– Ну какие претензии, если я уже тут. Кроме того, мы все опутаны нитями взаимных обязательств, долга, чести. Я спрашивал, как он попал в Россию и легализовался. Некоторые моменты он рассказал подробно. Другие – даже не утаил, а отказался пояснять: – Не надо. Там нормальные люди. Жертвы обстоятельств. Я не хочу ломать им жизнь. И так за мной грехов немало. – Ладно, – я согласился. Ведь есть второстепенные детали, а есть основное. – Какое у тебя задание? – Абсолютно стандартное. Они его как под копирку пишут всем. Первый этап – легализация. Далее подбор кандидатов на сотрудничество. Организация резидентуры. Сбор разведывательной – военной и промышленной – информации, проведение диверсий. Денег отсыпали много. Ну а пока главное – зарабатывать уважение на работе. Присматриваться. Делать карьеру. И не засыпаться. – Кстати, по биографии ты засыпался. В анкете указано – три года жил с родственниками в Уссурийске. Какие, к лешему, у тебя там родственники? Тебя там знать не знают. – Да там все нормально подбито. Этих людей уже нет на белом свете. Никто их не спросит. Кто ж знал, что ты меня опознаешь и копать начнешь? Надеялся, что при встрече мимо пройдешь. Я сильно изменился за столько лет. Но ты, глазастый такой, узнал. – Взор рентгеновский. – Знаешь, иногда мне кажется, что я схожу с ума. Я вернулся в Россию. В страну, где правят мои враги. И впервые за много лет понял, что счастлив. Без России я как листок без дерева. Только гнить и сохнуть остается. Встроился в завод. И поддался общему порыву в будущее. Азарт больших дел захватил. – В общем, стал коммунистом. И раскаялся. Не смеши. – Конечно, нет. Жить чувствами могут позволить себе немногие. И у тех участь незавидна. Тут другое… Я очень хорошо знаю публику, которая работает сейчас против вас. В этой дикой мешанине торчат уши многих разведок. И конечная их цель не реставрация монархии или буржуазная демократия. Их устроит лишь расчленение России. Моя страна, по мнению заказчиков, должна быть уничтожена навсегда. – И ты прозрел неожиданно, – недоверчиво хмыкнул я. – Прозрел я давно. Тут другое. Мы и так пролили столько невинной крови! И одним движением отправить на небеса еще пару сотен русских людей… А то и больше. К этому я не готов. – Как и кто отправит? – На нашем заводе готовится крупная диверсия. Это не тот взрыв котла, который соратники устроили в прошлом году. Тогда была разминка, чтобы поддержать у подполья уверенность в себе. Сейчас действительно будет грандиозная катастрофа. С сотнями жертв. – Ты откуда знаешь? – Да потому что сам готовил схему подрыва… – Продолжай, не стесняйся. – Связь у меня с подпольем одна. Обувная мастерская на улице Маркса, 11. Хозяин – старый еврей Моисей Абрамсон. – Этому чем советская власть не угодила? Как при царе, за черту оседлости захотелось? – Трудно сказать. Жесткий, умный и сдержанный человек. Передает мне поручения и информирует в пределах моих задач. Он – единственная нить, связывающая с организацией. И он, мразь, дал мне задание – сделать схему подрыва завода с максимальным ущербом и жертвами. При этом чтобы я рассчитывал на тонну-другую динамита, разложенного в укромных местах. – Ты сделал? – Это нетрудно. У меня за спиной год работы инженером по технике безопасности на «Пролетарском дизеле». Мало кто лучше меня знает весь завод. – Когда это было? – Четыре дня назад. – Хорошо потрудился, да? – А что, должен был подставлять свою голову? Думаю, там есть кому оценить корректность схемы. Так что уверяю – план подрыва качественный. – Динамит. Тонна… – покачал я головой. – Это ж надо так обнаглеть. Как завозят? – Динамит на заводе есть. У нас затеяли подрыв кирпичной трубы. Идет перепланировка цеха, и трубу легче взорвать. Под это завезли динамит. Думаю, нашуровали что-то с накладными. Водитель в сговоре. Завезли вместо сотни килограммов тонны полторы. Сумели разместить в укромных местах. Сейчас минируют. Может, уже закончили. Скоро будет подрыв. – Почему ты так думаешь? – Потому что Абрамсон намекнул – лучше, чтобы