– Лука Лукич, ну что же за дурацкая фамилия- Мясоедов, вы, кавалер из такой известной семьи… – Про ваше семейство тоже знаю. Семья Стабровых издавна на службе империи и государю. Сергей Петрович деликатно замолчал. Что тут скажешь? И так плохо, и так нехорошо…Впрочем, зародились некоторые мысли… – Так Щёголевы издавна нам служат, так Пётр Зиновьевич сам вызвался помочь в трудную минуту, и вслед Терентию Могиле и Григорию Вирашевскому уехал, поклялся их найти . И дело продолжалось не один год. Варшава, Санкт- Петербург, даже Баку, где только не был упорный Пётр Зиновьвич, земная ему благодарность, – и Лука перекрестился, – Он же из Москвы отписал, что встретил этих негодяев здесь. Я уж потом по его письму приехал. – И госпожа Шацкая следила за Терентием Могилой, и вам докладывала? – Пришлось мне даже в лавку у телефонной компании номер заказать. И аппарат привезли, всё честь по чести. Да скажу честно, торговля немалые деньги приносила, грех жаловаться. Главное, я себе хороший ледник в погребе соорудил, даже летом мясо сохраняется, лёд не тает, – похвалился Лука Лукич. – Да как же решились то на такое? Грех ведь. – Так и вы на войне людей убивали, Сергей Петрович. Так не люди они, злодеи да негодяи. И ведь из-за него, из-за Терентия, и сестра моя повесилась. – Госпожа Шацкая могла за вас пострадать… Да и пострадала, ранена была. Кто же ей пулю вынул? – Я и управился, я же до разорения семейства на врача в Киевском университете учился. Хотел хирургом стать… Да не судьба, выгнали из Киевского университета, не пожалели. Как же, сын банкрота. – А чего же? – Раскрою вам секрет, дорогой Сергей Петрович…С замаранной этими негодяями репутацией я не смог ни в армию поступить, ни на какую службу устроиться, – зло ощерился Лука Лукич, – раз мой отец за этого… поручился да акцепт на векселе подписал…И моя жизнь, отца да и сестры на свалку полетела. Так что, всё честь по чести и вышло. – И господина Вирашевского повесили? – Сдох гад, как Иуда в петле. Так он, затейник, прознал, заметил, что мы за ним следим. Щёголева опознал, понял, что я за ним иду. Записочку послал, дескать приходи, повинюсь в полиции, деньги верну, всё честь по чести. Узнал, что я да Шацкая, Могилу в могилу загнали, – и зло засмеялся на свою же шутку, – испугался. Но решил мне представление устроить, циркач чёртов… *** Пальцы ухватили тонкий конверт в почтовом ящике, и словно сами по себе, вне воли хозяина, подняли послание на свет божий. Торговец оглянулся на вывеску, метелкой сбросил с неё снег, и в нетерпении вынул листок бумаги. Лука! Я знаю, что ты в Москве. Прошу приходи ко мне, в лавку, Таганская улица, дом 5. Прости за всё, готов идти в полицию, повинится и всё рассказать. Григорий Ильич Вирашевский Торговец мясом поспешно зашёл в лавку, убрал товар, не поленился спуститься в погреб. В ящике хватил Браунинг, затем будто опомнился, надел пальто и шапку, но не забыл про пистолет. Опомнился уже в трамвая, когда кондуктор подошёл к пассажиру. – Мне за две остановки, до Таганки, – и заплатил четыре копейки, получив картонку. Лука опять погладил потеплевшую сталь пистолета, предвкушая разговор с давним врагом. Мимо проходили люди, но мужчина словно их не замечал, будто бы все остальные, те, кто вокруг него, стали прозрачнее чистого льда. Он слышал разговоры словно был в глубоком сне: – Мама, я ты купишь мороженое мне на день рождения? – Конечно, мой милый. Мужчина встал на одеревеневших ногах, и неловко поплёлся к выходу. Он спустился на мостовую, и быстро пошёл к лавке Вирашевского- Копытова, на Таганской улице, дом 5. Вот и вывеска – «Свежайшая говядина только у господина Копытова». – Ну вот мы и здесь, – зашептал Лука, ухватив рукоять «браунига» покрепче. Посетитель зашёл в лавку, осмотрел приллавок и постучал по столешнице.