Если это небольшое несоответствие требовало какого-либо комментария, Клик ничего не сделал; просто взглянул на жалюзи и снова отвел взгляд, продолжая осматривать книги и вазы с цветами и бесцельно блуждая по комнате. Внезапно он сделал необычную вещь, которая была очень важна для мистера Нэркома, который так хорошо знал «знаки» друга. Скитания по комнате привело Клика за спину занятого делом мастера, который как раз в этот момент наполовину повернулся и протянул руку, чтобы взять упавший на пол инструмент, и его запястье немного высовывалось за манжетой его рабочей блузы. Нэрком увидел быстрое движение взгляда Клика в направлении этой руки, затем быстрое движение взгляда к лицу мужчины и снова туда и назад. Суперинтендант знал, что будет, когда его великий союзник начал поглаживать свои карманы и копаться в них, как будто пытаясь что-то найти. – Мне не везет! – сообщил Клик, нетерпеливо дергая головой. – Ни единой сигареты, мистер Нэрком; а я резко глупею, если не могу покурить, когда пытаюсь думать. Не затруднит принести мне пачку? Вот! – он нацарапал что-то на листе из блокнота и протянул суперинтенданту. – Это марка, которая мне нравится. Не стоит приносить мне другие. Принеси, ладно? Будь другом. Нэрком не ответил, а просто вышел из комнаты со скомканной запиской в кулаке и спустился вниз так быстро, как только мог. О том, что он делал дальше, расскажем потом. Пока достаточно будет сказать, что если бы кто-нибудь посмотрел через восемь или десять минут, Нэрком стоял на улице в переулке, у окна дома в котором миссис Шерман и ее дочь все еще сидели с шитьем. Между тем Клик, похоже, вовсе забыл о том, что было главной причиной его присутствия в этом месте и увлекся созерцанием создания сцены и задавал старому итальянцу бесконечные вопросы относительно того, чем он занимался. – Ого! Вы же не хотите сказать мне, что сами делаете все, от начала до конца, – моделируете фигуры, группируете их, рисуете задник и все такое? – протянул с удивлением сыщик. – Вы делаете это? Мой бог! Но это же чудо! Этот задник – один из лучших, которые я когда-либо видел. И фигуры! Я мог бы поклясться, что этот парень, со шпагой в руке, живой, если бы я не знал истины. И что касается этого мертвого парня здесь, на переднем плане, над которым вы работаете он чудо. Чем вы создаете удивительные фигуры? Или вы их вообще не создаете? – Синьор, все они чучела. Есть плетеный каркас, покрытый холстом, а внутри хлопковые отходы, старая бумага, солома. – Вы не шутите! Ну, я в восторге! Ничего, кроме отходов и соломы? И он, этот парень там – сипай с пистолетом в руках… Господи! Черт! Надеюсь, я ничего не испортил! Ибо, наклонившись, чтобы указать на фигуру сипая, Клик запнулся о край низкой платформы, потерял равновесие и растянулся так неловко, что упал на композицию, задев рукой мертвого солдата. К счастью, однако, ни одна фигура не была сброшена, и даже «мертвый солдат» выдержал удар необычайно хорошо, даже без вмятины, хотя Клик упал почти прямо на фигуру, и его ладонь ударила по груди. – Нет! Нет! Нет! – воскликнул итальянец с сердитым нетерпением. – Осторожнее, синьор! Бык в посудной лавке менее опасен!.. И он повернулся спиной к Клику, хотя тот был обильным в своих извинениях и выглядел предельно опечаленным. Однако через некоторое время он сменил линию поведения, когда заметил мистера Нэркома в доме через проход. – Дело вот в чем: во всем виноваты эти световые блики, – воскликнул детектив. – Тело может наткнуться на что-либо, когда свет таким образом проникает в это место. Нужна тень! Он молниеносно пересек комнату и, потянувшись вверх, внезапно дернул вниз жалюзи. Но прежде, чем Трент или итальянец могли возразить против такого вмешательства, Клик, казалось, сам осознал, что скандал не решит проблемы, и, отпустив жалюзи, позволил пружине вернуть их на место. Проделав эти странные манипуляции, он заявил: – Стало хуже! Делает это благословенное место слишком темным; так что в конце концов виноват не свет. – Мне следовало