в пятницу меня или на работе не было, или хотя бы от уязвимых при взрыве мест подальше держался. На одиннадцать утра намечено. – Берегут тебя. – Ценный кадр. Слишком дорого внедрение стоило. – Цель взрыва? Отметиться? – Как я понял, что-то куда масштабнее. Затевается большая игра. – И ты решил, что если будет взрыв, я тебя по любому арестую. – Нет. С тобой вопрос можно тихо решить. Взрыв на заводе затмит убийство даже заместителя начальника УНКВД. Я мог потребовать, чтобы с тобой разделались, Ермолай. И, конечно, я этого делать бы не стал. – Я просто в восторге от твоей любезности. – Там людям все равно, сколько крови пролить. А ты им много нервов портишь. Абрамсон говорил, что вы вышли на пацана, который котел взрывал. Кадр не то чтобы ценный. Его больше для отвода глаз держали. И у него какая-то роль была в грядущей катастрофе. Но пришлось его выводить из игры раньше намеченного. Отправили, наверное, в бега. – На тот свет его отправили. На Выселках труп нашли. Великопольский мрачно кивнул: – Еще одна жертва проклятой Гражданской войны… Надоело мне народ в крови купать. Я хочу, чтобы это кончилась. – Но ты же знаешь, что мы с врагами тоже не миндальничаем. – То, что вы, большевики, переругаетесь и передеретесь между собой – это с самого начала очевидно было. Но меня с вами смиряет, что грызете вы больше друг друга, как скорпионы в банке. А народ лучше стал жить, грамоте ученый. Инженеры отличные получаются из деревенских и рабочих ребят. И вы готовы за Россию насмерть биться с зарубежными доброжелателями. Которые скоро сюда обязательно придут за землями и трофеями… И еще – вы строите заводы. Вот ведь белая кость! Летчик примерно то же самое говорил. Все эти дворяне одним миром мазаны. Но вызывают уважение. – Люди смертны, их смывает история, – продолжил он, помолчав. – А заводы остаются. Они – фундамент мощной страны. Фундамент грядущего. Того самого, где людей не будут убивать расстрельные команды и доброжелатели с бомбами и динамитом. – Эка тебя на философию потянуло… Ну что, будем работать вместе? – Только я никаких подписок о сотрудничестве не даю. Ты обо мне не докладываешь. Никто из твоих коллег обо мне не знает. – Не доверяешь? – Ваши властные структуры прогнили насквозь. – Есть основания так говорить? – Со слов Абрамсона, в руководстве завода наш агент. Кто, не знаю. Один из трех – директор, главный инженер или зам по общим вопросам. И областные власти пронизаны нашей агентурой. Там вообще кто-то на самом верху расположился. Даже кличку подскажу. Бай. – Бай? – Бай. Он у них законсервирован был. Может, напомнить ему о чем-то решили. В общем, когда из-за бугра я переходил, мне финтифлюшку золотую дали. Именно для этого Бая. Вроде в чувство должна была его привести. – Что там такое? – Безделица ювелирная. – Нарисуй. Взяв ручку, Великопольский точными движениями чертежника начертил изображение – две русалки переплетены вокруг звезды. Тонкая работа, похоже. – Все интереснее, – я внимательно рассмотрел рисунок. – Так, встречаться с тобой будем здесь. Запоминай телефоны экстренной связи и порядок… Глава 14 Опалинскую набережную одевали в гранит. Стучал отбойный молоток. Суетились рабочие. Мы с Фадеем шли по уже готовой части набережной, которая делала город совершенно иным – более солидным и упорядоченным, европейским в хорошем смысле слова. С недавнего времени мы решили серьезные разговоры вести вне пределов Управления. После последних событий здание УНКВД уже не казалось нам неприступной крепостью. Мало ли какие уши там могут быть. Техника далеко вперед ушла, а держать под колпаком своих сотрудников в нашей организации считается доблестью. Все должны присматривать за всеми. А если и правда у нас окопались враги? Тогда одно вылетевшее на свободу слово может погубить дело. Я от Фадея ничего не утаил. В том числе рассказал о Великопольском. – Бедовый ты человек, Ермолай, – только и покачал головой мой друг. – Хоть понимаешь, чем рисковал, сразу не арестовав твоего Инженера? – А, победителей не судят.