Было тихо, как на кладбище. – Григорий Ильич, вы где? Да неужели умерли!– крикнул он. Не дождавшись ответа, Лука перелез стойку, стараясь не задеть полами пальто досадное препятствие. В следующей комнате его ожидал интересный сюрприз – висевший на крюке в виде мешка повесившийся господин Вирашевский. Мужчина испытал ни с чем несравнимую смесь радости и ярости. Враг сдох, но ни при его участии. Он обошёл вокруг тела, увидел упавший табурет… Но как то было неправильно всё… Всё же, он учился на врача, и не долго думая, Лука попробовал проверить пульс у повесившегося. Сердце «мертвеца» упрямо билось… Слышал Брянский про подобные кунштюки, но раньше не встречал подобного. Ради смеа и веки приподнял двумя пальцами, висевший же попытался его укусить, но заработал удар кулаком в солнечное сплетение и затих. – Ну, ты же братец, умер! – прошептал он. Вирашевский открыл глаза, начал раскачиваться на манер акробата в Шапито. пытаясь освободится. Лука рассмотрел хитрое устройство, крючок на узле петли, и встав сзади, заботливо вытащил эту помеху. Вирашевский стал задыхаться, и обвис в петле. Лука Лукич посмотрел на умирающего, достал хронометр и присел. Пять минут прошли быстро, и проверив пульс, гость радостно улыбнулся. – Всё как и обещал, Григорий Ильич…Сам всё ты и сделал. Брянский был просто вне себя от радости, и не заметил, что оставил рядом с трупом перочинный нож. Его просто трясло, он раскраснелся, судорожно опять запахивая пальто. Рядом стоял и извозчик. – Поехали, барин, а то простудитесь-то на морозе. Сопрели… – А? – не понял Лука, поднимая голову – Да жарко было вам. Довезу до дома, а то лихоманка не дай бог. – повторил извозчик. – Спасибо, поехали. Воловья улица. *** – Так значит всё и закончилось? Чего же не бежали сразу? – Да не мог я Аглаю Дмитриевну покинуть. А ей съезжать с гостиницы было нельзя, на подозрении бы оказалась сразу, – объяснил Лука. – Ладно. уведите его, – приказал Стабров надзирателю. – Печальное дельце,– огорчился Кошко, – как присяжные на это взглянут, даже и не знаю. Но вас за труды благодарю, от всего сердца. А вы отдохните пока, Сергей Петрович. *** – Так всё и закончилось? – теряя терпение. добавил Гомельский, – история потрясающая. Читатели будут в восторге. – Здесь нужен будет хороший адвокат, Абрам Израилевич. – Сделаю наилучшего. Правда, вероятнее всего, дело закончится лечебницей… – Так хоть не бессрочной каторгой. Но, мы кажется оставили наших дам в небрежении, и боюсь они этого не простят. – И Сергей Петрович, – уже таинственным голосом спросил журналист, – а чего такого наговорила Анна Аркадьевна моей жене? – Неужто что-то плохое? – встревожился Стабров. – Я бы сказал так…Всё стало просто необыкновенно хорошо. – Даже не могу представить, о чём вы говорите? Абрам Израилевич недоверчиво посмотрел на собеседника, и только покачал головой, и пошёл вслед Стаброву. Эсфирь счастливо улыбалась, и приветливо махнула рукой мужу. Сергей Петрович, будучи сегодня, в день праздника, в своём офицерском мундире и при кортике. Он галантно поклонился Юйлань, и повёл её на паркет, где звучала волшебная музыка вальса Штрауса. – Тебе очень идёт, – заметила красавица, разглядывая мундир офицера. – Ты у меня очень красивая, – тихо шепнул он в ответ.