– Вечер хороший. Пошли до хаты пешком прогуляемся. А то ноги заржавеют. – Я ж не против, – кивнул он, зная, что по дороге нам надо многое обсудить. Вечер был прекрасный. Народу на улице толкалось много. Мимо нас проехал туго набитый пассажирами новенький, с округлыми современными формами рейсовый автобус ЗИС-16. Их только стали выпускать на Заводе имени Сталина, но они уже курсировали по городам. Практически каждый день появлялись новые плоды индустриализации – в быту, на дорогах. Закурив, я рассказал, как забросил письмо в ЦК. Фадей помрачнел и сказал: – То, что письмо доставят куда надо, сомнений нет. Такие письма там не теряются. А вот то, что никакой реакции – это настораживает. Воспримут ли его всерьез?.. Плохо так записочки передавать, как в гимназии раньше, через парту. Нужен разговор. На пальцах объяснить. С железными доводами. Чтобы люди поняли. – Надеюсь, и так поймут. – Надежды вьюношей питают. А нам уже за сорок… Смотри, Алымова уже сожрали. Теперь возьмут кого-нибудь из обкома – для красоты картины. А настоящая контрреволюционная организация живет, здравствует и готовится к активным действиям. И главные их фигуры на доске. – Это да. «Картель», – кивнул я. – Кто-то из руководства завода на него работает. Инженер об этом говорит прямо. – Да знаю я, кого «Картель» завербовал. Это заместитель директора по общим вопросам Иван Зорин. – С чего такая уверенность? – Ясно же все, как божий день. Ни главный инженер, ни директор состоять в «Картеле» не могут по простой причине. Вспомни схему подрыва. – Ну. – Твой Инженер для террористов ее чертил. А участвуй в этом деле Алымов или Кокошин – они бы сами с закрытыми глазами схему еще красивее нарисовали. Потому что завод лучше родного сортира знают. А Зорин ни шиша не знает, кроме трибунного трепа о задачах индустриализации. Вот и воспользовались профессиональными познаниями Инженера. – Есть логика. Не удивлюсь, если выяснится, что Зорин еще и помогал изобличить Алымова и Кокошина. – Помогал, – кивнул Фадей. – Притом активно. И глянь, после всей этой комедии с арестами он становится исполняющим обязанности директора. И, скорее всего, будет Москвой утвержден в должности руководителя. – Только пока это все слова. – Пока ты за партой прохлаждался, я подсуетился. Осторожненько его под колпак взял. И кое-что надыбал. – Не томи, Фадей. – Вчера Зорин был в обувной мастерской. У связного. А это другой конец города, хотя около его дома полно обувных лавок. Да и не тот он человек, чтобы лично по хозяйству напрягаться – для этого у него прислуга есть. – Ну, вот и срослось! – я испытал упругий удар привычного восторга оттого, что связываются концы, которые раньше никак не вязались. – Только работать нам не дадут. Пока не будет вестей из Москвы, мы скованы. А там меня или арестуют, или возвысят. – Будем надеяться, что возвысят… Ждать недолго… Глава 13 Ранним утром, предварительно отбив телеграмму, к нам прибыла оперативная группа из Ленинграда. Ранее в рамках нашего совместного плана оперативных мероприятий в городе на Неве с поличным взяли шайку фальшивомонетчиков. Теперь ленинградцы приехали за нашими участниками группы. Я доложил Гаевскому о совместном плане мероприятий. Тот кивал и смотрел куда-то мимо меня. Было ощущение, что его мысли витают далеко. Под конец он кивнул: – Конечно, Ермолай Платонович. Работайте. Оказывайте содействие. Дело государственное. Дело необходимое. Он нервно побарабанил пальцами по столу. Что бы это значило? Я с группой лично отправился на задержание старика-гравера. Наши машины остановились у маленького бревенчатого домика за городской чертой. Ну что, встречайте гостей. Гравер – тщедушный, затрапезно одетый дедок, в ужас и отчаянье при нашем появлении