Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 25 из 64 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ладно, похоже, то, что он меня отпустил, ничего не значит. Похоже, он просто потянулся за телефоном. Во всяком случае, сейчас он этой рукой лезет в задний карман и… – Нужно обменяться номерами, – говорит Мэтт. Я замираю. Просто стою и моргаю, глядя на него. – Если хочешь, – поспешно добавляет Мэтт. – Чтобы мы могли репетировать. Но я серьезно, если не хочешь… – Да. Конечно. Ты прав. – Я вытаскиваю свой телефон, не обращая внимания на отчаянно стучащее сердце. – Дай мне свой номер, я тебе отправлю сообщение. В горле у меня возникает виноватый комок, но я его проглатываю. У Андерсона номер Мэтта уже есть. Он уже мог перейти к флирту в сообщениях. Не то чтобы я собиралась флиртовать. Просто… вы понимаете. Все ради роли. И репетиций. И возможности дружить. Просто один друг прислоняется щекой к животу другого. Ладно. Ничего особенного. Если Андерсон может весь вечер переписываться с Мэттом Олсоном, то и я тоже смогу. Сцена двадцать восьмая Но вечером мы не переписываемся. Мэтт даже не отвечает на сообщение, которое я скидываю ему, чтобы он записал номер. И да, он, конечно, в этот момент стоит прямо передо мной, но все равно. Я же теперь не смогу написать ему снова, потому что отправила то первое сообщение. Мяч на его стороне поля. Поэтому я стараюсь хотя бы не проверять телефон сто миллионов раз за время завтрака. Или хотя бы делать это незаметно. – Стручок, ты ждешь звонка или что? – спрашивает папа. Черт. Понимаете, папа не заметил, когда я возомнила себя королевой гитары – это было сразу после концерта в восьмом классе – и покрасила отдельные пряди в синий. Райан всю ту неделю носил водолазки, призванные скрыть красное пятно у него на шее. Мама чуть с ума не сошла от любопытства и примерно тысячу раз спросила его, не засос ли это. Лично я думаю, он экспериментировал с ее щипцами для завивки, но не хотел признаваться. Но папа даже не спросил его ни разу. Как видите, даже синие волосы и ожоги на шее не так бросаются в глаза, как то, что я сохну по Мэтту Олсону. Утром в школе я с ним совсем не пересекаюсь, и это ужасно. Репетиция по пятницам тоже нет, так что только чудом я смогу увидеть его раньше понедельника. Так странно влюбиться в человека, которого видишь исключительно на репетициях. Переворачивает весь твой мир с ног на голову. Начинаешь ждать понедельников и четвергов, а все остальные дни просто заполняют пустоту. Конечно, я везде его ищу. Постоянно глазею на двери, как будто он может просто взять и зайти на мой урок истории. Иду в столовую самым длинным путем – мимо шкафчиков выпускников. И настолько погружена в себя во время обеда, что едва замечаю проскользнувших за стол Линдси Уорд и Эмму Маклеод. – Эй, вы не против, если мы присоединимся? – Конечно нет! – Брэнди отодвигает стул, давая Линдси возможность сесть рядом. Эмма паркует кресло рядом с Андерсоном, но улыбается мне. – Кейт, у тебя такое лицо вчера было во время сцены с беременностью. Боже мой. Линдси наклоняется вперед. – Ага, вы с Мэттом такие милые. Я смотрела и думала: «Боги, прямо романтическая комедия». – «Однажды на матрасе» и есть романтическая комедия, – говорю я. – Это мюзикл, – поправляет Рейна. – А ты теперь за Лану Беннет? – спрашиваю я. Линдси и Эмма обе удивленно открывают рот, но тут же начинают смеяться, и теперь я не могу решить, гений ли я стендапа или грубиянка. Когда Линдси поворачивается ко мне, на губах ее все еще играет улыбка: – Я просто хотела сказать, что химию между вами можно рукой потрогать. Мы все ее почувствовали. Скажи, Эм? – Точно, почувствовали, – кивает Эмма. – Я уверен, что это называется актерская игра, – скалится Андерсон.
