— Спасибо, — ответил я, понимая, что за похвалой кроется подвох. — И в связи с этим, у меня есть к вам просьба, — осторожно начал Васильев. — Слушаю. — Это не разговор для телефона. Я хотел бы обо всем рассказать вам при встрече. Я сдержал разочарованный вздох, понимая, что отказать Васильеву не могу. Вряд ли он стал бы обращаться ко мне без крайней нужды. — Хорошо. Когда и где вам удобно? — Лучше в ближайший час, если вы не заняты. В кафе у старого здания Главного Императорского Суда. Я расположился тут за столиком. И был бы рад вашей компании. — Скоро буду, — ответил я. — Этим вы меня очень обяжете, — произнес Васильев, и в его голосе, как мне показалось, прозвучало облегчение. Я сбросил вызов и позвонил Фоме: — Слушаю вас очень внимательно, вашество, — послышался в динамике голос слуги. — Заводи «Империал», — произнес я. — Нам нужно ехать на Сенатскую площадь. * * * Сенатская площадь была историческим центром города. На ней был установлен памятник основателю города, императору Петру, который всматривался вдаль За его плечом стоял, расправив крылья, слуга Искупителя. А в стороне от статуи высился, блестя на солнце куполами, собор Святого Петра, который был памятником культурного наследия. На фасаде было установлено двенадцать колонн, на которых красовались лики первых учеников Искупителя. У здания высился памятник святого Петра. Бородатый мужчина в белом рубище нес слово прохожим, держа перед собой свиток с заповедями, оставленными Искупителем для людей. В храме святого Петра уже давно не проводили служб. Здание было отдано под нужды Синода. А напротив расположилось белое здание Сената, над которым реял на ветру флаг Империи. Рядом с Сенатом раскинулся парк Справедливости, у которого нашелся павильон кафе, где и была назначена встреча. Фома остановил «Империал» у входа в заведение, обернулся ко мне и предупредил: — Я припаркуюсь, вашество. Токма в другом месте. А то здеся мне что-то не нравится. — Что именно не так? — не понял я, оглянулся и не заметил таблички с указанием платной парковки. Слуга только пожал плечами и повторил, глядя на припаркованную у здания Сената машину: — Не нравится и все, вашество. — Ладно. Я позвоню, когда закончу разговор. — Хорошо. Я вышел из машины и направился к павильону. «Империал» выехал с парковки. — Павел Филиппович Чехов, — представился я администратору у стойки. — Дамир Васильевич уже ждёт вас, — ответила девушка. — Идемте, я вас провожу. Народа в павильоне практически не было. Работник заведения провел меня к столу, где меня уже ждал глава адвокатской палаты. — Добрый день, мастер Васильев, — поприветствовал его я и сел в кресло. — Да какой он добрый, Павел Филиппович, — ответил собеседник. Я удивленно поднял бровь: — Что-то случилось? Васильев кивнул: — Мой… сын попал в неприятную ситуацию. И я очень хотел бы просить вас о помощи. — Извините, но я пока не совсем понимаю, о чем речь. Давайте поподробнее. — В общем, у меня есть сын, — начал Васильев. — Вернее, бастард. Я не дал ему фамилию по определенным обстоятельствам. Его воспитывала мать, я же только переводил семье деньги по мере надобности. И в подростковом возрасте мальчик словно с цепи сорвался. Я взял со стола чашку, сделал глоток и произнес: — Обычное явление. Проявление силы, и гормоны. Васильев кивнул: — Вы правы. Но в какой-то момент мать паренька решила, что ей нужно устроить личную жизнь. И связалась с арестантом, который только вернулся с каторги. Новый отчим очень повлиял на парня, и тот увлекся криминалом. Попал в плохую компанию. — Вы хотели сказать подростковую банду? — уточнил я. — Да. Ну и как следствие… — Попал в острог? Васильев снова кивнул, и я уточнил: — За что? — Разбой, — едва слышно ответил Дамир Васильевич. Я задумчиво забарабанил пальцами по столу. Васильев не сможет открыто вступиться за бастарда, это ясно. Иначе в обществе поползут слухи, которые могут испортить репутацию аристократа. А возможно даже лишить поста. Как городского судью, который подал в отставку, когда открылось, что его бастард торговал незаконными веществами. По