— Не могу. — Почему? — Это щекотливый вопрос, придется к нему определенным образом подойти. — Каким еще таким образом? — Правильным. Лэмп нахмурился. — Хоги, мне все это не нравится. — Слушайте, если окажется, что это как-то связано с убийством, я вам первому расскажу. Поверьте, я не меньше вас хочу, чтобы убийца Санни был арестован. Мы пересекли Сансет по Беверли-драйв и проехали мимо вереницы огромных домов на крошечных участках. Бригада из муниципалитета подрезала высоченные пальмы на обочинах с подъемника высотой с пятиэтажный дом. Потрясающая работа — когда смотришь со стороны. — И потом, — добавил я, — кое-что я вам могу рассказать. Я вспомнил, когда сознание у меня прояснилось. — Что вы вспомнили? — Кто-то попытался Санни напугать в его день рождения. Оставил ему гадкий сюрприз в машине. Я рассказал Лэмпу про манекен с шапочкой и с пулевыми отверстиями. А потом и про все остальное — про фотографию, проткнутую кухонным ножом, про порванные пленки, про странное отсутствие реакции со стороны Санни и Вика. Про то, что в какой-то момент я подозревал во всем самого Санни, я говорить не стал. Когда я закончил, Лэмп покачал головой и сказал: — М-да, прямо мороз по коже. Как бы кошмары не замучили. — Спите с ночником. — Я и так с ним сплю, — улыбнулся Лэмп. — Интересная штука со всеми этими сувенирами, реквизитом, что ли, — вещами из его прошлого. Особенно если учесть, что все эти вещи уже давно никто не видел. Тот, кто за этим стоит, явно знает мистера Дэя много лет. — Он знал, кто это делает. — Почему вы так думаете? — Он испугался, но вас, полицейских, вмешивать не хотел. Он кого-то защищал. Правда, неизвестно, убил ли его тот человек, который пытался его напугать. — Думаете, это могут быть разные люди? Я не специалист, но мне кажется, что подкидывать втихаря замысловатые угрозы — это одно, а подойти к человеку вплотную и нажать на курок — совсем другое. Разные характеры. — Согласен, вы действительно не специалист. Это все звучит хорошо, но и суккоташ[55] звучит не хуже. — Суккоташ? — Ну вроде той старой теории, что люди, которые все время пытаются покончить с собой, на самом деле не хотят умирать. Типичный суккоташ. — И это, значит, суккоташ? Интересно, слышала ли моя бывшая жена такое словечко. — У меня таких дел сколько угодно — самоубийства после нескольких попыток. Если человек ищет смерти, то рано или поздно найдет. Я глянул на него, пытаясь понять, как после всего этого ему удается сохранять столь безмятежный вид. — Но информация хорошая, Хоги. Попробуем проверить. Спасибо. За мной должок. — Может, тогда отпустите Вика на похороны? Для него это очень важно. Лэмп поджал губы. — Не верите, что это Эрли, да? — Не верю. Санни был ему как отец. — Люди регулярно убивают своих отцов. Почти так же часто, как и матерей. — А вы как считаете, он виновен? — Не знаю, Хоги, честное слово. — А как насчет этой вашей теории? — Она мне все еще нравится. Но Эрли очень соблазнительный кандидат. Он тут, под рукой, и у него с головой не все в порядке. Очень легко повесить это дело на него. Амбициозный и недобросовестный полицейский так бы и поступил — измотал бы его и выбил признание. Стал бы героем. — Он усмехнулся. — Может, даже жирный контракт на книжку выбил бы. — Но вы же не из таких, правда, Лэмп? — Ну конечно нет. — Но вы, наверное, свое дело знаете, раз вам поручили такое резонансное дело. Он покраснел. — Ну, я добиваюсь результатов. Цирк начался уже за три квартала от дома Санни. Он разросся за это время — теперь тут крутилась не только пресса, но и любопытствующие, зеваки, люди, которым