-Нет. – Качнула я головой. - Я готова. Так была ли я готова? Да, я была готова к честному состязанию с другими студентками за корону и титул. Черт, да я рождена для подобного! Только вот к предательству я не подготовилась. ***** Я верила, что жизнь состоит из чёрных и белых полос. Преимущественно потому, что когда у меня все шло возмутительно хорошо, судьба изворачивалась и давала мне пинка под мою накаченную приседаниями попку. И вот что я скажу, сколько бы времени я не проводила в спортзале, получить такой пинок одинаково неприятно в любом теле. Конкурс талантов – последний этап сегодняшнего вечера. И я – последняя участница. После череды ярких номеров, мой, возможно, было не таким впечатляющим, как драки на сцене, но он был красивым. Я создала нечто красивое. Платье. И сказать, что я была взволнована фактом того, что мои руки смогли сотворить нечто прекрасное – ничего не сказать. Да, всего лишь платье. Подобно тому, как Александр способен брать чистое полотно, рисуя шедевр, я взяла ткань, и сделала из нее что-то близкое моему сердцу. И будь я проклята, если не вложила всю силу и душу. И вот, прямо сейчас я стояла на сцене в шикарном платье из шелка. Темно-алое, как венозная, лишенная кислорода кровь, оно струилось по моему телу до самого пола. Обнажало стройные ноги при каждом шаге. На тонких бретелях, с целомудренным декольте. Платье оставляло мою спину голой, и именно обнаженной спиной я стояла к зрителям. Потому что не могла отвести взгляд от экрана. Я смотрела на него и думала, что люди сейчас не видят, как красиво на мне сидит это чертово платье. Платье, что я смоделировала сама. Моя первая работа, которой я так гордилась. Как много я читала, делала ошибок, перевела тканей, чтобы создать его. Идеальное. Я так хотела показать его миру: зрителям, жюри и… его маме. Да. Мама Александра – Анастасия Зорина, что сидела в первом ряду у сцены. Она стала неожиданным членом жюри мероприятия, как именитый дизайнер и основатель бренда «Day-spring». А теперь она сможет увидеть лишь мою спину. Что ж, надеюсь, жюри оценят ее по достоинству. Потому что главного они не видят. Они не видят худобу моих рук, или тонкую талию. Ведь им показали другое, что-то более интересное. Перед ними выпотрошили ящик с моим грязным бельем. Снимки из моего прошлого. На них я совсем на себя не похожа. Толстая девчонка с длинными вьющимися волосами. И кричащая надпись: «Липосакция?» Какой бред. Как обидно. Не знаю, что происходило за моей спиной. Мои нервные окончания перестали работать. Меня парализовало в одном положении. Уши будто заполнились водой, в голове зашумело. Люди смеялись? Наверняка. Или шептались. Может, кричали что-то обидно? Вроде детей из моей школы. Что-нибудь глупое, незамысловатое… Лишенное оригинальности, но очень, очень обидное… Наверное, так и было. Только вот я этого не слышала. Не видела. Перед глазами были только эти чертовы снимки. Я же избавилась от них. Так откуда? Их просто не могло быть ни у кого, кроме разве что родственников. Я смотрела на фотокарточки, «приветы» из прошлого, до того момента, пока зрение не помутнело, покинув меня вслед за слухом. Может, я лишусь вообще всех органов чувств? Хорошо бы. Как здорово, должно быть, ничего не чувствовать. И чтобы в груди не пекло от обиды, а горло не сжималось, мешая дышать. Едва посторонние звуки стали вновь достигать меня, я выпрямила спину. И гордо, от бедра, пошла прочь со сцены. Кажется, кто-то крикнул моё имя. Кто-то знакомый, с беспокойством в голосе, но я не обернулась. И лишь после, зайдя за спасительные кулисы, я рванула дальше. Мимо удивленных людей, что не успели увидеть моего позора и теперь смотрели, как чертова «мисс» несется на своих каблуках по коридору. Я не знаю, почему прибежала в студию. Ноги сами меня принесли. Может, потому что она часто оставалась открытая. Или от того, что я стала проводить здесь много времени. Будто нашла свой уголок спокойствия в этом университете. Прислонившись к двери, я глубоко задышала. Так, как будто занимаясь спортом: вдох носом, выдох ртом. Спокойнее. В груди жгло, распирало, будто кто-то водил изнутри наждачной бумагой. По ребрам, сердцу, легким. Я прошла вглубь кабинета, не включая свет. Прямо к мольберту Саши, стоявшему дальше остальных. Мои пальцы дрожали, когда я