подумать, что даже дурак мог бы понять это! – почти заорал мастер. – Света и так мало, дурак. Уже почти сумерки! И, словно в отвращении, слишком сильном для слов, он резко выдохнул и, повернувшись лицом к композиции, снова вернулся к своей работе над сценой. Клик не ответил. Трент тоже. К этому времени даже он начал думать, что счастливая случайность больше, чем разум, причина многочисленных успешных расследований этого легендарного человека; что он на самом деле был не более чем везучим дураком; и, после еще десяти минут мирения с его сумасшедшими методами, Трент уже решил обратиться к Нэркому, чтобы тот передал дело другому сыщику, когда случился феерический финал в лучшем стиле Клика. Все, что Трент потом мог ясно вспомнить – это внезапный звук грохочущих шагов на лестнице. Дверь перегородки внезапно распахнулась, чтобы впустить мистера Маверика Нэркома, за которым бежали два или три испуганных работника фирмы. Суперинтендант закричал: – Давайте, давайте! Помещение наполнил дикий грохот падающих фигур, рычание, вопли, крик, и когда Трент повернулся лицом к композиции Лакхнау, среди сваленных в кучу упавших пейзажей и разбитых восковых фигур, в середине руин, лежал на спине «синьор», а его руки были скованы стальными наручниками. Над ним возвышался Клик и, опустив колено на грудь мастера, с выражением ярости в глазах ревел: – Сними это, тварь! Снимай, скотина! Твоя игра окончена! И тут же мистер Трент был шокирован еще сильнее. Вдруг он увидел, как Клик срывает парик с головы мужчины, обнажив белую линию, показывающую место, где когда-то соединительная паста встретила жирную краску, которой было окрашено лицо самозванца, и услышал, как Клик сказал, отшвырнув парик: – Из ваших собственных запасов сценического реквизита, мистер Трент… Реквизит одолжили без вашего согласия, но я вам его возвращаю. – Господи, ну объясните мне, – пробормотал Трент в полном недоумении, – в чем смысл всего этого? Кто этот человек, поскольку ясно, что он не Лоти? – Очень хороший актер в свое время, мистер Трент. Его зовут Джеймс Колливер, – ответил Клик. – Я пришел сюда, убежденный, что Лоти убил его. Теперь я знаю, что это он убил Лоти, и что к этому преступлению он добавил еще более отвратительное, убив собственного сына! – Это ложь! Это ложь! Я не делал этого! Я не делал! Я никогда не видел мальчика! – с ужасом закричал Колливер. – Я никогда никого не убивал. Лоти продался мне! Лоти вернулся во Францию. Я заложил драгоценности, чтобы получить деньги, чтобы заплатить ему за проезд. – Нет, ты нагло и неумело врешь, друг мой, – объявил Клик. – Ты выполнил эту операцию, чтобы заткнуть рот Феликсу Мерчисону – единственному человеку, который мог поклясться и поклялся, что Джеймс Колливер никогда не покидал это здание в день его исчезновения, и кто, вероятно, сказал бы больше, если бы ты не потратил время, чтобы заткнуть ему рот. Мы с тобой знаем, мой друг, что Лоти был последним человеком на этой земле, с которым ты мог договориться о чем угодно. Он публично заявил, что убьет тебя, и он сдержал бы свое слово, если бы ты не оказался проворнее и не убил его. Ты украл его жену, и ты никогда не был настолько мужчиной, чтобы жениться на ней, хотя она родила тебе сына и цеплялась за тебя до конца своих дней, бедняжка! Ты убил Лоти и убил собственного сына. Без сомнения, ему лучше быть мертвым и уйти, а не жить с клеймом детоубийцы… Нет сомнений в том, что когда он пришел сюда вчера, чтобы встретиться с Джузеппе Лоти, он увидел то, что я увидел сегодня, и узнал тебя так же, как я узнал, – шрам на запястье, который был одной из твоих особых примет. Мне сообщили о нем, когда меня отправили охотиться на тебя! И ты убил его, чтобы закрыть рот. – Я не убивал! Я не убивал! – скулил Колливер. – Я никогда его не видел. Его здесь не было. Женщины в доме через дорогу клянутся, что видели пустую комнату. – Не сейчас! – ухмыльнулся Клик. – Я убедил их в обратном. Мистер Трент, позвольте паре ваших людей прийти сюда и забрать это животное, пожалуйста, и