Глава 11 За последующие пару дней активные мероприятия по розыску Кирияка результатов не дали. Оперативники из «эскадрона» и группы наружного наблюдения метались по городу – по местам возможного пребывания фигуранта. Вокзалы и автобусная станция перекрыты. Поставлен на ноги негласный аппарат. И ничего. Прошлую ночь я практически не спал. Все мы рядили и гадали с сотрудниками, что делать. И сейчас на часах уже одиннадцать тридцать вечера. Пора заканчивать. Все равно на работе ничего не высижу. Только устану еще больше, стану раздражительным и сорвусь на ком-нибудь. А этого делать нельзя ни в коем случае. Можно, конечно, завалиться дрыхнуть в комнате отдыха. Но у себя на квартире я не был уже пять дней. Она вообще на месте или дом уже провалился? Так что двинем до дома, до хаты. Накапаю полсотни капель настойки валерьянового корня – обычно помогает. И рухну на кровать. А утром – с новыми силами на новый круг… Я выключил в кабинете свет. Опечатал своей печатью сейф, потом входную дверь. По привычке оставил сторожевичок – крохотный и почти незаметный кусочек бумажки в дверной коробке. Если утром не увижу – значит, в кабинете кто-то побывал. А это уже тревога и требует принятия мер. Внизу я сообщил дежурному, где меня искать. – Сашок, запрягай каурую, – махнул рукой моему верному водителю Саше Платову, точащему лясы в дежурной части с помдежем. По полуночным пустым улицам до дома на машине ровно семь минут езды. Сегодня неожиданно стеной обрушился дождь, а потом на город опустился туман, придав ему таинственные очертания, отозвавшиеся в моей душе тоскливым неземным чувством. Я казак и должен любить бескрайнюю степь. Но я люблю город. Степь освобождает душу своими необъятными просторами. А город запирает ее в лабиринт улиц, опутывает мостовыми дорог, убаюкивает цокотом копыт по брусчатке и гулом моторов авто, ограждает тумбами театральных афиш. Город – это бесчисленные ячейки комнат и квартир для запирания там человека. Это набор коробок домов, где плотно упакованы жители. И где существуют их важные или мелкие тайны. Над городом будто висит полог, прикрывающий его от остальной Вселенной. Степь – это свобода. Город – иерархия власти, хранителем и адептом которой я являюсь… – Не жми на газ, – сказал я. – Давай прокатимся спокойно. – Ну, так можем дальней дорогой, – понял мой неожиданный романтический настрой водитель. И устроил экскурсию по городу. Проехали через старые узкие центральные улочки, где раньше жил мастеровой люд. Потом проспект с солидными купеческими особняками, доходными домами и пожарной каланчой. Вон дом с покатой крышей и вычурным орнаментом на фасаде – туда номенклатура рванула из «Терема». Первый секретарь обкома, председатель исполкома и Гаевский там же. У дверей прохаживается милиционер, стережет начальственный покой, сейчас мягко покрытый пушистым мороком тумана. Проехали набережную. Там туман не такой густой, и видна в свете прожекторов пристань с застывшими баржами и буксирами. Кран что-то грузит – ни днем ни ночью покоя нет нашему речному порту. От набережной подъем через монастырь – до сих пор действующий. В двадцатые его разгромило ВЧК – надо сказать, за дело. Там любили прятать беляков, антисоветский элемент и заниматься антинародной агитацией. И вот три года назад открылся снова. Новая конституция. Свобода совести и вероисповедания. Так что пусть будут. А вот длинный серый пятиэтажный с колоннами дом. Здесь проживают сотрудники НКВД, прокуратуры и областного исполкома. На пятом этаже моя крошечная однокомнатная, но своя, квартира. Кухня с печью для готовки, которой я не пользуюсь – обхожусь примусом. Ванная с газовой горелкой. Центральное отопление. Безумная роскошь на фоне рабочих бараков, которые, впрочем, уже уступают место крепким кирпичным домам для трудящихся. Я по большому счету могу жить и на работе. Хотя уют и свой дом всегда ценил. Он для меня приют одиночества и размышлений. И мне нравился вид из моего окна – на спускающиеся к реке с холма двухэтажные домики и церкви. «Эмка» остановилась. Я вышел. Потянулся так, что кости хрустнули. Щелкнул бензиновой зажигалкой. Закурил. Машина стояла с включенным мотором. Саша не только мой личный водитель, но и телохранитель. Будет ждать, пока я не войду в подъезд и на пятом этаже не зажжется свет. Такие правила. Я огляделся. Сегодня прилично похолодало, мокрая зябкость ползла под легкий пиджак. Туман стал еще гуще. Меня что-то как кольнуло в спину. Чей-то взгляд. Я резко обернулся и увидел будто плывущую в мою сторону в тумане и призрачном свете ночных фонарей долговязую зыбкую фигуру. Она с каждым шагом материализовывалась все четче и яснее. Рука шофера скользнула к кобуре. Он мог бы быть ковбоем и участвовать в дуэлях на Диком Западе. Всего лишь миг – и вот уже «ТТ» смотрит в сторону непонятного прохожего. – Спокойно, Саша, – охолонил я его пыл. – Убери оружие. И направился навстречу фигуре. – Разговор есть, – мрачно произнес Великопольский. – Не нашел ничего лучше, чем сюда