— Отлично. Ну ладно, я, пожалуй, пойду. — Пора смотреть «Лесси»[54] и на боковую, да? Лэмп рассмеялся. — Мне нравится ваше чувство юмора. — Потом он откашлялся. — Слушайте, я лучше поставлю у вас за дверью человека. — Зачем? — На всякий случай. Возможно, его убил Эрли. Разозлился на что-нибудь, схватил пистолет из кабинета и застрелил босса. Но как знать? Есть же еще наша с вами теория. Если она верна, вы, возможно, в опасности. — Я же сказал вам, что ничего не знаю. — Ну, тот, кто застрелил Санни Дэя, может этого и не знать. Или терзаться сомнениями. — Он ободряюще улыбнулся. — Не беспокойтесь, Хоги, вы в надежных руках. Я еще никого не потерял. — Мне уже лучше. На самом деле у меня сильно кружилась голова. — До сих пор не могу поверить, что передо мной тот самый Стюарт Хог. Может… может, вы мне как-нибудь книжку подпишете? — С радостью. Он уже повернулся, чтобы уйти, и едва успел поймать меня, когда я все-таки потерял сознание. Вся ночь прошла между сном и бодрствованием, в полузабытьи. Один раз меня разбудила медсестра, чтобы дать таблетку, другой раз — врач, чтобы посветить мне в глаза фонариком. Рано утром, когда только начинало светать, я выпил немного сока, поел каши и продегустировал отвратительный больничный кофе. Головокружение немного отступило, но чувствовал я себя паршиво. Так паршиво, как бывает, когда теряешь друга и ощущаешь, что частично несешь за это ответственность. За прошедшие сутки я стал нарасхват. В «Энкуайрер» предложили мне пятьдесят тысяч долларов за рассказ о последних днях Санни. В «Стар» сказали, что дадут больше. Меня пригласили на передачу «Доброе утро, Америка», изъявив готовность прислать съемочную группу для записи в больничную палату. И на «Сегодня» тоже. И на «Шоу-бизнес сегодня вечером». Я снова стал популярен. Я был нужен всем, прямо как в дни моей славы. Но на этот раз я всем отказывал. Это сбивало их с толку. Они ничего не понимали. Им-то казалось, что мне привалила удача — вышедший в тираж писатель вдруг оказался связан с убийством звезды первой величины и получил шанс прилично заработать. Я бы тоже так считал, если бы смотрел на это дело со стороны. Но я был внутри. Я дозвонился респектабельному пожилому джентльмену, руководившему издательством. Разговаривал он не особенно респектабельно — его обуревала жадность. Он сообщил, что издательство планирует выпустить книгу Санни как можно скорее, собрав ее из порядка сотни страниц обработанных расшифровок, которые я успел сдать, и того, что я сумею выжать из оставшихся записей. Плюс фотографии и пространное послесловие от моего лица, описывающее обстоятельства смерти Санни и то, что случилось потом. После этого издатель смущенно откашлялся. У меня к вам один очень важный вопрос, молодой человек. — Нет, не сказал, — отозвался я. — Не сказал что? — Он не сказал мне, из-за чего они подрались в «Чейсенс». — Понятно. Очень жаль. Ну что ж, выясните, что сможете. Продолжайте брать интервью. Попробуйте повидаться с тем типом, которого они арестовали, с телохранителем. Вы же знакомы — вдруг он вам признается? И поддерживайте контакт с прессой в качестве эксперта. Это вам поможет, когда дело дойдет до рекламного турне книги. Но особо не распространяйтесь — нельзя же отдавать им наши сенсации. — Боюсь, вам придется найти кого-то другого. Я не собираюсь продолжать работу. — Но у вас же контракт. — Контракт у меня был с Санни. — Но… но мы же вели себя добросовестно. Мы о вас позаботились. — Я верну вам деньги за больницу. — Дело не в деньгах, молодой человек. — Правда? А в чем? — Книга все равно будет, с вами или без вас. Если ее не закончите вы, это сделает кто-то другой. Посторонний человек. Вы правда хотите, чтобы этот ваш проект закончился именно так? Не могу в это поверить. Оставайтесь в Лос-Анджелесе. Оставайтесь и закончите то, что