я вам покажу. Это верно. Держите скотину покрепче и не дайте ему ускользнуть. Крепко держите? Хорошо! Итак, мистер Джеймс Колливер, то, что увидели эти обманутые женщины, – эта маленькая уловка, которая заставит Джека Потрошителя почувствовать себя недотепой. Говоря это, Клик стремительно подошел к длинным жалюзи, вытянул их на всю длину, затем гаечным ключом полностью оторвал от ролика и развернул, чтобы находящиеся внутри могли теперь видеть внешнюю сторону. На нх было нарисовано прекрасное изображение интерьера стеклянной комнаты, даже маленького столика, на котором стояла ваза с розами, которая на самом деле стояла в дальнем конце этой комнаты. – Отличная идея, Колливер, и хорошая картина, – сказал он. – Это обмануло меня один раз – в августе прошлого года – так же, как вчера миссис Шерман и ее дочь. Тень от кружевных занавесок, падающих на картину, создавала эффект «перспективы», необходимый для совершенства иллюзии и предотвращения обнаружения обмана. Что касается мальчика – осторожно, ребята, сохраняйте спокойствие, держитесь! Не позволяйте никому заставить вас наступить на этого «мертвого солдата». Под толстым слоем воска спрятано человеческое тело – тело мальчика! Эй! Вышел из равновесия, а, понял, что игра полностью проиграна? Колливер с ужасным криком внезапно рухнул и начал кататься по полу с визгом и скуля. – Они трусливы как суслики, эти убийцы и грабители, когда их загоняют в угол. Мистер Трент, объясните все мисс Лару как можно мягче. Она сильно пострадала, бедняжка, и это обязательно будет для нее шоком. Она не знает, что женщина, которую он называл своей женой, никогда не была его женой. Она не знает о Лоти и его угрозе. Если бы она это знала, она бы сказала мне, и я мог бы пойти по следу в первом случае, вместо того чтобы ждать почти год и позволить этому выродку погубить ребенка. Он остановился и поднял руку. Все это время Колливер ни на миг не переставал скулить и кричать; но не его крики вызвали этот жест Клика. Кто-то мчался по лестнице и откуда – то доносилось гудящее многоголосье. Дверь стеклянной комнаты резко распахнулась, и заглянул главный бухгалтер, за ним толпа клерков. – Мистер Трент, сэр, в чем дело? Кто-нибудь пострадал? Я никогда не слышал таких криков. Вся улица всполошилась, и у двери собирается толпа. Клик оставил младшего партнера, чтобы объяснить ситуацию, шагнул в сторону стеклянной комнаты, посмотрел вниз и увидел, что утверждение было вполне правдивым, и – резко отступил назад. – Нам придется отложить перевозку арестованного до наступления темноты, мистер Нэрком, – сказал он безмятежно. – И с разрешения мистера Трента мы воспользуемся дверью, ведущей в переулок сзади, когда придет время. Бухгалтер! – Да, сэр? – Вы можете объяснить дежурному констеблю – если он придет поинтересоваться, в чем причина беспорядка, – что Скотланд-Ярд провел задержание, а суперинтендант Нэрком находится на месте преступления. Это все, спасибо. Вы можете закрыть дверь и увести своих коллег… Ну и дела!.. Мистер Трент, наш арестованный, похоже, окончательно спятил. Видимо, испуг повредил его мозг. Давайте воспользуемся перерывом в его воплях. Вы, конечно, захотите услышать, как я напал на след этого человека и какие подсказки привели к раскрытию дела. Ну, любопытство должно быть вознаграждено. Садитесь, и пока мы ждем наступления темноты, я все подробно объясню… Глава XXXVIII ПРЕСТУПНИК, КОТОРЫЙ ТЕПЕРЬ погрузился в состояние транса, бессвязно что-то бормотал, уткнувшись лицом в пол среди обломков композиции, вертя головой из стороны в сторону, сжимая и разжимая руки в наручниках. Трент отвернулся от этого зрелища с омерзением, поставил три кресла в противоположном конце комнаты, упал в одно и нетерпеливо уставился на Клика. – В первую очередь расскажите мне, как вы разгадали тайну исчезновения мальчика? – спросил он. – Для меня это похоже на волшебство. Как вы об этом узнали, мистер Клик? – Никак, пока я не услышал о двух женщинах, которые, глядя в эту комнату, видели вазу