– Здесь могут до кучи загрести, если что не так пойдет. А там уже не их вотчина. И твой отец тебе всегда поможет. – Кто на тебя охотится? – Охотится, хорошо сказано. Флажки, загонщики… Только я и сам охотник. Уязвимые мои точки – это ты и дочура… Ну так как? – Никуда я не уеду! Пусть будет то, что будет… Я сильнее, чем кажусь, Ермолай. И отчаяннее! Она наотрез отказалась уезжать, никакие увещевания не помогали. И она прилично связывала мне руки. Но что поделаешь с женским упрямством, замешанным на гордой жертвенности ради любимого человека?.. Фадея не было на работе два дня. Исчез, переложив все обязанности на начальника секретно-политического отдела. На связь не выходил. Я уже начал беспокоиться. Однажды, ближе к обеду, он появился с вестями. И мы отправились на моцион – на этот раз в старый монастырь, часть которого была отведена под музей. Туда пускали всех. Священник в черной рясе посмотрел на нас настороженно, видимо, узнал. А мы пошли вдоль тополиной аллеи, высаженной на территории. Все же умели предки организовывать пространство тепло и красиво. И близко к человеку. На меня здесь всегда снисходило какое-то доброе умиротворение. Но только не сейчас. Сейчас мне хотелось быстрее вытряхнуть из Фадея все новости. А судя по всему, новости у него были. – Не томи, Фадей, говори, – не выдержал я. Тот оглянулся и кивнул: – Все срослось. Узнал, кто такой «Моисей». – И кто этот загадочный блудодей? – Начальник группы нормировщиков с заводоуправления «Дизеля» Дарий Хижняк. Скрытный, скользкий. Родился в Польше в семье конторских служащих в 1901 году. – И это он поет главным тенором в обвинительном хоре? – Точно так. Задним числом ему оформили внедрение. Напихали в рабочее дело агентурных сообщений от его имени – тоже задним числом. И липуют вовсю. Мол, проник в террористическую организацию. Узнал ее состав и коварные планы. Честно докладывал своему куратору. Что и позволило в итоге предотвратить взрыв завода. – Они нашу работу приписали. Молодцы. – На связи он у нашего особоуполномоченного Билибина. Приятеля Граца и лизоблюда Агронома. – На связи, – хмыкнул я. – Да этот эпикуреец Билибин вообще с трудом понимает, что такое агент. Зато отлично разбирается в ветчине, копченой осетрине и водочке с огурчиками. – А ему и не надо разбираться. Там рулит Грац. Притом слишком умело и скоординированно даже для такой ушлой сволочи рулит. Точно говорю, кто-то у него за спиной матерый. – «Картель»? – Возможно. – Помнишь про Бая, таинственного агента из верхов, о котором говорил Инженер. Может, он это крутит? – Все может быть. – И где сейчас тот «Моисей»? – Формально в отпуске по здоровью. А фактически его наши коллеги отправили с глаз долой в дачный поселок Брусиловка в пятнадцати километрах от города. Ходит с сачком по окрестностям, орнитолог-любитель. Стрекоз ловит. – И лапки отрывает, – усмехнулся я. – Зачем? – Да в детстве самые злобные дети всегда насекомым лапки отрывали. – Потом кошек убивали. А теперь на людях тренируются. И чужими руками, потому что поумнели. – Донос порой похуже бомбы будет. – Ну что, – Фадей азартно сжал кулак. – Поедем. Поговорим с двурушником по душам. – Один поеду. Двоим там светиться нечего… Глава 6 Зашел я в гараж Управления в восьмом часу утра. Начальник уже был на месте. Разменявший пятый десяток сержант госбезопасности в комбинезоне, заляпанном машинным маслом, выглядел обычным авторемонтником. Больше всего на свете он любил возиться с машинами. Военные премудрости для него чужды, не походил он на служивого человека ни статью, ни повадками. Зато начальник хороший и технический работник отменный. Автобазу содержит в идеальном порядке. Машины у него не простаивают. Он отрапортовал мне сумбурно: – Здрав желаю, товарищ капитан. Происшествий нет. И козырнул, хотя голова была непокрыта. Забыл древнюю армейскую мудрость: «К пустой голове руку не прикладывают». Я критически хмыкнул, чем ввел его в еще большее смущение. – Сорок пятая, – кивнул я на легковой «Форд» модели 1932 года с просторным глухим кузовом и лупоглазыми фарами. – На ходу? – Как часы работает! – Забираю на сегодня. – Так у вас же «эмка», товарищ капитан. У нее двигатель