нас, господи, то папуля, как ни крути, раскошелится. Не может он забыть твоих прелестей, тоскует… Я кашлянула и сказала недоверчиво: — Чего ты городишь? Кто меня украдет, и на кой черт? — А мы и украдем, то есть похитим. С целью выкупа. У меня и план есть. — Ты, Танька, дура, прости господи. Да нам башку оторвут. — Ну, по сию пору не оторвали, может, и доживем до старости… Скучно, Ладушка, и подлеца Аркашку наказать бы стоило… — Танька, — укоризненно сказала я, — похищение с целью выкупа — самое опасное преступление. В том смысле, что на каждом этапе завалиться проще простого… — Так мы ж не дуры какие… Прикинь. Ты отбываешь на дачу и сидишь там тихохонько. Ночью вполне можешь на улицу выйти, воздухом подышать. Замок на двери висеть будет, а ты потайным ходом. А днем в подвале посидишь, наберешь книжек побольше. Ты ж читать любишь… — Да не в этом дело, — поморщилась я. — Требование о выкупе как-то надо передать. Твой голос узнают, а брать в дело третьего — опасно. — А и не надо никакого третьего. Письмецо напишем старым анонимным способом: вырежем буковки из газетки и на бумажку наклеим. Ты, кстати, и займешься, делать тебе в подвале все равно нечего. — Глупость несусветная… Ну ладно. Допустим, письмо составили, и Аркаша заплатить решил. Деньги надо как-то получить. Аркаша за копейку удавится. Значит, за деньгами приглядывать будут, и мы, две умницы, сгорим во время передачи. — Еще чего, — фыркнула Танька, — может, Аркаша и не дурак, но и мы не вчера на свет родились. Поставим условие, что деньги передаю я. — Допустим. Но за тобой следить будут. — А мне что? Лишь бы им в радость. К нашей помойке мусорка подъезжает ровно в восемь. — Чего? — не поняла я. — Мусороуборочная машина, — терпеливо пояснила Танька. — Никогда таких не видела? Далее она следует по проспекту до пересечения с улицей Погодина. Там прихватывает последние контейнеры. Я сегодня за ней покаталась. На Погодина она приезжает где-то в 9.45. Улавливаешь? — На что тебе мусор? — запечалилась я. — Чем у тебя вообще голова забита? — Ладно, ты без денег нервничаешь, оттого туго соображаешь. В письме напишем, чтоб деньги упаковали в кейс, который, само собой, повезу я. Кейс надо оставить в контейнере на улице Погодина, где-то в 9.40. Подъезжает мусорка, контейнер забирает и далее следует на свалку. Мальчики Аркаши следуют туда же. Если и смогут кейс найти, то, само собой, уже пустой. Пусть голову ломают, куда и как деньги по дороге ушли. Кстати, сегодня шофер с этой самой мусорки завтракать заезжал, в кафешку на Савельевской. Народу там всегда тьма, машины впритык стоят. Жует дядька не торопясь, где-то с полчаса. Аркашины мальчики потоскуют, к тому же со стороны все это выглядит подозрительным. Когда и в какой момент деньги из-под носа увели, сообразить будет трудно. Я засмеялась. — Так… Ты, конечно, прихватишь второй кейс. Пустой выбросишь в контейнер, а с денежками спокойно махнешь домой? — Конечно. — А если проследят? — напомнила я. — Но не до двери квартиры. У меня соседка в отпуск уехала, ключ от своего жилища мне оставила. Зайду к ней, оставлю деньги, пусть полежат маленько… — Кейс у тебя в руках заметят, — нахмурилась я. — Повешу мешок на шею, плащ надену, белый, трапецией. По дороге деньги из кейса придется быстренько в мешок переложить. Купюры надо требовать крупные, чтоб долго не возиться. Парни близко подкатить не рискнут, так что при известной ловкости провернуть это нетрудно… — Они могут проверить кейс после того, как ты бросишь его в контейнер, — сказала я. — Вряд ли, опасно. — Его может увидеть шофер мусорки. — Рискнем. Хотя контейнером он особо не интересуется. — А если Аркаша заявит в милицию? — Это тоже вряд ли… Врагов у него полно, он гадать начнет, кто из них ему свинью подложил. — Он может не дать ни копейки… — нахмурилась я. — Как же… слабо старичку. Любовь, она дорогого стоит, а последняя и вовсе бесценна. Раскошелится. — А я что рассказывать должна? — Шла по улице, подскочили двое, затолкали в машину, глаза завязали, куда-то привезли. Держали вроде бы в подвале, еду приносили, когда свет выключали, на пол ставили. Потом в масках вошли, опять глаза завязали, вывели и в машине повезли куда-то. Велели до ста сосчитать. Повязку сняла, сижу на скамейке в парке Пушкина. Времени продумать всякие детали у тебя будет сколько угодно. Ну? — Исключать милицию нельзя, — покачала я головой. — Аркаша будет держать меня в курсе. Перепугается, гад, наболевшим начнет делиться. — Засыпаться — раз плюнуть. — Рискнем, — хмыкнула Танька. — В случае чего скажешь, что пошутила. Приласкаешь папулю, никуда не денется, простит. — Меня — возможно, но не тебя. — Моя идея — мой риск. — Когда-нибудь мы доиграемся, — вздохнула я. — Дуракам везет, — хохотнула Танька. — Как ты мне сообщишь, что на скамейке в парке пора объявиться? — На даче телефон есть. Позвоню. Ты сядешь на автобус и приедешь. Не зря говорят: все гениальное просто. Мы посмотрели друг на друга сначала усмехаясь, потом растянули губы шире, а после и вовсе принялись хохотать. — Ну? — хмыкнула Танька. — Заметано, — ответила я. * * * На следующее утро муж отправился на репетицию, Димка трудился, а я за газетами сходила. Приехала Танька, и мы взялись за работу. Письмо получилось лаконичным и устрашающим. Танька сумму проставила, я нахмурилась, а она от широты души хлопнула еще один нолик. — Ну и аппетиты у тебя, — покачала я головой. — Рисковать, так по-крупному. Есть такие деньги у папули? — Есть, — кивнула я. — У папули много чего есть, вопрос только — захочет ли он раскошелиться? — А куда ему деваться… Следы своего трудового подвига мы тщательно уничтожили.