не впал. Только со вздохом произнес: – Давно вас жду. И стал безмятежно наблюдать, как мы обыскиваем его скромную каморку. Помогать он нам не собирался. Сначала мы ничего не обнаружили. Пока не начали простукивать полы. И вот наткнулись на целые катакомбы под домом. А там и образцы продукции, и инструменты. – Только не смотрите на меня укоризненно, как на некультурного вора, – неожиданно с одесским говорком выдал дед. – Я таки художник. И творил казначейские билеты еще при Николае Втором. С вдохновением творил. И покажите мне того, кто скажет, что я делал это плохо! – Да уж, вы знатный мастер, – хмыкнул оперуполномоченный ЭКО Саша Александров. – И ваши облигации я рисовал из любви к искусству. А деньги – это наносное. Для художника они пыль. – Нанесло немало, – сказал ленинградский сотрудник, выуживая из тайника чемодан с советскими деньгами и царскими золотыми червонцами. Старик только пожал плечами и заученно отчеканил: – Прошу отметить, что преступление носило корыстный характер. Цели подрыва финансовой основы страны не имел. Дед вызывал определенную симпатию. Судя по бедности обстановки, он был или жаден, или действительно не склонен к роскоши и праздности. Зато все инструменты были очень дорогие и содержались в идеальном порядке. Похоже, он один из немногих людей, которым деньги интересны не с практической, а с эстетической точки зрения. Художник! Только в Третьяковку его казначейские билеты не возьмут. В лучшем случае – в музей криминалистики. Вот только дай таким художникам волю, они подорвут финансовую систему страны. И будем, как в революцию, миллионами расплачиваться. – Теперь куда? – спросил дедок, когда мы закончили с обыском. – У нас несколько дней посидите. А потом в Ленинград. – В монетный двор? – хмыкнул гравер. – Пока в НКВД. – Тоже сурьезная организация. Он встал и прихватил лежавшую в буфете котомку, где были самые необходимые вещи для пребывания в заключении. Пояснил: – Уж лет сорок всегда под рукой котомку со всем необходимым держу. – Это как у нас тревожный чемодан на случай войны, – хмыкнул Александров. – Так у настоящего художника жизнь такая непредсказуемая. Вся наша жизнь – война… Глава 14 На моем столе лежали свежие газеты. Утренний ритуал просмотра. Что стряслось за сутки? «Сталинский день железнодорожников»… «Подготовка англо-германских переговоров»… «Наглый выпад Польши против Чехословакии. Польский посланник в Праге вручил ноту Чехословацкому правительству, в которой выражается неудовлетворение мерами, принимаемыми чешскими властями против коммунистической партии». А вот это интереснее. «Провокации японской военщины. Севернее озера Хасан два японско-маньчжурских отряда перешли советскую границу и попытались овладеть важной тактической высотой. В результате решительных мер провокаторы оттеснены с нашей территории. С обеих сторон имеются жертвы». Вот как! Война уже даже не стучится, а сапогом колотит в наши двери. Я провел короткое утреннее совещание. После него начальник ЭКО попросил принять его оперативника по делу о фальшивомонетчестве. – Пусть заходит, – согласился я. Вскоре появился Саша Александров и с порога азартно сообщил: – Гравер просится на встречу с руководством Управления. Говорит, у него что-то важное. – Ну что, уважим старика? – Уважим. Я отдал распоряжение начальнику внутренней тюрьмы. И вскоре деда завели под конвоем в мой кабинет. Он не унывал. Степенно поздоровался и уселся на стул. Я ждал, что он примется выторговывать себе послабления, сдавая подельников. Но он чинно заявил: – Приятно было работать с вами. – С нами? – недоуменно переспросил я. – Это с НКВД? – С вашей властью. Облигации у вас красивые, с художественным подходом. Но имеют явные дефекты в защите от подделок.