– Ты, да я, да мы с тобой. Да еще опер с завода Ложкин. Ну, мог сделать вывод Шалва. И агентура на заводе, которой велели за Кирияком присматривать. И все. – И Грац с его прихвостнями. – Он каким боком? – А вот таким… – я рассказал, как Гаевский по дури фактически расшифровал фигуранта перед Грацем и его верным заместителем. – Вот тебе еще несколько кандидатов, – заключил я. – И кому они могли сболтнуть – одному черту известно. – Надо было еще в газете объявление тиснуть: кто что знает о фигуранте Кирияке, просим звонить дежурному по НКВД. – Тоже вариант. Забот у нас меньше было бы. А результат тот же… – Интересно, а Агроном по дури это сделал? – А ты сомневаешься? – усмехнулся я кисло. – Он политик. Может что угодно брякнуть и даже не понять, чего творит. – И им легко управлять… Ладно, проверим. Тут еще одна тягостная долгоиграющая неприятность. Может, связана с нашими делами. – Какая? – устало спросил я. – С Шалвой беседовал. Он ревет бизоном, что НКВД выбивает инженерные и управленческие кадры завода. – Это я от него уже слышал. – Но теперь он утверждает, что выбивание важных специалистов руками НКВД умышленное. Уж очень умело бьют по незаменимым спецам. Это легко сделать, когда начальник Агроном. И для него главное в жизни – отчитаться перед Москвой. – Хочешь сказать – враг у нас под боком? – Тот, кто больше всех шумит и кипишит! – щелкнул пальцами Фадей. – Грац с его чертовой следственной группой! Кто-то из них. – Логично… Только держи язык за зубами. У нас пока ничего, кроме предположения, нет на руках. – И труп «Крикуна». – Убитый неизвестными непонятно за что… Ладно. Остаешься за меня. Я на встречу. Возможно, очень интересную. – С агентом? – полюбопытствовал Фадей. – С кандидатом на «В»… «В» – у нас означает вербовка… Глава 13 Комната одна, и та крошечная. Кухня совсем микроскопическая. Да и ладно, нам тут не пиры закатывать и не танцульки с граммофоном устраивать. Это конспиративная квартира областного управления НКВД, которая числится лично за мной. Обстановка спартанская и казенная. Вспученный кожаный диванчик. Буфет с посудой. Четыре стула. Стол – вещь необходимая, на нем агенты пишут собственной рукой агентурные сообщения. Тут же и чернильница с ручкой. На кухне все как в приличных домах. Примус. Чайник. Блюдце с конфетами и еще одно – с сушками. Даже где-то в шкафчике бутылка водки завалялась. Это традиция такая. Вместе с агентом за добрым разговором чайку выпить. Конфеткой закусить. А успех и рюмочкой отпраздновать. Хороший агент при общении с курирующим сотрудником должен себя чувствовать человеком, которого уважают. Не подневольной птицей, которую палкой заставляют летать, а орлом в нашей общей стае. Идейным единомышленником. Окно выходит во двор. Первый этаж. «Кукушки» – конспиративные квартиры – обычно бывают на первых или последних этажах, чтобы контролировать, кто приходит. Или чтобы незаметно уйти через крышу, а то и выпрыгнуть в окно. Но это уже на совсем крайние случаи, которых я не припомню. Все равно вид квартиры нежилой. Как кабинет в управлении. Печать такая лежит на всем – сделано в НКВД. Время подходит. Интересно, придет ли Великопольский? Конечно, положа руку на сердце, наворотил я немало глупостей. Расшифровал конспиративное помещение, которое служит только для встреч с давшими подписку и активно работающими негласными сотрудниками НКВД для обеспечения конспирации. А тут пригласил вообще незнамо кого, скорее всего иностранного шпиона, и сразу сюда. За такое и голову снять могут. Если разговор пойдет не туда, то «кукушка» засвечена. Придется сдавать ее в жилфонд и приискивать новую. Обоснование я найду. Но это такая головная боль… Хотя и не самая большая при таком раскладе. Но мне казалось, что этого делать не придется. Все будет нормально. Все путем… Если долго себя в этом убеждать, то так и случится. Время близится… Восемнадцать пятьдесят… Девятнадцать ноль! Тут и послышался звук дверного звонка. А перед этим из окна я любовался высокой фигурой моего старого знакомого, идущего через двор. Пришел Великопольский. Это радует. Уже полдела сделано. Он зашел в прихожую. Резко пожал мне руку. Был