– Конечно, ничего! – прибавила мистрис Эйрикорт. – Право, Стелла, я не понимаю тебя. Отчего ты не хочешь повторить отцу Бенвелю то, что сказала мистеру Пенрозу? Ты доверяла мистеру Пенрозу, как другу. Я уверена, что ты так же можешь довериться отцу Бенвелю. Еще раз Ромейн попытался вставить слово, и еще раз отец Бенвель перебил его. – Могу я надеяться, – спросил патер с тонкой, немного иронической улыбкой, – что мистрис Ромейн согласна со своей матушкой? Несмотря на весь свой страх перед ним, Стелла не могла вынести приводивших ее в отчаяние тона и взгляда. Прежде чем она могла сдержать себя, необдуманные слова сорвались у нее с языка: – Я еще недостаточно знакома с вами, отец Бенвель, чтобы высказать свое мнение. После этого она взяла мать под руку и вышла с ней из комнаты. В ту же минуту Ромейн, дрожа от гнева, обратился к патеру. Отец Бенвель, смеясь выходке хозяйки, взял его за руку с намерением успокоить. – Пожалуйста, не волнуйтесь! – говорил патер. Но Ромейна невозможно было успокоить. Усилия, которые он так долго прилагал, чтобы сдержать себя, довели его гнев до невиданных размеров. – Я должен и хочу, наконец, говорить! – воскликнул он. – Отец Бенвель, дамы моего семейства непростительно злоупотребили уважением, на которое могут рассчитывать женщины. Нет слов, чтобы высказать, как мне совестно за случившееся. Я только могу рассчитывать на вашу сдержанность и терпение, прося принять мои извинения и выражение самого искреннего сожаления. – Ни слова больше, мистер Ромейн! Как милости ко мне, я прошу и умоляю вас не говорить об этом. Сядьте и успокойтесь! Но Ромейн не поддался дружеским уверениям в прощении. – Я уже не могу ожидать, что вы снова посетите меня! – воскликнул он. – Любезный сэр, я приду к вам, я увижусь с вами опять с величайшим удовольствием в тот день, когда вы мне назначите – чем раньше, тем лучше. А теперь посмеемся. Не следовало мне говорить с таким неуважением, но бедная мистрис Эйрикорт была забавнее, чем когда-либо. Я надеюсь увидеть нашего уважаемого архиепископа завтра и, конечно, расскажу ему, как добрая леди почувствовала себя оскорбленной, когда ее дочь-католичка предложила молиться за нее. Даже в Мольере не найдется ничего более комичного. А описание красного носа, двойного подбородка и всех недостатков этих ужасных папистов! Но, боже мой, вы все еще волнуетесь! Как бы я желал, чтобы вы обладали моим веселым нравом! Когда же мне прийти, чтобы передать вам, как понравился архиепископу рассказ матери о монахине? Он протянул руку с любезностью, против которой невозможно было устоять. Ромейн взял ее, но все продолжал извиняться. – Позвольте мне самому иметь честь посетить вас, – сказал он, – после случившегося я не в состоянии открыть вам свою душу настолько, насколько желал бы. Дня через два… – Лучше всего послезавтра, – гостеприимно предложил отец Бенвель. – Окажите мне большую милость. Прошу вас ко мне в шесть часов на кусочек баранины и стакан замечательно хорошего кларета – подарок одного из верующих. Вы согласны? Отлично. И обещайте мне не думать более об этой домашней комедийке. Обратите свои мысли на что-нибудь другое. Просмотрите «Воспоминания о папах» Виземана. Прощайте, да благословит вас Господь! Веселость паписта приятно удивила слугу, отворявшего дверь отцу Бенвелю. – А он славный малый, – объявил он своим товарищам, – дал мне полкроны и ушел, напевая про себя. VIII. Корреспонденция отца Бенвеля Секретарю общества Иисуса в Риме. 1 Имею честь уведомить вас, что ваше письмо получено мною. Вы пишете, что наши преподобные отцы недовольны, не получая более шести недель никакого известия от меня после моего донесения о том, как Ромейн обедал у меня. Мне это весьма прискорбно, но еще более прискорбно то, что они начали сомневаться в обращении Ромейна. Дайте мне еще неделю срока, и если виды на обращение за это время не улучшатся, то я признаю себя побежденным. А пока я преклоняюсь перед высшей мудростью и не решаюсь прибавить ни слова в свое оправдание. 2 Недельная отсрочка, данная мне, истекла. Я сообщаю об этом со смирением, но мне есть что сказать в свою пользу. Вчера мистер Луис Ромейн, владелец аббатства Венж, принят в лоно святой католической церкви. Прилагаю подробный отчет о церемонии, помещенный в одной из газет. Будьте столь добры уведомить меня по телеграфу, желают ли преподобные отцы, чтобы я продолжал начатое дело или нет? Часть пятая I. Открытие мистрис Эйрикорт Листья опали в садах Тен-Акр-Лоджа, и буйные ветры уныло возвещали о наступлении зимы. Непреодолимая скука господствует в доме. Ромейн постоянно уезжает в Лондон, вполне предавшись своим новым религиозным обязанностям под руководством отца Бенвеля. Книг и манускриптов не видно более в кабинете, несносно строгий порядок царствует в заброшенной комнате. Одни бумаги Ромейна сожжены, другие