взялась за чистую тонкую ткань, которой мой парень покрывал будущую картину. Прятал от посторонних глаз, будто это могло спасти от любопытных. Я осторожно потянула белую ткань вниз. Выдох не сорвался с моих губ, застряв где-то в горле плотным комком. Слезы, которые я так отчаянно не пускала на свободу, покатились градом. Какая красивая. Какая. Чертовски. Красивая. Девушка, с застывшей на губах полуулыбкой. И глазами цвета зелени, в которых будто застыл лес. Я смотрела на свой портрет, и мне захотелось его порвать. С криком, ревом. Ногтями, как дикому животному. Саша говорил, что это лишь черновой вариант. И я не скоро увижу настоящую картину, что он прячет в своей домашней студии. Тогда почему так прекрасно? Скрип двери и тихое: -Катя… Саша нашел меня. Конечно, он это сделал. Может я забежала сюда как раз потому, что знала, он найдет меня здесь? Я отошла от портрета к окну. Спешно провела руками по лицу. Вытерла слезы, понимая, что даже моя дорогущая косметика не спасет мой макияж от такого потопа.-Не подходи ко мне. – Попросила я. -Я люблю исполнять твои желания и капризы… Но это тот случай, когда я вынужден ослушаться. Прохладные руки легли на мои обнаженные плечи. Я поежилась. Не потому, что мне было неприятно, а наоборот… Моя кожа была липкая. Я взмокла, пока бежала, или пока стояла там под софитами и чужими взглядами… Я не хотела, чтобы Саша касался меня. Не хотела, чтобы он смотрел на меня, со следами подводки и затертым от соплей носом. Я отвратительна. Я всегда была отвратительна. И люди не хотят мне это прощать. Они не умеют забывать. Я повела плечом, но парень лишь скользнул руками по влажным рукам, ниже, к локтям. Мягко, но настойчиво поворачивая меня к себе. Я поддалась, не показывая лица. Утыкаясь в мужскую грудь. Окунаясь в знакомый запах. В любимое тепло. И это ощущение спокойствие заставило слезы вновь покатиться из глаз. Да что со мной не так… -Откуда они взяли эти снимки? Как это произошло? – Спросила я, не надеясь на ответ. Руки сильнее сжали меня в утешающих объятиях: -Я выясню. – Пообещал он, и я поверила. Только толку? Все уже произошло. -Я не делала липосакцию. – Зачем-то сказала я. Саша кивнул где-то над моей макушкой, ткнув меня подбородком: -Знаю. -Я уродина. – Выдохнула я, всхлипнув. – Может сейчас я красивая, но я останусь уродиной. Где-то глубоко внутри. И никакая косметика мне не поможет. Они все будут видеть меня… Такой. А я так долго… Так долго работала… Я… И мое платье, знаешь, ведь я так старалась, даже училась… И твоя мама… Я не понимала, что именно хочу сказать. -Шшш… – Касание губами виска, а затем щеки. Нежно, трепетно. – Ты прекрасна. Ты не должна стыдиться своего прошлого. Лишь гордиться тем, какой стала. -С помощью липосакции… – Буркнула я. Вновь захотелось втянуть голову в плечи. Я мечтала, бесконечно мечтала, что Саша, мой любимый Саша, увидит меня во всей красе. Как мне на голову наденут корону. Я хотела, чтобы он гордился мной. Ведь он такой… Талантливый. Лучший. А в итоге он увидел, как я сбегаю со сцены. -Если кто-то в это поверит – они придурки. И это характеризует лишь их, как узколобых ничтожеств. И никак не относится к тебе. - Заявил Зорин и, поразмыслив, добавил: - Посмотри на ситуацию с другой стороны: кто-то так сильно тебя ненавидит, завидует, что потратил свое время, чтобы сделать это. Должно быть, ты заставляешь человека испытывать сильные эмоции. -И что в этом хорошего? Я бы предпочла, чтобы он просто вызвал меня на дуэль. – Хмыкнула я, шмыгнув носом. -Для этого нужна смелость, чтобы высказываться в открытую. Лишь трусы способны действовать исподтишка. -Хорошо. – Я прижалась ухом к груди парня, сконцентрировавшись на мерном сердцебиении и его словах. – Значит, у меня есть тайный трусливый враг. И как меня должно это утешить? -Ты же любишь романы, Кать. Только у самых ярких и значимых персонажей есть враги, строящие им козни. Со статистами такого не происходит. Ты – главная героиня. Восхитительная. – Его пальцы гуляют по позвоночнику, обрисовывая косточки мягкими плавными движениями. – Исключительная. Совершенная. -Только ты так считаешь. – Попыталась я проворчать, но на губах уже замерла улыбка, вызванная его вкрадчивым шепотом. Я теснее прижалась к груди художника. -А тебе мало? – Его смешок скользнул в мои волосы.