с розовыми розами, стоящую на столике в центре комнаты, – ответил он. – Видите ли, даже в старые времена, когда я имел дело с другим делом и искал ключ к исчезновению Колливера, никто никогда не упоминал мне имя Лоти. Я, конечно, знал, что вы делаете здесь восковые фигуры, но до полудня никогда не слышал, что Лоти был тем человеком, который был нанят для их создания. Я также знал о существовании стеклянной комнаты и ее расположении, но осматривал ее только снаружи… Это произошло следующим образом: незадолго до того, как мисс Лару закрыла дело о исчезновении Джеймса Колливера, я получил первый фактический ключ к его передвижениям после того, как он оставил старшего мистера Трента и вышел из офиса… Первая подсказка была получена от портье, Феликса Мерчисона. Моя осторожная «накачка» позволила выяснить, что когда Джеймс Колливер вышел из кабинета и спросил у Мерчисона дорогу в цех, который был тем местом, где они делали восковые фигуры, так как он слышал, что они делали голову мисс Лару для использования в сцене казни Екатерины Говард, и он хотел бы взглянуть на нее. Мерчисон сказал, что он сказал ему, что фигуры делают в стеклянной комнате на крыше дома, и указал ему, как добраться до туда. Негодяй поднялся по лестнице, и это был последний раз, когда его видели… Естественно, когда я услышал, то подумал, что надо посмотреть снаружи здания, чтобы выяснить, есть ли какое-либо отверстие, дверь или окно, с помощью которого можно покинуть верхний этаж, не спускаясь по главной лестнице. Это побудило меня попросить разрешения у людей в доме через проход, чтобы они показали вид из из боковых окон, и оттуда я впервые увидел стеклянную комнату. То, что я увидел, было именно тем, что вчера увидела миссис Шерман и ее дочь, а именно той комнатой с занавесками и перегородками со столом в центре и вазой с розовыми розами на ней… Нужно ли мне говорить, что, когда я услышал о тех женщинах, которые видели комнату, которая была сильно засорена за несколько минут до того, как внезапно превратилась в опрятную комнату со столом и вазой с розами, стоящей посреди нее, хотя никто не приходил прибираться, я сразу вспомнил свой собственный опыт и заподозрил жалюзи с картинкой? Когда я вошел сегодня в эту комнату и увидел своеобразное положение этих жалюзи, я почти убедился, что прав, и послал мистера Нэркома в дом через дорогу, чтобы проверить гипотезу. Вот почему я опустил жалюзи. Почему я споткнулся и чуть не упал на сцену? Потому что у меня возникло страшное подозрение, когда я заметил, насколько ужасно толстыми были шея, руки и лодыжки этого «мертвого солдата»; и я хотел проверить истинность или ложность утверждения о «соломенной начинке» с помощью фактического прикосновения, поскольку сам я был уверен, что присутствие всех этих душистых цветов предназначалось для того, чтобы скрыть менее приятные запахи, если жаркая погода вызовет разложение, прежде чем преступник сможет избавиться от тела. Не думаю, что он когда-либо был настолько безумен, что намеревался оставить эту «скульптуру» частью композиции. Мне кажется, он нашел бы оправдание, чтобы каким-то образом выбросить эту фигуру и полностью покончить с этим, как, без сомнения, он сделал с телом Лоти… Что, мистер Нэрком? Нет, я не думаю, что Мерчисон действительно участвовал в преступлении или знал личность этого человека. Мне кажется, он, должно быть, подошел, чтобы сказать поддельному Лоти, что он знал, что Джеймс Колливер вошел в ту стеклянную комнату и никогда не выходил из нее, и Колливеру, конечно, пришлось закрыть ему рот, выкупая его и высылая из страны. Вот почему он еще раз сменил облик и заложил драгоценности. Он должен был как-то достать деньги. Что касается остальных, думаю, что, когда Колливер поднялся в комнату, чтобы увидеть эту восковую голову, и Лоти увидел его, старый итальянец прыгнул на него, как безумный тигр; и, видя, что или жизнь Лоти, или его собственная, Колливер задушил его. Когда это было сделано, возникла необходимость избавления от тела… Вот