Мисс Джао такая. Без шуток. Вся банда ее без преувеличения боготворит. Ей лет сорок или около того, жена, дети, все как полагается, но она всегда следит за новостями, шоу-бизнесом и в курсе всех наших дурацких мемов. И у нее это получается естественно. Она правда думает, что ученики у нее все классные и интересные люди. Казалось бы, не слишком-то революционный подход для учителя, но на самом деле – весьма. К тому моменту, как мы приезжаем домой, мамина машина стоит в гараже, а Райан опять занял подъездную дорожку. Ну и ладно. Энди все равно всегда заезжает к себе – мы соседи, – а потом можно срезать путь до двери по смежным лужайкам. Собаки встречают нас как героев прямо на пороге. Чарльз и Камилла, щенок и хорошая девочка соответственно. Мама возится с закусками; когда мы заходим, ее лицо озаряется радостью. – Привет! Кейти, вы буквально на минуту разминулись с Райаном. Он ушел на пробежку. Конечно же. Клянусь, по сути своей мой брат – существо диванное, но сейчас его не поймешь. Особенно сложно во время бейсбольного сезона. Он прямо спортсменом становится. – Вы делаете картину из печенья? – спрашивает Андерсон. Приглядевшись к тарелке в маминых руках, я понимаю, что он прав: на тарелке выложена радужная спираль из разноцветных «рыбок». Обычно мы с Райаном предоставлены сами себе. И Энди тоже: его родители – врачи, поэтому в первой половине дня они обычно принимают пациентов. Моя мама работает в школе учительницей музыки, а после занятий остается на хор и подготовку исполнителей. Но когда ей удается вырваться домой пораньше, она старается дать нам все. Расцеловав нас в обе щеки, мама передает нам тарелку со своим радужным шедевром. – Мальчик мой, привет. Забавно. Во всем, что касается нас с Райаном, мама просто одержимо соблюдает идею равенства. У нас все утомительно одинаковое: запреты, разрешения, размер порции хлопьев на завтрак. Иногда я думаю, она даже имена нам дала такие, чтобы в них было примерно одинаковое количество букв и деревянные таблички на дверях наших комнат стоили одинаково. Серьезно, мне принадлежит половина машины Райана, а я ведь не вожу даже. Но стоит ей увидеть Андерсона, истинного своего любимчика, и все тут же забыто. Она моментально переходит в режим еврейской мамочки. Это даже пугает немножко. – Ну что? Какой мюзикл ставите? – спрашивает она, опуская на стол между нами тарелку с разноцветными «рыбками». Андерсон устраивается на стуле, смахивает в ладонь ряд красных печений с края и запихивает в рот, как горсть попкорна. А потом принимается напряженно жевать. Все это сделано ради того, чтобы сохранить на минуту интригу, потому что этот парень обожает драматические паузы. Проглотив печенье, он торжественно улыбается маме: – «Однажды на матрасе». – Не может быть. – Мама прикладывает руки к груди. – Я играла в нем Уиннифред, когда была в лагере. – Серьезно? – Андерсон широко распахивает глаза. – Серьезно, – улыбается мама. – Одна из моих любимых ролей. Тут нужно уточнить вот что: я вроде как пою. Но моя мама поет по-настоящему. В моем возрасте она играла главные роли во всех постановках, для которых проходила прослушивание. И не только в школьных – в любительском театре местного культурного центра тоже. А каждое лето она становилась звездой лагеря «Вулф Лейк». Думаю, класса с четвертого на ней держалась вся театральная программа. – «Однажды на матрасе», ну и ну. Вот здорово! Надо сказать Эллен. Кейти, помнишь мою подругу Эллен? – говорит мама и тут же продолжает историю: – Мы выросли вместе и были лучшими подругами в лагере, а потом как-то разбежались и не общались… сколько уже, лет двадцать пять? – Она грустно качает головой. – Поссорились из-за пустяка, представляешь? Она встречалась с ужасным парнем, а я… Ты меня знаешь. Не стала молчать. Но он был такой дурак. Слава богу, это в прошлом. Эллен просто куколка. Ты должна помнить. – Ага. Эллен. Из лагеря. Встречалась с дураком. – Какое там, она ведь за него потом вышла. Ой-вэй. К счастью, они уже почти закончили со своим разводом, и она вернулась в Розуэлл… Я чувствую, что теряю нить. Обожаю маму, но она слишком уж любит поговорить. Слишком. Может болтать часами. Мы с Райаном в детстве даже засекали время незаметно. Энди-то, конечно, как хороший мальчик, сидит и вежливо кивает. – …и ужин на шаббат, – завершает мысль мама. – Но довольно, я и так вас тут задержала, а вы наверняка хотите сбежать поскорее и послушать саундтрек к мюзиклу. – Что вы… – начинает Энди, но я перебиваю его: – Да. ДА. Надо идти работать над постановкой. Спасибо, мам. Ты лучшая. Потому что, когда собственная мама показывает вам путь к побегу, вы не отказываетесь. Сцена шестая Я собиралась мечтать о новой постановке, но продвинутый курс истории Соединенных Штатов внес существенные изменения в мое расписание. По-моему, заставлять нас сосредотачиваться на пуританах за восемь дней до проб – это ужасно неуважительно со стороны учителей. До тех пор ведь нужно успеть очень многое тщательно обдумать. Выбрать песни для прослушивания, например, вспомнить, как правильно дышать, построить теорию о том, насколько Джао будет опираться на возраст при отборе в этом году. Раз в несколько лет ей приходит