правилам Империи отец должен быть в ответе за ребёнка, даже если не дал ему фамилию и не занимается воспитанием. За исключением ситуации, когда ребенок попадал в приют. Но это происходило только в половине случаев. Часто матери оставляли детей, что давало им шанс на содержание. Но чаще всего родители откупались деньгами, и за воспитанием не следили. И это иногда приводило к нежелательным результатам. К тому же Дамир Васильевич наверняка думает, что я закрыл дела, прибегая к помощи отца. Я взглянул на крыльцо Сената. Василий Шуйский в зелёном сюртуке спускался по мраморным ступеням к черной машине, которая была подана к крыльцу. У автомобиля стоял водитель, придерживая открытой заднюю дверь авто. Отец моего старого друга Иванова, с которым мне, скорее всего, скоро придется увидеться. Потому что отказывать Васильеву я не хотел. — Я был бы вам очень признателен за помощь, — продолжил Васильев, с мольбой глядя на меня. И я вздохнул: — Я могу взяться за это дело. Но сами понимаете, что ни один адвокат не даст вам гарантии… Мой собеседник закивал: — Понимаю, Павел Филиппович. Спасибо вам большое. — Давно он попался? — Неделю назад, — ответил Васильев. — Я сам узнал только пару дней тому. Звонила его мать. Плакала и просила помочь. Говорил,а что Игнат не виноват. — Мне нужен ордер. И чтобы жандармы передали мне все бумаги по делу. И… Я прервался, потому что где-то в глубине души вдруг кольнула странная тревога. А в желудке заворочался ледяной ком. И я снова взглянул в сторону крыльца. Шуйский сел в машину, водитель обогнул авто, занял водительское место, а через секунду рядом с транспортом мелькнула какая-то тень. И авто потонуло в огненной вспышке. А заднем послышался грохот, крики, визг сигнализаций, и кафе накрыл град обломков и осколков стекла. Следствие вели… Мне показалось, что время практически остановилось. И будто в замедленной съемке я видел, как машина скрывается в огненном шаре, а в сторону кафе летят осколки стекла и раскаленные добела куски металла. А от машины в изорванной и обожженной одежде отошли две фигуры: Великий Князь Шуйский, и водитель. За горящей машиной виднелся силуэт убегающего человека в темной одежде. Скорее всего, это был тот самый бомбист. На голове у парня был капюшон, который должен был скрыть лицо незнакомца. Убийца обогнул павильон и исчез из поля зрения. Через секунду на брусчатке мостовой появился черный портал, из которого выбралась фигура в длинном плаще и широкополой шляпе, поля которой скрывали лицо. На поясе висела смотанная ржавая цепь, к концу ее был приделан крюк. И на остро заточенном лезвии я увидел бурые пятна, будто от спекшейся крови. Он шагнул, к убитым и в воздухе послышался мелодичный звон колокольчиков. Или шпор. Гость схватил двух призраков, и толкнул их в портал. На секунду я увидел удивлённое лицо Шуйского, который умер так и, не успев понять, что случилось. Его водитель шарил по окровавленной груди рукой, словно искал что-то очень важное, но не мог найти. А гость замер напротив здания Сената, с интересом осматривая место взрыва и ища глазами, кого ещё можно сопроводить в межмирье. Но призраков на площади больше не было. И я заметил, как исказилось от разочарования и злости лицо пришлого в этот мир существа. А затем он словно ощутил мой взгляд и обернулся. Усмехнулся, коснулся кончиками пальцев широких полей шляпы в приветственном жесте и прохрипел: — Мое почтение, мастер некромант. Не извольте беспокоиться, лишнего не возьму. Я только кивнул и щёлкнул пальцами, выставляя тотемы. И несколько моих болотных призраков тотчас встали у павильона, прикрывая нас с Васильевым от осколков. Пришлый шагнул в портал, и черный круг затянулся. А время вернулось к своему обычному ходу. В последний момент я заметил, как рядом со мной материализовался Фома. Он схватился за край стола и резким движением поднял его, повернув столешницей к разлетающейся на части машине. Посуда со звоном отлетела в сторону, ударилась о плитку, раскрошившись на сотни кусочков. — Бежать надо, вашество, — отрывисто произнес парень.