прийти? Светимся же! Ты, как человек с высшим образованием, должен знать, что такое телефон. Притом номер тебе сказали. – Как человек с высшим образованием, я знаю, что телефону доверять нельзя. Второй день тебя здесь караулю. Я осмотрелся. Шататься с ним по улицам в полночный час – так по закону подлости обязательно попадемся на глаза тому, кто сложит в уме простое уравнение. А после поймет – капитан госбезопасности и инженер «Дизеля» не просто так вместе бродят в ночном тумане. – У тебя что-то срочное? – спросил я. – Пару дней терпит… И учти, разговор предстоит обстоятельный. – Тогда запоминай. Графский проезд, 16. Завтра в семь вечера. – Я раньше восьми с работы не ухожу. А то и до десяти. – Отпросишься. Сошлешься на самочувствие. На свидание с дамой. Или в кино хочешь сходить на «Волгу-Волгу». Но в семь мы встречаемся. – Я помолчал, а потом спросил: – Скажи, я был прав? – У тебя какая-то способность глядеть в корень. Ты был прав. Это сволочи… До встречи… Глава 12 Без стука в кабинет вошел Фадей. Лицо кислое. На ходу бросил: – Выселки. Там «Крикуна» нашли. – Живой хоть? – Ну да, размечтался! Холодный уже. Как от нас сорвался, в ту же ночь его и прибрали, болезного. В дровяном сарае бросили. Веточками прикрыли. Случайно пацанва местная обнаружила. Крик подняли. Там сейчас милицейская опергруппа работает. – Та-а-а-ак. – Хочешь на место съездить? – Полюбоваться на тело? И тем самым засветить свой интерес? – невесело хмыкнул я. – Нет. Однако все материалы по убийству мне на стол. Протокол осмотра, рапорта. – Как закончат с оформлением – так сразу. Выселки – это самый запущенный и неустроенный район города. Хуже Нахаловки в сто раз. Деревня деревней. Да еще заброшенные скотобойни, дровяные сараи и амбары. Неуютное место. И какой такой леший «Крикуна» туда занес? Когда его наружка водила, он к Выселкам даже не приближался. А здесь пришел как загипнотизированный на убой – послушно и в самое тихое место. Там ему в пузо выстрелили, предположительно, из пистолета «ТТ». А потом истыкали тело чем-то острым и тонким. Судмедэксперт утверждал, что били шилом. Такой инструмент у криминального элемента не то чтобы редок, но и не слишком любим. Им больше карманники пользуются – можно проткнуть плоть быстро и надежно в местах скопления народа, когда тебя за руку схватили, и при этом не убить. Для мокрых дел обычная финка куда удобнее и полезнее. Я вызвал к себе начальника уголовного розыска Афанасьева. Тот был, как всегда, полон сарказма, специфического юмора и дурной энергии. – Найдем, – заверил он. – Ворье уже активистов резать начало. Мы им это не спустим. – Есть прикидки? – Тело тащили для того, чтобы спрятать, – пояснил Афанасьев. – Место убийства мы нашли. Оно недалеко, на тропинке к лесному массиву. Судя по следам, убийц было двое. Один выстрелил, другой для надежности добил шилом. Окрестности малолюдные. Местные жители милицию не жалуют. Маршрутов патрулирования поблизости нет. Поэтому выстрел остался без реагирования. – Подключай хоть всех своих людей до единого. Как кабан носом землю рой. Но мне нужна информация по этому убийству. – Понятно. Мы тут трясем контингент. Присматриваемся к тем, кто шилом любит махать. И у кого огнестрельное оружие могло быть. Агентуру взбодрили. Если это наши, местные, никуда не денутся. – Одно условие. Получишь информацию – никого не арестовывай. Вообще проявляй себя меньше. Сразу ко мне. Начальник розыска бросил на меня острый взгляд. Ничего не надо ему объяснять. Сразу понял – дело гораздо серьезнее, чем просто убийство комсомольца-активиста. Но вопросы, понятно, задавать не стал. Что нужно – скажут. А ежели что не нужно – так и голову можно потерять за излишний интерес. – Есть, товарищ капитан, – кивнул Афанасьев… В восемнадцать часов появился Фадей. Он выезжал с сотрудниками секретно-политического отдела в Пригородный район разбираться с сигналом на работников пятой артели, которая делает конфеты. Якобы антисоветская пропаганда. На мои вопросы о результатах выезда он только отмахнулся: – Ничего там нет! Дурацкая попытка выдать пьяный треп за антисоветскую пропаганду. Тут даже Грац бессилен что-то навесить. Вызвал я героев. Предупредил, чтобы язык не распускали. Для убедительности по оплеухе отвесил. Профилактика называется. – И половины рабочего дня как не бывало. Чепухой занимаемся. Когда у нас проблемы настоящие… Что думаешь по Кирияку? – Да ясно же все. Шел на встречу со своими подельниками или куратором. Перед этим проверился и сбросил возможный хвост – наверное, учили его этому. А хозяева его списали в расход. Заслуженный конец предателя. – Списали, – кивнул я. – Только вот почему? – Оборвали нить. Чтобы мы не тянули. – А откуда они узнали, что он – это нить? Фадей пристально посмотрел на меня, ожидая продолжения. – Откинем для чистоты эксперимента версию, что наружка засветилась. Или контрнаблюдение ее срисовало. Что тогда остается? – Утечка информации, – сказал Фадей. – Сколько народу знало об интересе к нашему фигуранту?