не терпелось проехать мимо дома жертвы. Я сразу вспомнил, что меня тошнит от людей. Лэмп подъехал к воротам и остановился. — Дальше без меня, — сказал он. — Что, вы не зайдете? — Не люблю лишний раз беспокоить людей, у которых горе. — А, так вы чуткий? — Делаю свое дело. — Это здорово, Лэмп. Ванда встретила меня в холле и обняла крепко-крепко — ребрам моим это не очень понравилось. Она обхватила мое лицо ладонями и сказала: — Я так рада, что ты тут, Хоги. Ванда выглядела спокойной и собранной. На ней было черное кашемировое вязаное платье и черные сапожки, на шее жемчужное ожерелье, волосы аккуратно расчесаны, глаза слегка подкрашены. Она взяла меня за руку и повела в гостиную. Из кабинета слышно было, как Хармон по телефону договаривается о похоронах Санни. — Я говорю, полированное красное дерево, жадный ты сукин сын, а не гребаное золото! Он до сих пор оставался агентом Санни, до сих пор приглядывал за его интересами, пусть смерть их и разлучила. Наверное, после сорока лет сложно просто взять и все бросить. Конни сидела на тахте в гостиной и смотрела на ручей. Вид у нее был бледный и потрясенный. Она резко постарела. Я сел рядом и сказал, что мне очень жаль. Она так и смотрела на ручей. Я почувствовал себя лишним и встал, собираясь уходить. — Он говорил мне, как много вы для него значили, Хоги. Ему повезло, что он вас встретил, — сказала Конни тихо. — Это мне повезло. Лулу так мне обрадовалась, что принялась радостно повизгивать, стонать и попыталась залезть ко мне в рубашку. Гостевой домик был в том же виде, в каком я его оставил. Сумки мои лежали на кровати. Я распаковал вещи, улегся и какое-то время слушал звон в собственных ушах. Потом включил телевизор. По одному из местных каналов крутили ретроспективу фильмов Санни. Я несколько минут посмотрел «Продавцов содовой» — одну из классических сцен, где Санни пытается разобраться, как работает блендер, и получает в лицо целую порцию солодового молока. В этом фильме он был так молод, так полон жизни и таланта, что казалось, будто он вот-вот сойдет с экрана в комнату. Я выключил телевизор и вернулся в дом. Следующие полтора дня я помогал чем мог. Я съездил к Конни и привез почту и сообщения, присланные ей домой. Я занимался кое-какими похоронными делами. Я подменял Хармона на телефоне. Репортеры крайне огорчились, поняв, кто отвечает на звонки. Они на все лады пытались вытянуть что-нибудь из меня — лестью, сочувствием, подкупом. Один даже сказал: «Ну же, Хог, ты один из нас, ты нам обязан». Но семья не хотела делать никаких заявлений, так что они ничего не добились. Санни похоронили на кладбище Хиллсайд Мемориал[56] недалеко от аэропорта в ясный безоблачный день — солнечный день, как написали все газеты, подчеркнув созвучие с именем Санни. Теперь он оказался в компании Эла Джолсона и прочих знаменитостей. Поминальную службу с закрытым гробом провели в молельне на территории кладбища. Санни как-то сказал мне, что уже пятьдесят лет не был в синагоге. А теперь он вернулся, и все пришли его проводить. Получились голливудские похороны по первому разряду. Синатра пришел. Хоуп. Бернс. Льюис. Мартин. Берл. Сэмми Дэвис-младший. Гейб Найт, конечно. Ширли Маклейн пришла. Грегори Пек. Дэнни Томас. Джеральд и Бетти Форд. Томми Ласорда[57]. И Вик Эрли тоже там был, в темно-синем костюме, в сопровождении полицейского. Перед службой я к нему подошел. — Привет, Хог, — негромко сказал он. Ему, похоже, сложно было сфокусировать взгляд. — Как у тебя дела, Вик? — Извини, что я на тебя набросился. На меня нашло. Не мог удержаться. — Да забудь.