– Я уверена, что к неделе прогонов Кейт и Мэтт поженятся, – говорит Эмма. – Попомните мои слова. – Это же смешно. Брэнди и Рейна обмениваются взглядами. – Никогда не знаешь, как все обернется. – Линдси так и сияет. – По расписанию впереди у вас много плотных репетиций. – Так. – Андерсон открывает пачку чипсов, вложив в это движение слишком много сил. – А я-то думал, актеры… ну… играют? Ведут себя профессионально? Вы как те блогеры, которые строят теории о том, кто из знаменитостей с кем встречается, только на основании фотографий, сделанных папарацци. – Не бывает таких, – фыркает Рейна. – Еще как бывают. – Энди достает телефон. – Кстати, – говорю я, и мой голос звучит пусто и громко. Видимо, я не в состоянии произнести даже такое короткое слово. Но приходится продолжать говорить, потому что я отчаянно хочу сменить тему. – Вы знаете, когда начнется подготовка декораций? – Нет. Вряд ли раньше сентября, – отвечает Рейна. – А что? Энди все еще печатает что-то, яростно вглядываясь в экран. И во мне вдруг рождается странное болезненное чувство пустоты. Все кажется таким странным. Может, просто давление упало. А может, Андерсон на меня злится. Но это же невозможно. Мы уже все обговорили. И решили, что все происходящее вокруг Мэтта не имеет значения. И мы слишком любим друг друга, чтобы вляпаться во все это пижонское дерьмо. Мы не поддаемся клише. Мы выше этого. Возможно, однако, в этой ситуации осталась недосказанность, которую я не понимаю. Нужно собрать мнения по вопросу. Легко. Я просто забью описание проблемы в поисковую строку: «Можно ли разрешать крашу лучшего друга класть лицо на твой живот?» Н-да. Вряд ли. Сцена двадцать девятая Андерсон уходит с обеда на десять минут раньше, и вид у него мрачный и злой. Значит, несколько минут после его ухода я смотрю на дверь, пытаясь решить, стоит ли пойти и догнать его. И я почти иду. Но стоит мне приподняться с места, как я замираю, ошарашенная грохотом, который доносится с противоположного края столовой. Чей-то поднос упал на пол, пластиковая бутылка с треском отлетела в сторону, в наступившей тишине отчетливо слышно, как со скрипом крутится на полу вилка. За паузой следует неизбежное: «О-о-ох!» Синхронное, как в хоре. У меня в такие моменты всегда живот сводит. Не могу смотреть на людей, оказавшихся в неловкой ситуации, даже если мы не знакомы. Да я даже некоторые сериалы смотреть не могу. Мне становится стыдно одновременно с пострадавшими. Похоже, мой мозг не может различить, где начинаются неловкость за других и неловкость за себя. А еще это чувство… Знаете, когда фронтальная камера запечатлевает вас в момент, когда вы больше похожи на монстра из болота? Или когда в туалете противно пахнет и тут вы видите кусочек своего отражения в зеркале? Короткий укол от мысли «боже-мой-я-действительно-отвратительна-и-уродлива». Вот такое. Только вы ощущаете его всем своим существом. – Ной Каплан. Не может быть, – говорит Рейна. Я оборачиваюсь, чтобы проследить за ее взглядом, и вижу Ноя. Он стоит прямо посреди столовой. Руки все еще вытянуты так, словно держат поднос, и, не ухмыляйся он во весь рот, я решила бы, что это шок. Несколько пижонов уже скрылись с его бутылкой воды, пиная ее, как мяч. Остальное содержимое его подноса – и сам поднос – просто лежит у его ног. – Думаешь, он так все и оставит? – спрашивает Рейна. Я открываю рот, но тут же закрываю снова. Не понимаю, что сказать. С одной стороны, Ной кажется довольным собой, он прямо-таки купается во внимании. И да, насколько я вижу, никаких попыток собрать рассыпанное он не предпринимает. С другой – я не знаю, насколько сломанная рука позволит ему собирать с пола кукурузные зерна. Не поймите меня неправильно: он все равно мог бы и попытаться. Но меня тревожит, что у него серьезная травма, а окружающие даже не думают подойти и помочь. Я резко встаю и хватаю со стола горсть салфеток. – Пойду к нему. Я иду по проходу, а вся столовая, кажется, так на меня и пялится. Ужасно. Я чувствую раздражение и неловкость. Никогда этого не пойму. Во время спектакля под взглядами десятков глаз я становлюсь непобедимой, наполненной светом. Но все остальное время это ощущается как-то так: Фу, лол
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!