в голову, что все лучшие роли должны достаться выпускникам. Отличный подход на будущий год: да, Джао, пожалуйста, так и сделай. Но если она решит в этом году так поступить, у меня даже шанса не будет. А между тем я снова на что-то надеюсь. Типичная я: вечно мечтаю об огнях рампы. О верхней строчке в списке ролей. О том, как голос растекается по залу благодаря беспроводному микрофону. О стоячих овациях. Бурных аплодисментах. Эти мечты увлекают меня каждый год. И каждый год не сбываются. Глупо желать этого. Желать главной роли. Музыкальной партии. У меня и ролей со словами-то почти не было. И я даже не уверена, что потяну. Да, может быть, мой голос неплохо звучит, когда я одна пою в комнате. Но все знают: немного напряжения – и я уже растерялась. Все это знают. Однако мечты никак не остановить. Стоит закрыть глаза, и перед внутренним взором я вижу один и тот же образ. Себя в роли принцессы Уиннифред Угрюмой. Вот она я, стою в центре сцены в искусно перепачканном платье средневекового кроя и пою про болота. Или лежу на высокой стопке матрасов, пока остальные разбегаются вокруг. Или иду по стопам великих. Кэрол Бёрнетт[4]. Сара Джессика Паркер. Трейси Ульман[5]. Моя мама. Мечта, в которой я хотела бы жить. А мистер Эдельман – как некстати! – хочет провести отведенное на изучение истории Соединенных Штатов время за изучением истории Соединенных Штатов. Сегодня к тому же он раздал нам стопки рабочих бланков. По тому, насколько быстро преподаватель переходит на рабочие бланки, всегда можно понять степень его отчаяния. Сегодня третий учебный день. Что ж, он хотя бы разбил нас на группы. Группы, правда, так себе. Я попала к Брэнди, но вместо Рейны и Андерсона нам достался какой-то случайный пижонистый парень, Джек Рэнделл. Как и следует ожидать, дела у нас идут не слишком хорошо. Отчасти потому, что Джек – напыщенный индюк, а пуритане – это ужасно скучно. Отчасти потому, что мы с Брэнди заняты собственным исследованием. – Как понять, будет это оригинал или новая версия? – спрашивает Брэнди. – Как насчет чего-то нового? – вмешивается Джек. Конечно, размытые намеки с сексуальным подтекстом – это родной язык всех пижонов. Брэнди даже глаз от телефона не поднимает. Тогда он наклоняется ближе и делает демонстративный вдох. – Брэнди Рейс. Твой аромат для волос. Моя одобрять. «Моя одобрять»? Кто вообще говорит так? За такое надо сразу бить по яйцам. И я, черт возьми, непоколебима в своем мнении. – Это называется шампунь, – отвечает Брэнди. Из всей банды только Брэнди хватает терпения на мальчиков-пижонов, и подтверждением тому служит факт, что она не стала бить Джека по яйцам. Рейна, разумеется, полная ее противоположность; сейчас ей достаточно просто взглянуть на кого-то из них, и прямое попадание автоматически засчитано. Довольно забавно наблюдать за всем этим в дикой природе. Вместе Рейна и Брэнди привлекают таких парней на уровне какой-то базовой химии; подозреваю, потому, что они обе ужасно милые, просто по-разному. У Рейны идеальное лицо и высокие скулы. Она могла бы быть младшей здравомыслящей сестрой любой белой темноволосой героини сериала на канале CW. Брэнди же прямо-таки лучится энергией обычной соседской девчонки и одевается в воздушное бохо. К тому же она игнорирует тех, кто флиртует с ней, так, что становится неотразимой для определенного типа парней. Все это и привело нас к умиротворяющей сцене выше, в которой Джек упрямо допытывался, как Брэнди ухаживает за волосами. Ни один из нас, конечно же, даже папку с рабочими листами не вскрыл. – Ты что, порнушку ищешь? – спрашивает Джек, заглядывая мне через плечо. – Чего? – На матра-а-асе. Ну же-е-е… – Это мюзикл! – Я роюсь в рюкзаке в поисках наушников. Без них, похоже, от голоса Джека не избавиться. – Порнографический? – невозмутимо переспрашивает он. Я слышу смешок Андерсона. – Не считаешь меня забавным, да, Гарфилд? – Джек склоняет голову и усмехается. – А вот твой парень не согласен. Речь, конечно, об Энди, хотя Джек на самом деле не считает его моим парнем. Сейчас об ориентации Андерсона уже почти вся школа знает. Самое смешное, что мы с ним и правда встречались, когда были в седьмом классе. После нашего второго поцелуя Энди понял, что гей. Меня, правда, немного тревожит, когда люди странно воспринимают нашу близость. Будь мы парочкой, никто бы и не моргнул. Но все постоянно твердят: не знай они, что Энди – гей, никогда бы не поверили, будто мы только друзья. Паршиво. Во-первых, мы лучшие друзья. Во-вторых, нет никакого «только». Дружба – это не «только». Да, Энди – гей. Нет, мы не пара. Но Андерсон Уокер – самый главный человек в моей жизни, и точка. – «Однажды на матрасе», – ухмыляется Джек. – Это правда реальный мюзикл? Я затыкаю уши наушниками и начинаю листать музыкальную библиотеку. Меня спасет Лиззо. Только ей по силам заглушить этого барана. – А ты погугли, – говорю я. И нажимаю «Воспроизвести». Сцена седьмая Рейна хлопает по столу обеими руками. – Итак, финальная ревизия! – На «Спотифае» есть саундтрек. – Я сажусь с ней рядом, вытаскивая бумажный пакет. – Существует две версии фильма… – А караоке? – Полный ютьюб, – отвечает Энди. – И мама Кейт когда-то в нем играла, так что…