и все, как я думаю, мистер Нэрком; так что можно ставить на дело Колливера штамп «раскрыто». ТРИ ЧАСА ТЕРПЕЛИВОГО ожидания прошли. Наступили сумерки, улицы стихли, если не считать слабого гула жизни, порожденного человеческим муравейником, и наконец настало время действовать. Клик встал и надел шляпу. – Думаю, мы можем отважиться вывезти нашего арестованного сейчас, мистер Нэрком, – начал Клик. – И если ты заставишь Леннарда подогнать лимузин к горловине этого узкого переулка… – Он уже там, дорогой дружище. Я разместил Леннарда там, когда я ходил, чтобы разобраться в этом деле с нарисованным жалюзи. Это показалось мне наименее заметным местом. – Отлично! Затем, если ты побежишь вперед и откроешь мне дверь, и все будет готово, чтобы мы могли уйти, пусть мистер Трент позволит одному из этих хороших парней принести шляпу, а я займусь этим животным. – Вот шляпа, сэр, которая сработает для маскировки и сэкономит время, – предложил один из людей Трента, поднимая шляпу кавалериста с обломков разрушенной композиции. Он отряхнул ее, похлопав по бедру. – Не думаю, что этот негодяй будет сильно сопротивляться, сэр. Он, кажется, совсем уже овощ, но если вы хотите, чтобы я и мой друг помогли… – Нет, спасибо. Мне кажется, я смогу управлять им сам, – спокойно сказал Клик. – Поднимите его, пожалуйста. Вот! А теперь, мистер Нэрком, иди… Я следом. Нэрком выскочил без промедления, и через две минуты выскользнул через заднюю дверь здания с Кликом и бормочущим, не оказывающим сопротивления арестованным. А еще через полминуты все стремительно изменилось. Нэрком уже открывал дверь машины, ожидая Клика с арестантом, как вдруг раздались трель собачьего свистка, крики и гомон. Толпа апашей выскочила из какого-то укрытия, пробежав мимо него, направилась вниз по узкому переулку, крича «Ла-ла-ла-лой!» – таков был их боевой клич! Слепая ярость Нэркома была невыносима, он не мог сделать ничего, так как у него не было ни оружия, ни силы для того, чтобы броситься в драку, но ноги сами уже несли его к водовороту тел, мельтешенью кулаков, вихрю дикой ярости. – Назад, Клик! Вернись, ради всего святого! – кричал Нэрком, охваченный паническим страхом и тревогой. Затем, размахивая руками и ногами, пробился сквозь толпу, выскочил из нее и бросился к фигуре в кавалерийской шляпе, которая появилась из темного дверного проема здания «Трент и сын». Фигура застыла, распластавшись у стены. А потом Нэрком – это был не кто иной, как суперинтендант, – развернулся, раскинул руки, пытаясь закрыть друга собой. – Нападайте на меня, проклятые дьяволы! На меня, а не на него! Не на него, черт возьми! Черт тебя подери! Черт бы тебя побрал! – кричал он хриплым голосом. Толпа яростно нахлынула, разлилась вокруг, пронеслась мимо него. Прозвучал громкий выстрел; вспышка света вспыхнула на кавалерийской шляпе; душный запах пикриновой кислоты наполнил воздух, и, схватившись за горло, человек соскользнул по стене и упал у ног суперинтенданта мятой кучей, которой никогда в этом мире не суждено подняться. – Убит! Убит! – кричал и стенал Нэрком, слегка пошатываясь, когда толпа унеслась и исчезла за углом улицы. – Боже мой! После всех моих забот; после всей моей любви к нему! Убит как собака. Клик! Клик! Мой дорогой друг – самый лучший друг – величайший детективный гений эпохи! И затем, вытирая рукавом глаза, издал странный задыхающийся звук, потому что из темноты открытой двери донесся голос, который тихо сказал: – Это лучший комплимент, который кто-либо и когда-либо делал мне за всю жизнь, мистер Нэрком. Не беспокойся обо мне, дорогой друг; я все еще жив… Апаши избавили лондонского палача от утренней работы. Колливер расстался с жизнью навсегда; и пусть Бог помилует его душу! – Отлично! – мистер Нэрком едва узнал свой собственный голос в восторженном крике. – Черт, дорогой мой, это ты? – Чтобы убедиться, заходи сюда, если сомневаешься. Иди скорей. На подходе толпа совсем иного рода. Выстрел всколыхнул окрестности… А мне хватит одной толпы за один вечер, спасибо.