мощнее, она лучше бегает! – Николай Алексеевич. Я что, спрашивал твое мнение по этому вопросу? Мы в НКВД. Слово начальника – закон. – Будет сделано, – потупился начальник гаража. – Сейчас водителю скажу. – Я еще рулить не разучился. – Тогда ваша подпись на распоряжении должна быть. Я черканул подпись на бумаге. Оставил, можно сказать, след. Уселся на кожаное сиденье в салоне. Провел рукой по обтянутому коричневой кожей рулю. Проверил уровень горючего – мне хватит. И выкатил за территорию гаража. А через четверть часа был на Пригородном шоссе, недавно расширенном и отремонтированном. И давил с удовольствием на газ. В быстрой езде есть освобождение от груза проблем. Пусть временное и обманчивое, но все же. Такие же ощущения, как от скачки во весь опор по степи. Мимо пролетали перелески, деревни. Вон шествует длинная колонна пионеров, с барабаном и горном. В руках саженцы деревьев. Подвигли ребят на полезное дело – засаживать пустыри и проплешины, следы варварской вырубки еще с царских времен. Не только природе содействие, но и у мальчишек и девчонок возникает ощущение единства и участия в общем созидательном деле. Так формируются новые поколения нового мира. Надеюсь, куда более счастливого, чем наш. На шестнадцатом километре машина свернула на проселочную дорогу, ведущую к еще дореволюционным дачным поселкам, жмущимся к озерам. Фадей, как обычно, предусмотрел все. Тщательно нарисовал мне план местности и схему проезда. Даже крестик поставил, где оставить машину. Я загнал «Форд» в березовый лес. Надеюсь, не разберут на запчасти, пока я по лесам на супостата охочусь. «Эх», – только и вздохнул я, беря с заднего сиденья холщовую сумку и короткие удочки. Использовать бы их по назначению да отдохнуть на озерах дня три. Рыбалка для меня – это отрада души и, как китайцы мне причудливо объясняли на Дальнем Востоке, – медитация, то есть полное расслабление. Но все это откладывается. Сегодня удочки для меня предмет маскировки. Я быстро преодолел полосу березового леса. Пересек грунтовую дорогу, по которой прогремел бидонами в кузове трехтонный грузовик. И минут через десять вышел на заросшую дикими яблонями и одичавшими смородинными кустами окраину дачного поселка. Народ здесь занят дачными делами. Женский звонкий голос зовет какого-то Сережу. Над одним из участков поднимается дым – там что-то жгут. Но мне все это неинтересно. Меня занимает одинокий домик с участком, заросшим березами. Это явочное помещение УНКВД, числящееся за особым уполномоченным. Такое наше правило – подбирать строения на самом отшибе. Откуда можно увидеть всех приходяще-уходящих, а заодно смыться в леса. Это называется контроль оперативного пространства. Только все эти премудрости легкомысленному «Моисею» чужды. Он сейчас беззаботно, как настоящий дачник, топал от дома в сторону леса. Я вытащил из сумки бинокль и рассмотрел объект. Одет в украинскую белую вышиванку, широкие холщовые брюки, на ногах высокие резиновые сапоги. На голове соломенная шляпа. С усами и бородкой, он походил на знаменитого селекционера Мичурина, только помоложе. На лице безмятежность и радость. В руке – сачок для ловли бабочек. Энтомолог хренов, коленвалом ему по хребту! Хижняк сошел с дороги и ступил на виляющую в смешанном сосново-березовом лесу тропинку. Оглядывался по сторонам, время от времени махая сачком. Ну что, сам он мне в руки идет. Примерно прикинув траекторию движения фигуранта, я углубился в лес. Рванул сильно вперед. Вышел на тропинку и тоже максимально беззаботно отправился навстречу объекту. Вскоре мы сошлись, как две кильки в Черном море. – Наше вам почтение, – улыбаясь глупо во весь рот, раскланялся я. За городом на Руси принято приветствовать незнакомых встречных людей. Хижняк настороженно посмотрел на меня и что-то буркнул якобы приветственное. – Хороший день для клева. Только вот припозднился, – пожаловался я, останавливаясь прямо перед Хижняком, но не так, чтобы бесцеремонно заслонить проход. – Дождь будет, – буркнул Хижняк. Видно, что ему хотелось отделаться от нежданного назойливого собеседника, но правила вежливости требовали что-то сказать. – Много не наловите. Да вы даже и ведра не взяли.