В последний раз она видела Маркуса Кармайкла в ноябре 1981 года, очень темной и холодной ночью у моста Ламбет; вода в Темзе стояла низко, и пар от нее клубился в морозном воздухе. Они прибыли туда группой, по одному человеку каждой специальности, с Элизабет во главе. Приехали в белом фургоне «Форд-Транзит», облезлом снаружи и, судя по надписи, принадлежавшем фирме «Г. Проктор: окна, водостоки, любые работы»; однако внутри фургон блестел и был битком набит разными кнопками и экранами. Молодой констебль натянул сигнальную ленту вокруг участка береговой полосы и набережной Альберта. Элизабет и ее команда, рискуя жизнью, спустились по скользким замшелым ступеням. Отлив оставил на берегу труп — почти в сидячем положении, он был прислонен к ближайшей каменной опоре моста. Элизабет проследила, чтобы необходимые процедуры провели по всей форме. Один из членов ее группы осмотрел одежду и обшарил карманы толстого пальто, фотограф — молодая женщина из Хайгейта — сделала снимки, а врач констатировал смерть. Очевидно, покойник спрыгнул в Темзу выше по течению. Или его столкнули. Решать как и что — дело коронера. Все будет зафиксировано в докладе и передано кому следует, а Элизабет просто поставит подпись внизу листа. Чисто и аккуратно. Обратный путь по скользким ступеням с трупом на армейских носилках занял некоторое время. Молодой констебль, взволнованный тем, что его пригласили на осмотр тела, упал и сломал лодыжку. Только этого им не хватало. Ему объяснили, что пока не смогут вызвать скорую, и он принял это вполне достойно. Через несколько месяцев констебль получил непредвиденное повышение по службе, так что страдал не так уж долго. Наконец ее маленький отряд добрался до набережной и загрузил труп в белый фургон «любые работы». Все разошлись, за исключением Элизабет и врача, которые отправились сопроводить тело до хэмпширского морга. Она прежде не работала с этим врачом: грузный, краснолицый, с сединой в темных усах — в целом довольно интересный человек. Запоминающийся. Пока доктор не задремал, они поговорили об эвтаназии и крикете. Ибрагим жестикулирует бокалом. — Боюсь, я вообще не рекомендовал бы вам заводить собаку, Джойс, ни маленькую, ни среднюю, ни большую. В вашем-то возрасте. — Ну начинается, — вставляет Рон. — Средняя собака, — рассуждает Ибрагим, — вроде терьера или, к примеру, джек-рассела, живет около четырнадцати лет. — Кто это тебе сказал? — спрашивает Рон. — Это мне сказали в клубе собаководства, так что все вопросы к ним, Рон. У тебя есть к ним вопросы? — Нет, мне хватает тебя. — Так вот, Джойс, — продолжает Ибрагим. — Вам семьдесят семь? — В следующем году будет семьдесят восемь, — кивает Джойс. — Само собой, — соглашается Ибрагим. — Итак, давайте посмотрим, какова ожидаемая продолжительность жизни для человека семидесяти семи лет. — О да! — радуется Джойс. — Я очень люблю такие вещи. Как-то раз на причале мне погадали на Таро. Гадалка пообещала, что я разбогатею. — В частности, мы должны определить, каковы ваши шансы прожить дольше, чем живет собака среднего размера. — Не понимаю, почему ты так и не женился, старина, — обращается к Ибрагиму Рон, доставая из стоящего на столе кулера белое вино. — С твоим-то красноречием! Кому добавить? — Спасибо, Рон, — говорит Джойс. — Лей до краев, чтобы не пришлось доливать. Ибрагим продолжает: — Имеется пятьдесят один процент вероятности, что семидесятисемилетняя женщина проживет еще пятнадцать лет. — Славно, — отзывается Джойс. — Кстати, я так и не разбогатела. — Итак, если вы сейчас возьмете собаку, Джойс, переживете ли вы ее? Вот в чем вопрос. — Я чисто назло пережил бы, — заявляет Рон. — Мы с ней сидели бы по углам и таращились бы друг на друга: чья возьмет. Я не уступил бы. Это как в семьдесят восьмом на переговорах с Британской автомобилестроительной компанией. Когда один из них первым вышел отлить, я понял, что мы их сделаем. — Рон глотнул вина. — Никогда не уходи в туалет первым. Хоть узлом завяжись, но с места не двигайся. — Посмотрим правде в глаза, Джойс, — продолжает Ибрагим. — Может, да, а может, и нет. Пятьдесят один процент. Все равно что монетку подкинуть, и, по моему мнению, так рисковать не стоит. Человек не должен умирать раньше своей собаки. — Это что, древнеегипетская поговорка или наставление старого психотерапевта? — интересуется Джойс. — Или вы только что это придумали? Ибрагим снова чокается с Джойс бокалом, давая понять, что с мудростями еще не закончил. — Умирать надо раньше детей, потому что их мы научили жить без нас. Но нельзя умирать раньше собаки. Ее мы учим жить с нами. — Ну спасибо, Ибрагим, вы дали мне пищу для размышлений, — говорит Джойс. — Хотя звучит это все несколько бездушно. Как тебе кажется, Элизабет? Элизабет ее слышит, но мысленно она все еще едет в белом фургоне с трупом и усатым доктором. Это не единственный подобный случай в карьере Элизабет, однако достаточно необычный, чтобы запомниться: всякий, кто знал Маркуса Кармайкла, с этим согласился бы. — А ты сломай