сосредоточен и зол. – Не топчи коврик в прихожей. Проходи, гостем будешь, – я пригласил его в комнату. Он окинул критическим взором обстановку: – Бедно живете. Могли бы конспиративное помещение получше оформить. – Ну да. В княжеских хоромах. Кстати, в княжеских хоромах у нас были явочные помещения. В музеях города и в театре имелись специальные комнаты для встреч с агентами. Очень удобно. И засветиться практически невозможно – сколько народу в музеи и театры ходят. Я поставил на стол стаканы в металлических подстаканниках. Налил в них из чайника заварки. Разбавил кипятком. Пододвинул гостю, все это время хмуро молчавшему, сахар и лимон. И предложил: – Ну, рассказывай, старый друг и враг. Тщательно, как-то по садистски долго, Великопольский отмеривал сахар, выжимал лимон. Размешивал, позвякивая ложкой. Попробовал получившийся напиток. Сделал один глоток. Отодвинул подстаканник от себя. И с надрывным пафосом отчеканил: – Ермолай, я устал от крови. Не хочу, чтобы на том свете мне предъявили счет еще и за эти сотни русских душ. – Сотни. Интересные дела… А давай с самого начала… – История моя не оригинальна. Бегство из России. Стамбул. Париж. Эмиграция. – Все же ты втиснулся тогда на пароход из Крыма. Я и не сомневался. Ты слишком напорист. – Уезжал с ненавистью. Понятное дело, что с годами она только крепла. Особенно когда у вас стало что-то получаться. – Зависть иссушает. – Еще как! Не представляешь, как раздражают эмиграцию успехи СССР. Балет, шахматы, спортивные достижения – это как чесотка. А введенные в строй заводы – как удар под дых. – Наглядная демонстрация верности выбранного нами пути. То, до чего при царе десять лет шли, мы за полгода строим. – Для нормального эмигранта новый русский завод – такой же метафизический враг, как и его строители-большевики. Воплощение вселенского зла. Эти заводы просто вопиют – там, в СССР, успех! Значит, сбежавшие из страны выбрали не ту сторону. И с каждой новой фабрикой возврат старой России все менее вероятен. – Как ты выживал? – Трудно было. Ты в чужой стране. Без денег и поддержки. Как обустроиться – не знаешь. Нужно искать друзей и не сдохнуть с голоду. И тут приходят они. И предлагают вступить в эмигрантскую организацию. – И куда ты вступил? – В «Вольную Россию». Сперва это была чисто монархическая организация. Даже «Боже царя храни» пели на собраниях. Мило так. Ностальгически. А теперь там чудовищный сброд прибился. Беглые агенты ГПУ, меньшевики, троцкисты. Какие-то бандиты, контрабандисты, шпионы. – И что, помогли они тебе устроиться? – Помогли. Сначала инженером на станкостроительный завод в Варшаве. У них там крепкие позиции и мощный филиал организации. А у меня – звучная фамилия и польские корни. Потом работал в Мадриде, Вене, Берлине. Год щелкает за годом – а мне серо и тесно. Я выполнял деликатные поручения. Поднимал свой авторитет. И меня допускали все выше, ко все более конфиденциальным делам. А однажды открыто сказали: «Надо отрабатывать по полной». И предложили заброску в СССР. – И ты сразу согласился? – Я похож на сумасшедшего? Сопротивлялся сколько мог. Почти полтора года. Тогда мне прямо сказали – у тебя жена и дети. Они хотят быть успешными. И живыми. – И ты согласился. – Ты же знаешь, что такое для меня семья… – Знаю, – кивнул я. В молодости, учась в Санкт-Петербургском высшем техническом училище, Великопольский примкнул сперва к экстремистской польской организации, а затем к левым эсерам. Будучи деятельным и отчаянным, участвовал в ряде силовых акций. А потом нашел свою женщину. Результат – тихий городок на юге России, хорошо оплачиваемая жизнь заводского инженера. Дети. Ему больше ничего не было нужно, если бы его уютный мирок не развеял ураган Гражданской войны. Судя по всему, семья и сегодня для него главное во всем мире. – И все же я всех обвел вокруг пальца. Жену, сына и дочь пинками загнал в Нью-Йорк. Мои соратники отнеслись к этому благосклонно. Считали, что там их всегда достанут, если что не так. Только мои сразу убыли транзитом в Аргентину, а потом в Парагвай. И я туда сумел перевести все накопления. Кажется, сбил соратников со следу. – И не было претензий?