– До озера далеко, – покачала головой Инга. – И оно еще во льду. Разве что на другую сторону, в Карелию, по льду перейти. М-да, про лед я как-то не подумал… – Вопрос отпадает. Может, ваших мужиков можно как-то поднять? – На что поднять? И верно, на что? Всгоношить, чтоб захватили пассажиров «луазиков» и продержали в подвалах, пока мы не уедем? О, черт! Никогда б не подумал, что окажусь на месте героя зарубежного фильма, которого все преследуют, а ему негде спрятаться. Последнее кино, которое я смотрел в своем военном городке перед переездом в Ленинград, было как раз таким. Закончилось оно плохо, героя, которого играл какой-то французский актер, застрелили. – Ладно, с мужиками тоже отпадает. Значит, остается ждать темноты. Так? – Я все-таки не понимаю почему… – Ты спряталась из-за убийства Никиты Добрынина, правильно? Так вот здесь сейчас те, кто его убил. Их не меньше пяти человек, так что, боюсь, я с ними не справлюсь. Понятно? – Пять человек? – Да, а что? Инга как-то странно посмотрела на Кушнера. Перехватив ее взгляд, я повернулся к нему. Он был бледен, как мел. Такой цвет лица бывает не перед тем, как падают в обморок, а когда долго не могут из него выйти. – По-моему, ребята, вы знаете намного больше, чем я. И ты, Миша, далеко не все мне рассказал… Я замолчал, прислушиваясь. Не ошибся: характерный звук «луазовского» мотора приближался. Это была первая машина, которая ездила к почте. Какие инструкции они получили, каких гадостей от них ждать? Инга присела над своей сумкой, достала из одного наружного кармана коробок спичек, а из другого – сложенную вчетверо газету. Развернула ее, скрутила в жгут и зажгла. – Ты чего? Они же увидят! – Тут есть потайной ход. В детстве мы по нему лазали… Я пошел вслед за Ингой вдоль стены. Газета чадила, но позволяла кое-что рассмотреть. Без нее я бы никогда не заметил, что в стене не просто подковообразное углубление, а уходящий круто вниз проход. Спускаться по нему не хотелось. Я вспомнил гнилую лестницу. Если и под землей все так же запущено, мы там и останемся. Инга растоптала остатки сгоревшей газеты. Искры разлетелись по полу и долго не гасли. Привыкшие к огню глаза медленно адаптировались к полумраку. Запах гари забивал ноздри. Я шагнул вперед и на ощупь отыскал Ингу. Обнял за талию, крепко прижал. В фильмах меня всегда раздражало, когда в ответственный момент герой вместо того, чтобы драться, начинал целовать героиню. А теперь я сам так поступил. И только звук остановившейся совсем рядом машины заставил меня оторваться. Через дырку в стене я увидел, что «луазик» стоит в двадцати метрах от церкви. Водитель приоткрыл дверцу и свесил из машины ногу в ботинке сорок шестого размера. Пассажир злобно сверкал очками, неотрывно глядя в нашу сторону. Чего они встали и не выходят? Догадались, что мы прячемся здесь? Может, у них есть какие-то рации для связи между машинами и они ждут подкрепления, чтобы обыскать церковь? – Надо уходить, срочно, – прошептал я Инге и Кушнеру, дышавшим мне в затылок. – Мы точно не застрянем в этой кишке? – Там в начале узко, а потом можно идти в полный рост. – И куда мы выйдем? – В лес. – Пошли. – А как же тетя Анна? Она завтра приедет, а я… Я мысленно выругался. Вслух сказал: – Ей ничего не угрожает. Им нужны мы, а не тетя. Завтра ты уже будешь дома. Тетя Анна позвонит тете Ингрид, и тетя Ингрид скажет, что все нормально… Что ты уехала в Юрмалу. – Мне нужно переодеться. Отвернитесь и не подглядывайте. Мы отвернулись. Инга зашуршала одеждой за нашими спинами. Не знаю, как Кушнер, а я исхитрился и подглядел. Мне понравилось… Потайной ход действительно оказался узким только сначала. Постепенно он расширился настолько, что можно было подпрыгивать и махать руками. Вот только светлее от этого не стало, и мы шли черепашьим шагом, ощупывая выложенные какой-то плиткой сырые скользкие стены и шаркая ногами по твердому полу. Иногда я зажигал спички, но проку от этого было не много, они освещали только наши напряженные лица, а когда гасли, окружающая нас темнота казалась еще страшнее и гуще. Мы все шли и шли. Если верить часам, мы шли уже пятьдесят пять минут. Сколько это получается в километрах? Средняя скорость движения пешехода – пять км в час. У нас скорость меньше, плюс остановки. Все равно мы прошагали достаточно, чтобы пересечь под землей поле и оказаться в лесу. Не могли же мы заблудиться! А если по пути были развилки, которых я не заметил? Стояло мне об этом подумать, как проход