спрятаны в ящики и шкафы, история «О происхождении религии» заняла жалкое место среди других неоконченных литературных работ. Мистрис Эйрикорт, примирившись с зятем, время от времени навещает свою дочь, как бы принося этим жертву. Она беспрестанно зевает, читает бесчисленное множество романов и переписывается со своими друзьями. В длинные скучные вечера эта когда-то веселая женщина открыто сожалеет, что не родилась мужчиной и не обладает присущими мужскому полу наклонностями курить, пить и ругаться. Она представляла жалкое существо, и мало было надежды на улучшение. Стелла была очень благодарна матери, но ничто не могло убедить ее оставить Тен-Акр-Лодж и развлекаться в Лондоне. Мистрис Эйрикорт грустно ответила: – В моей дочери не осталось ни малейшей податливости. В одно пасмурное серое утро мать и дочь сидели у камина. – Где твой презренный муж? – спросила мистрис Эйрикорт, оторвавшись от книги. – Луис в городе, – ответила небрежно Стелла. – С Иудой Искариотским? Стелла была слишком озабочена, чтобы сразу понять намек. – Вы подразумеваете отца Бенвеля? – спросила она. – Не называй его по имени, моя дорогая, я нарочно перекрестила его так, чтобы избегать этого, даже его имя унижает меня. Как мог этот льстивый старый негодяй так обмануть меня при всем моем знании света! Он был так мил, симпатичен и составлял такой положительный контраст с тобой и твоим мужем, что я забыла все имеющиеся причины не доверять ему. Ах, мы, женщины, бедные создания – между собою мы можем признаться в этом. Как действуют на нас любезные манеры и приятный голос мужчины; многие ли из женщин смогут устоять? Даже Ромейн обманул меня, хотя этому еще способствовало его состояние, что, впрочем, в некоторой степени оправдывает и мою глупость. Теперь Стелле больше нечего делать, как ублажать его. Поступай так, как поступает этот отвратительный патер, положись на свою красоту, хотя теперь она уже не такая, какой я желала бы ее видеть, и весы перетянут на твою сторону. Известно тебе, когда возвратится новообращенный? Я слышала, как вчера он по случаю пятницы заказывал для себя рыбный стол. Ты присоединилась к нему за десертом после нечестивого мясного обеда. Что он говорил тебе? – То, что он уже не раз говорил мне, мама: нравственное спокойствие воротилось к нему благодаря отцу Бенвелю. Он был очень кроток и снисходителен, но так смотрел на меня, как будто жил в совершенно другом мире. Он сказал, что намерен провести неделю в какой-то обители. Я не спросила его, что это значит, как бы то ни было, но думаю, что он теперь там. – Ты помнишь, моя дорогая, что твоя сестра начала точно так же. Она предалась затворничеству. Мы увидим Ромейна с красным носом и двойным подбородком, и он нам предложит когда-нибудь помолиться за нас! Ты помнишь мою горничную, француженку, которой я отказала за то, что она плевалась, когда, бывало, разозлится, как кошка? Я начинаю думать, что жестоко обошлась с бедняжкой. Когда я слышу о Ромейне и его обителях, я сама почти готова плеваться. Однако будем продолжать чтение. Вот, возьми первый том, я закончила его читать. – Что это такое, мама? – Очень замечательное произведение, Стелла, при современном состоянии беллетристики в Англии: это роман с совершенно невероятными событиями. Попробуй почитай! Этот роман имеет и другое необычайное достоинство – он написан женщиной. Стелла послушно взяла первый том. Перелистывая его, она тоскливо опустила на колени этот удивительный роман. – Я не могу сосредоточиться на нем, – сказала она, – мой ум слишком занят моими собственными мыслями. – О Ромейне? – спросила мать. – Нет. Когда теперь я думаю о муже, я почти желаю иметь его веру в патеров и затворничество. Внутреннее убеждение говорит мне, мама, что настанут еще большие неприятности. Когда я была моложе, я не помню, чтобы меня мучили какие-либо предчувствия. Говорила я вам когда-нибудь прежде о предчувствиях? – Если бы ты сказала мне, душа моя, что-нибудь подобное когда бы то ни было, то я ответила бы тебе – извини, что я говорю прямо, – Стелла, твоя печень не в порядке, и обратилась бы к домашней аптечке, а теперь я только скажу тебе: прикажи заложить карету, поедем на утренний концерт, отобедаем в ресторане и закончим вечер в театре. Это оригинальное предложение положительно не произвело на Стеллу никакого действия, она была поглощена ходом собственных мыслей. – Я жалею, что не сказала об этом Луису, – рассеянно проговорила она. – Сказать ему? О чем, душа моя? – О том, что произошло у меня с Винтерфильдом. Поблекшие глаза мистрис Эйрикорт широко раскрылись от изумления. – Неужели ты действительно думаешь об этом? – спросила она. – В самом деле думаю. – Неужели ты так наивна, Стелла, и думаешь, что человек с характером Ромейна женился бы на тебе, если б ты сказала ему о твоем брюссельском браке? – Почему же нет?