систему Ибрагима, — советует она. — Возьми старую собаку. И вот опять Кармайкл, столько лет спустя. Что ему надо? Дружеская беседа? Уютный вечер воспоминаний у зажженного камина? Кто знает. Счет подает новая официантка. Зовут ее Поппи, на запястье у нее вытатуирована маргаритка. Поппи работает в ресторане уже две недели, но пока показывает не лучшие результаты. — Вы принесли нам счет двенадцатого стола, Поппи, — замечает Рон. Поппи кивает: — Ой, да… вот я дурочка… А это какой? — Пятнадцатый, — отвечает Рон. — Это можно узнать по большому номеру «пятнадцать» на свече. — Извините, — смущается Поппи. — Всего-то и нужно запомнить, что гости будут есть, принести им заказы, и еще номера… Рано или поздно я с этим разберусь. Она уходит обратно на кухню. — Очень дружелюбная девушка, — говорит Ибрагим, — но для этой роли она плохо подходит. — Зато у нее прекрасный маникюр, — вставляет Джойс. — Безупречный. Верно ведь, безупречный, Элизабет? — Безупречный, — кивает Элизабет. И это не единственное, что она заметила у Поппи, которая появилась здесь невесть откуда со своим маникюром и незнанием дела. Но сейчас у Элизабет на уме другое, поэтому загадка Поппи подождет до другого раза. Элизабет повторяет в уме текст письма: «…Помнишь ли ты меня?.. Сколько воды утекло под тем мостом…» Помнит ли Элизабет Маркуса Кармайкла? Смешной вопрос! Мертвое тело Маркуса Кармайкла она нашла во время отлива под мостом через Темзу. Глухой ночью она помогала поднимать его по скользким ступеням. Она сидела в шаге от него в белом «Транзите» с рекламой службы мытья окон и чистки водостоков. Она сообщила о его смерти молодой жене и, отдавая дань приличиям, стояла у могилы на похоронах. Да, Элизабет очень хорошо помнит Маркуса Кармайкла. Однако пора вернуться в зал ресторана. По одному делу за раз. Элизабет тянется за белым вином. — Ибрагим, цифры не все решают. Рон, ты вполне можешь умереть раньше своей собаки — у мужчин ожидаемая продолжительность жизни гораздо меньше, чем у женщин, к тому же не забывай, что твой врач говорит о сахаре в крови! И, Джойс, мы обе понимаем, что ты уже решилась. Бери собаку из приюта. Она сейчас сидит где-то, такая одинокая, с большими грустными глазами, и ждет. Тебе не устоять. Да и нам всем будет веселей, так что тут и обсуждать нечего. С одним делом покончено. — А как насчет «Инстаграма»? — спрашивает Джойс. — Не знаю, что это за штука, так что решай сама, — отмахивается Элизабет и допивает вино. Приглашение от покойника? Пожалуй, она согласится! Глава 2 — Смотрели вчера «Антикварное шоу», — рассказывает главный инспектор Крис Хадсон, барабаня пальцами по рулю, — и когда вошла та женщина с кувшинами, твоя мама прислонилась к моему плечу и… Констебль Донна де Фрейтас бьется головой о приборную панель. — Крис, я умоляю! Буквально умоляю! Пожалуйста, хотя бы на десять минут перестань говорить о моей маме. Крис Хадсон считается наставником Донны, поддерживающим ее на непростом карьерном пути в следственный отдел, но вы ни за что об этом не догадались бы, видя, с какой непочтительной вольностью они общаются, и наблюдая за их дружбой, расцветшей с первой минуты после знакомства. Недавно Донна представила своего начальника Криса своей матушке Патрис. Она полагала, что они поладят. И действительно поладили — даже слишком, на ее взгляд. Прежде выезды с Крисом Хадсоном на слежку проходили веселее. Чипсы, подколки, сплетни о новом сержанте, который только что заступил на службу в Файрхэвене и случайно отправил фото своего пениса местному владельцу магазина, просившему у него совета насчет оконных решеток. Они смеялись, жевали чипсы и наводили порядок в мире. А сейчас? Сидят в Крисовом «Форде-Фокусе» поздним осенним вечером, не сводя глаз с гаража Конни Джонсон. Пищевой контейнер Криса наполнен оливками, морковными палочками и хумусом. Контейнер куплен ее мамой, хумус приготовлен ее мамой, морковка нарезана ее мамой. Когда Донна предложила купить «Кит-Кат», Крис выразительно посмотрел на нее и заявил: «Пустые калории!» Конни Джонсон — приветливая торговка наркотиками. Хотя в наши дни ее правильнее называть «оптовой поставщицей». В течение многих лет наркотики в здешней округе контролировали братья Антонио из Сент-Леонарда, но год назад они пропали, и опустевшую нишу заняла Конни Джонсон. Остается вопрос, занимается ли она кроме торговли еще и убийствами, но, так или иначе, это из-за нее они целую неделю просиживают в «Форде-Фокусе» и разглядывают в бинокль файрхэвенский гаражный участок. Крис несколько похудел, сделал хорошую стрижку и носит теперь кроссовки, приличествующие его возрасту, — все как давно советовала ему Донна. Она из кожи вон лезла, пытаясь его вдохновить, убедить, заставить заниматься собой. А лучшим стимулом для него оказался секс с ее мамой. Следует быть осторожнее в своих желаниях. Донна откидывается на спинку сиденья и надувает щеки. Она убить готова за «Кит-Кат». — Ладно-ладно, — говорит Крис. — Поиграем в «я вижу». Я вижу кое-что на букву «М».