начали. — Меня это не интересует. — Не могу в это поверить, — повторил он, похоже, искренне озадаченный. — Вы, наверное, не в себе. Это все травма. Подумайте еще, завтра поговорим. Я повесил трубку и позвонил Ванде. Чтобы добраться до нее, мне пришлось сначала иметь дело с главой собственного агентства — в доме Санни трубку теперь снимал Хармон Райт. Моим самочувствием он не поинтересовался. — Как ты там? — Ванда запыхалась, и голос ее опять напоминал голос той маленькой девочки на пляже. — Мутно. А ты? — Каждый раз, когда слышу шаги, поднимаю голову — кажется, он сейчас войдет в дверь. Наверное, я… просто не могу поверить в то, что случилось. Тут мама. И Хеши. Даже Гейб заехал на несколько минут. — Правда? — Он плакал, Хоги. Он сказал, что убийство Санни — это преступление против всех американцев. Они… полиция думает, может, это Вик. — Может быть. — И это после всего, что Санни для него сделал. — Вик просто один из подозреваемых, ничего еще точно не известно. — Тебя когда выпишут? Пришла медсестра, принесла еще таблеток. Я проглотил их, запив водой. — Наверное, завтра. Слушай, Ванда, я хотел тебе сказать, что я… извини, что я не попрощался. — Да неважно. Ты здесь, и это главное. С Лулу все в порядке, но она по тебе скучает. И я тоже. Возвращайся. — Они хотят, чтобы я закончил книгу. — И я тоже хочу. — И ты? — Ну да. Он бы этого хотел. И потом, если не ты, найдется какой-нибудь пройдоха. Тебе надо ее закончить, Хоги. — Допустим, я это сделаю. Все же выйдет наружу. «Чейсенс». Этот роман. Не смогу ничего пригладить, так уж я устроен. — И хорошо. — Но есть же еще твоя мать, надо о ней подумать. Это ее заденет, и… ладно, извини, что я об этом заговорил. Сейчас неподходящий момент. — Да нет, ничего страшного, — успокоила она меня. — Я все как следует обдумала, честно. Та драка папы с Гейбом — тридцать лет прошло. Это уже древняя история. По-моему, пора сказать правду. Хватит секретов. Хватит этих чертовых секретов. Именно это и причиняет людям боль — секреты, а не правда. — А что, если Конни с тобой не согласна? — Согласна. Я точно знаю. Закончи книгу, Хоги. Оставайся и закончи ее. Так хочет Ванда. Через два дня я снова въехал в гостевой домик — в ушах звон, на ребрах повязка, прямо-таки образец современного литнегра. В тот же день издатель объявил, что я закончу книгу Санни. Пресс-релиз издательства намекал на то, что я знаю нечто о разрыве Найта и Дэя, о чем публика до сих пор никогда не слышала. Лос-Анджелесские газеты раскрутили эту новость на всю катушку. В конце концов, больше в деле обсуждать пока было нечего, кроме того, что Вик все еще находится под наблюдением психиатров. «Лос-Анджелес тайме» даже опубликовала мою старую фотографию с обложки «Нашего семейного дела», ту, где я стою на крыше нью-йоркского особняка в футболке и кожаной куртке, весь такой чертовски уверенный в себе. Юный детектив Эмиль Лэмп подвез меня от больницы в своем служебном седане, таком же чистеньком, как он сам. Он крепко сжимал руль, держа руки строго в предписанном положении, и соблюдал все правила дорожного движения. — Я надеялся, вы будете со мной сотрудничать, Хоги, — сказал он. — Мне показалось, что мы с вами договорились. — Мы и договорились. — Тогда откуда вся эта игра на публику? Почему я узнаю о ваших планах из газет? — Это все издатель, я туг ни при чем. Я собирался вам сказать. — Правда? — В его голосе чувствовалось сомнение. — Правда-правда, — уверил я его. — Я все хорошенько обдумал и решил, что если я хочу защитить интересы Санни, то лучше остаться тут и закончить книгу. Мне нужна последняя глава, но пока ее у меня нет. — Понятно. — Еще я хочу помочь, чем смогу. — Ну да, ну да. Расскажите мне, что такое новое и неожиданное вы знаете, по мнению газет. — Они преувеличивают. У меня есть лишь одно предположение. — Поделитесь.