начал сужаться и подниматься к поверхности. Инга сильнее сжала мою руку. Я поправил на плече ее сумку. Подъем становился все круче, потолок давил на затылок. Я остановился и зажег спичку. Вовремя: впереди, на расстоянии вытянутой руки, была деревянная дверь. – Просто толкай, – сказала Инга, и я просто толкнул. Скрипнув петлями, дверь отворилась. Мы оказались в каком-то небольшом бункере с полукруглыми бетонными стенами. – Говорят, его построили во время войны, – прошептала Инга, держась за мой локоть. – Партизаны, наверное. Чтобы в церковь из леса ходить. – Я не знаю… – Инга прижалась сильнее. Я оглянулся на Кушнера, замыкавшего нашу маленькую колонну. Вид у него был такой, словно он продолжал находиться в обморочном состоянии. Хорошо, хоть не потерял пакет с моими вещами. – Ждите здесь, – велел я и попытался выйти из бункера. Не получилось, дверь оказалась запертой снаружи. – Какой там замок? – спросил я и тут же подумал, что это не имеет значения. Я не слесарь и не домушник, ни с каким замком без ключа мне не справиться. Даже если мне дадут чемодан с инструментами. – Раньше не было никакого… Я примерился и врезал по двери ногой. Еще и еще. Доски хрустнули, снаружи отвалилась какая-то железяка. Я усилил напор и, наконец, проведя удар с разворота, заставил дверь распахнуться. В глаза ударил солнечный свет. Шумели сосны, голубело небо. – Ну, здравствуй, Финляндия! – перешагнул высокий бетонный порог. Инга погорячилась, пообещав, что мы выйдем в лесу. Мы вышли на границе леса и поля. На самой границе, и деревья начинались вровень с бункером. Они не могли защитить меня от взглядов людей, стоявших у двух машин посреди поля. Один из них увидел меня и показал рукой. Сразу же обернулись четверо остальных. Я ошибся, они не собирались обыскивать церковь. Они съехались, чтобы поговорить, и я появился перед ними, как клоун на освещенном прожекторами манеже. Глава седьмая. Романтический вечер 1 Стоило так стараться, чтобы настолько бездарно попасться. Нас разделяло метров четыреста. Они смотрели на меня, я на них. Мы замерли, как ковбои перед салуном. Нужно точно угадать момент, чтобы выхватить «кольт» из набедренной кобуры. Поторопишься или промедлишь – и противник выстрелит первым. – Ну что там? – из бункера выбралась Инга. Выбралась и замерла, глядя на черные фигурки посреди поля. Началось! Трое бросились к нам. Один метнулся к машине. Очкарик остался стоять, широко расставив тонкие ноги. Споткнувшись о высокий порог, вслед за Ингой появился и Кушнер. В одной руке он держал мой пакет, в другой – спортивную сумку с вещами Инги. Я понял, что единственное спасение – бежать в лес. Если преследователи – городские, не видавшие ничего серьезнее поляны для шашлыков и пляжа на Финском заливе, у нас есть шансы оставить их с носом. Все-таки я вырос в окружении дикой природы, так что в лесу направление не потеряю и ногу, прыгая через кочки, не подверну. – За мной! Я схватил Ингу за руку, а у Кушнера вырвал тяжелую сумку, и мы побежали. Через сотню шагов я оглянулся. По тому, как неуверенно наши преследователи передвигались по полю, я понял, что не ошибся в предположениях. Они выросли на асфальте и даже за грибами, наверное, ходили только в универсам. Когда мы доберемся до чащи, можно будет сказать, что половина победы в нашем кармане. Там они нас ни за что не найдут. Им останется только сесть по машинам и полировать шоссе в надежде перехватить нас, когда мы выйдем из леса. А мы выйдем там, где они нас не увидят… В крайнем случае я до Ленинграда и пешком смогу дойти, а Ингу донесу на руках, если потребуется… Мне показалось, что сначала Кушнер вскрикнул и упал, а только потом я услышал звук выстрела. Все, блин, приехали… Мишка стонал и перекатывался по земле, держась за ногу. Штанина на бедре быстро чернела. Я присел и дернул на себя Ингу. Вовремя: прогремел второй выстрел, и нас осыпало сосновыми ветками и иголками. Инга закатила глаза и беззвучно обмякла. Я подхватил ее, бросил дикий взгляд в сторону поля, а затем принялся шарить руками по спине Инги, не соображая, что рану, если таковая имеется, лучше рассмотреть, а не щупать. Слава богу, Ингу не зацепило. Это был просто обморок, но довольно глубокий. Я безуспешно попытался ее растормошить, потом схватил с земли сухую иголку и принялся колоть ею в подушечки пальцев, как учил когда-то Мастер. Метод подействовал, Инга открыла глаза и задышала ровнее и глубже. – Все нормально, – прошептал я, гладя ее по голове.